Обреченные на Жизнь

«Как это было у меня? Как это бывает - у других..? Всё приходит не вдруг, а постепенно накапливается; долгими месяцами и годами впитывается в серое вещество… И вот – ты уже человек разумный… Homo Sapiens. Ты знаешь, ты многое можешь, ты действуешь в согласии с собственным разумением. И у всех – также. Разница лишь в нюансах, в соотношении психики явной, основанной на конкретных образах и воспоминаниях, и скрываемой под трудно проницаемым покрывалом Подсознания…

Так, или примерно так, рассуждал Филин. Филин – это не птица и не имя… Это – кличка, «прилипшая» к Юрию Олеговичу Боброву в далёком детстве за круглые, почти без бровей, навыкате, редко мигающие глаза; а главное - за его склонность к ночному образу жизни. Нет, днём он был, как и все: гулял, учился; гонял голубей; любил сладкое и ненавидел варёный лук и пенку от молока… Но ночью… О! Это было его главной страстью… он читал… иногда, - до утра… И от этих постоянных ночных бдений, его лицо, вечно бледное, как будто совсем бескровное, напоминало гримасу циркового клоуна, с той лишь разницей, что богатая мимика последнего, у Филина, напротив - была никакая. Просто маска… и редко, но плотно смыкающиеся веки, норовящие, вот-вот, закрыться совсем; как будто, смотреть на происходящее днём, для Филина было тяжким трудом, серьёзным испытанием его полуночной натуры.

И сегодня, уже за шестьдесят став профессором физиологии, он был - всё тем же Филином. И он не мог не быть им, как не мог не быть - самим собой… Конечно, неутомимые годы учёбы, работы и «самобичевания» принесли новые качества и вкус жизни с изрядной горчиной… Но в чём-то главном и неуловимом, Филин действительно оставался Филином, но теперь, уже Филином-Мудрым… не только высказывающимся, но и размышляющим; не только понимающим, но и углубляющимся в суть вещей и проблем, до которых раньше просто «не доходили мозги».

Примитивное дневное сознание Филина-ребёнка в его памяти сохранилось лишь обрывочными, глубоко эмоциональными, тревожащими, завистливыми, пугающими, и тем не менее сильно завораживающими будничными тонами и полутонами. Белые переплёты ночных окон детской, подсвечиваемые серебристым лунным светом, вызывали у него ничем не спровоцированный ужас даже при беглом взгляде из под одеяла в их сторону. Казалось, что там, в темноте оконных проёмов прислушиваются и приглядываются к тебе волшебные злые силы демонической природы, стремящиеся ворваться внутрь комнаты и жестоко расправиться со слабым, покинутым родителями бедным существом. Безмерный страх и жалость к себе порой настолько сковывали маленькое детское тельце и особенно мозг, что сон приходил кошмаром, слезами, продолжающимися и после засыпания, свидетельницей чего, часто даже утром, была вся мокрая от слёз подушка. Столь же эмоциональными были и первые сознательные столкновения интересов личности с её окружением. Хочу..! И не только пользоваться, но и владеть… Отнять у другого - в свою пользу… Невозможность заполучить чёрный игрушечный пистолет, или самокат на подшипниковом ходу начинала беспокоить ночными сновидениями, в которых неосуществимое днём - полностью реализовалось и давало абсолютное удовлетворение. Последнее, вдребезги разбивалось утром. Хотелось опять туда – в сон… но обратной дороги - не было… Были новые дни, новые впечатления, желания… И новые сны… И так, - всегда…

Но в детстве обо всём этом не думаешь, а просто живёшь, радуешься, страдаешь… но - не понимаешь… только, - чувствуешь… Это хорошо, а это - плохо. Сначала – для тебя, потом - для других… Настоящее человеческое появляется позже… И чувство дружбы, и чувство сострадания… а затем… - и любви… Последней появляется, или не появляется вовсе - совесть… Всё приходит, накатывается, смывает прошлое и размывает настоящее… заставляет - всё чаще заглядывать в будущее. А что там – в неведомом будущем? Но если не было прошлого до рождения, то значит и будущее не бесконечно..? А конец, когда он приходит, оказывается таким скорым… И сколько бы к нему не идти, он всегда рядом… также как всегда с тобой - и твоё начало.

