Хейдер. Перечеркнутый герб Ланграссена

Оглавление

ПрологГлава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 7

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Приложения

Глоссарий

Когда благородный господин признает незаконнорожденного сына достойным своей фамилии, он в присутствии семьи и верных вассалов объявляет об этом и вручает бастарду свой герб, перечеркнутый крест на крест. С этого момента юношу будут называть джевлер, он станет отвечать перед богами Слаттера за отца и семью, но будет ограничен в праве владеть и наследовать земли, города и подданных.

Если бастард вздумает притязать на герб незаконно, он подлежит казни, согласно законам Фарэстаттен, Вольного государства.

Свод законов Фарэстаттен, 721 год от сотворения мира

Пролог

Холодные тяжелые капли зло барабанили по бритой голове. «Бас-тард, бас-тард, бас-тард», — стучали они, и душу заполняла чернильная горечь.

Еще