И получается, что время – это всего лишь вместилище памяти. Чем больше память, тем большим должно быть её вместилище, то есть время. А с прекращением памяти – угаснет и время..? Но большая память должна быть бессмертна, поскольку она не нуждается в хлебе насущном… Человеческое подсознание не питается ни ливнями, ни солнечной энергией, ни «энтузиазмом масс»… В общем, память – это так просто… Индивидуальный след жизни, много индивидуальных следов жизни. Это - постоянно удерживаемое на поверхности сознания содержание сегодняшней и вчерашней жизни; и это же, неявное, то есть скрытое от дневного сознания подсознательное, - своего рода интеллектуальная заначка непостижимых размеров и содержания.

Да, мы живём памятью… живём сегодня, но памятью прошлого, а вероятно, что и памятью будущего… Но разве можно помнить будущее? Если да, то тогда оно (то есть будущее) уже было в прошлом. Мы вспоминаем летом грядущую осень, как уже бывшую, и не один раз… Мы помним и хорошо знаем наше будущее, не в деталях конечно, в главном… потому, что оно (будущее) уже было… И никакие защитные «природные шоры» не могут уберечь человека от памяти о его будущем. Ведь если всё появляется вновь и вновь, значит оно возвращается; возвращается из будущего в прошлое… и снова переживается - в мгновениях настоящего… Безусловно, память-время имеет лишь одно направление, но вбирает оно в себя и всё прошлое, и всё будущее. При этом, только миг настоящего – плотски материален. А огромные, бесконечные прошлое и будущее – духовны и содержательны информационно. Но именно из последних сотворён, соткан бесконечный Космос. А творят его бесчисленные, постоянно появляющиеся и исчезающие настоящие мгновения материальных структур и миров.

Таким образом, воплощённые и развоплощённые сущности жизни - едины в своём бесконечном коловращении, создающем память-время, без которых нет ничего сознательного, вечно творимого и возобновляемого.

- Ты хотел меня видеть и говорить со мной, брат… - И голос, и изображение на экране монитора появились одновременно, на какую-то долю секунды парализовав сознание Филина. - Ты в порядке? Чем-то озабочен..?

- Прости, просто задумался, - ответил Филин, полностью развернувшись в кресле в сторону компьютера, на мониторе которого белой змейкой засуетились, замелькали какие-то противоречивые, сбивчивые и даже тревожные мысли брата.

- А вот ты, Стрелец, я вижу и в самом деле чем-то взволнован? - проговорил Филин, теперь уже пристально вглядываясь в лицо последнего.

- Да, я действительно хотел говорить с тобой, но думаю, что сегодня твой повод будет поважнее. Я весь внимание… говори первым ты…

Минутная тишина повисла в воздухе… Она показалась Стрельцу столь весомой и значимой, что вновь нарушить её словами стало очень трудно. Он сжался в комок, сконцентрировавшись в самой середине своего «Я». Нечто подобное происходило с ним всякий раз, когда приходилось отвечать всерьёз, «брать игру на себя», рисковать чем-то важным… Это состояние взвешенности себя в себе самом, цельности так сказать своего ядра, впервые появилось у Стрельца в те далёкие юношеские годы, когда он очень любил спорт, и много им занимался. Но только футбол был для него чем-то основополагающим и конечным, волнующим и фатальным. Центр-форвард, или левый край нападения, неважно… он всегда был этим сгустком энергии, воли к победе и мастером гола. Для окончательного утверждения футбольного гения не хватило только одного – здоровья, физической выносливости, способности выдерживать длительные и изматывающие тренировки с ненастоящими комбинациями и голами. Тренеры знали об этом; как могли, физически щадили Стрельца, а он в настоящей игре на поле, особенно в решающих матчах, никогда их не подводил. Было что-то беспощадно-неумолимое для соперника во вспышках его феноменального мастерства в самые критические и ответственные моменты матчей. Как правило, без гола он не уходил… пусть даже, без гола престижа, при общем проигрыше команды…

И именно тогда Александр (сегодня уже Александр Олегович), с лёгкой руки его почитателей-болельщиков, сначала получил прозвище «Стрельцова», по фамилии знаменитого в те времена на весь Советский Союз форварда московского «Торпедо», а затем, - и «Стрельца». Последним пользовались лишь очень близкие и давние друзья Александра.

Это секундное воспоминание зажглось и погасло, подобно едва уловимому фрагменту телевизионного клипа, и сознание Стрельца вновь остановилось на том мучительном и ставшем уже постоянным состоянии подавленности вновь открывшимися недавно для него обстоятельствами, пусть даже и очень далёкого, но безусловно его прошлого…

- Я, действительно, очень встревожен, брат… - начал он медленно, как бы подбирая и взвешивая каждое слово. - Моя компьютерная программа снов в последние месяца три буквально «взбесилась»… Шифровальщик постоянно выдаёт одно и то же. Я – серийный убийца, умело скрывающийся от правосудия. Бесчисленные жертвы виноватых и безвинных, погони, запутывание следов, уничтожение косвенных улик и прямых доказательств, преступления на грани раскрытия… и этому - нет конца… Я просил Жоржа проверить систему, но он не обнаружил никаких изъянов ни в блоке памяти-подсознания, ни в аналитическом модуле «сонника». Что ты об этом думаешь..? Не болен ли я..?

Филин спокойно выслушал брата. Ничто не выдало его внутреннего состояния.

- Я думаю… нет я уверен, что лечить тут нечего. Сегодня ты, Александр Олегович - уважаемый человек, учёный, педагог, литератор. К тому же - совсем не молод. Как может твоё «суперпрошлое» повлиять на настоящее или будущее? Выбрось из головы. А компьютер – он всего лишь электронный киборг, хранитель наших вечных историй болезней… Мало ли что он ещё выдаст в будущем? Я знаю, многие воюют со своим подсознанием. Но для этого надо «вызвать его на дуэль»… необходимо вновь окунуться в суперпрошлое, пережить, переосмыслить и постараться изменить программу. Удаётся такое - далеко не всем; беды неудачников при этом возрастают в геометрической прогрессии, и их суперпрошлое гораздо быстрее настигает будущее, часто уже при этой жизни. Так стоит ли экспериментировать с настоящей жизнью во имя не совсем ясного будущего? Тем более, что сегодняшние техники трансцендирования в гипнозе, медитации или в фармакологическом обусловливании не столь уж и совершенны и вовсе не гарантируют стартового возвращения психики пациента при неуспехе психотерапии. Загнать «монстра» обратно в суперпрошлое – чаще не удаётся. С точки зрения психофизики, современные сонники - всё ещё дилетанты, лишь констатирующие динамику психических волновых процессов личности в Вакууме. Сегодня они ещё не в состоянии детально расшифровать и верно интерпретировать психофизические временные коды, а следовательно, и достоверно прогнозировать эффективность коррекции. Ты ведь у нас, философ… вот и оставайся им и в этой ситуации тоже. К тому же, твоя Тоника стоит многих психоаналитиков, и тем более, лечебных пособий… Когда я искал с тобой связи, я как раз философствовал на тему памяти-времени, но однозначно ни к чему не пришёл. Конечно, обсуждать это с тобой в Эфире видимо не стоит; и к тому же, это влетит нам в копеечку. Может, встретимся на нейтральной территории, скажем в наших «Ёлках-Палках»? Всё и обсудим..? Что молчишь?

- Я не молчу, брат; я прикидываю возможное время и день… В среду, в 13.00, - идёт..?

- Договорились… и пока заморозим наши страхи и сомнения?

- Согласен… и будь здоров.

- Будь здоров и ты, брат.

Глава 2. Теракт в «Ёлках-Палках»

Стрельцу снился огромный город с бьющей отовсюду в глаза мерцающей неоновой рекламой и с массами людей на улицах. И он в этой многотысячной толпе горожан вдыхает крепкий «коктейль» из компонентов вечернего смога и свежего морского воздуха, активно поступающего из городской гавани за западным молом.

Быстро темнело и холодало… Внезапно разразился ливень, принесённый мощным ураганом, который «набросился» на город, и которого здесь, по-видимому, никто не ожидал… Затем, последовало несколько сильных толчков землетрясения. Удар стихии был просто ошеломляющим своей силой, а главное, внезапностью…

Паника, возникшая вместе с треском и грохотом на довольно тесных и многолюдных улицах города, превратилась в настоящий кошмар после того, как начали гаснуть и лопаться уличные фонари, искрить и обрываться провода, разрываться огромные рекламные неоновые изображения на разрушающихся строениях.

Всё перемешалось в уже почти кромешной темноте… Ошалевший ветер, как шелудивый пёс, сорвавшийся с цепи, хватал всё и всех подряд, трепал с исступлением и злобой последнего варвара и бросал без всякого разбора куда попало, калеча вещи и тела друг о друга, как будто снова и снова пытаясь доказать бренность всего сущего, и несущественность различия между живой плотью и другими, бездушными материалами, в хаосе кружащимися между гибнущими жизнями.

Продолжающийся сильный дождь обильно поливал всё это извивающееся в воздухе «безобразие», создавая липкую грязь и одновременно отмывая от неё живые раны ещё копошащихся тел людей и животных.

- Цунами… Цунами..! - Раздался пронзительный, сбивающийся на визг женский голос, и вслед за тем огромная грохочущая чёрная волна размером с двадцатиэтажный дом рухнула откуда-то сверху, раздавив и унеся с собой всё, что до этого находилось на поверхности содрогаемой земли и летало над ней в беснующемся воздухе. Следующая волна, уже с меньшим грохотом, соскребла остатки предметов и тел с поверхности земли, обозначив большую промоину, в которую тут же хлынул подоспевший мутный поток уже ослабевшей стихии. И среди этого множества предметов и тел Стрелец ясно увидел и своё обезображенное стихией мёртвое тело, беспомощно влекомое в тёмную пучину волн…

Он просыпался… Сердце его колотилось, всё тело дрожало от холода и пережитого страха. Спать дальше Стрелец не мог. Осторожно, чтобы не разбудить Тонику, он выбрался из кровати, и пошатываясь, почти в полной темноте привычно ощупывая родные стены и предметы мебели, добрался до туалета. Превозмогая необычайно сильный спазм мочеточника – кое-как помочился, охладил воспалённые кисти рук и лицо водой из металлического рукомойника, и наконец проснулся окончательно.

- Тьфу, наваждение какое-то..! - Стрелец несколько раз вдохнул полной грудью, зажёг свет на кухне, взглянул на настенные часы. Половина пятого утра. Через час надо было вставать. Так что, какой теперь сон? Лучше не спеша собраться в дорогу, немного прогуляться по улице…

Это был хмурый мартовский понедельник, и Стрелец со своей женой Тоникой, находившиеся на своей даче примерно в восьмидесяти километрах от Москвы, должны были рано утром возвратиться в город.

Для того, чтобы не попасть в дорожную пробку, успеть до работы заехать в московскую квартиру, переодеться, побриться, перекусить и появиться в девять часов на службе, надо было уехать с дачи не позднее шести. В планах сегодняшнего дня Стрельца была ещё вечерняя встреча с братом Филином в кафе «Ёлки-Палки».

В общем, для супругов это был привычный, обязательный утренний ритуал в тех случаях, когда они не возвращались в Москву в воскресенье вечером, и ночевали на даче. Вставали Стрелец с Тоникой обычно в 5.30; быстро умывались холодной водой; по-дорожному одевались; выпивали по стакану чая, или просто горячей воды из залитого на ночь термоса; иногда съедали по печенью, булочке, глазированному сырку; выгоняли из гаража машину; быстро закрывали дом, ворота… и вперёд..! В Москву… в Москву..! Так было и на этот раз.

Предстоял насыщенный и непредсказуемый своими «изгибами» первый рабочий день недели. Нестабильность во всём, в том числе и в буднях медицинских учреждений Москвы, в последние

годы всегда предполагала что-то худшее, по сравнению с тем что было ранее… И действительно, каждая новая неделя очень часто начиналась с каких-то негативных событий…

Длящаяся уже годами реорганизация, заключающаяся в основном в переподчинении медицинских структур новым хозяевам, постоянные попытки закрытия тех или иных диагностических и лечебных отделений или целых учреждений (то ли на ремонт, то ли навсегда…), не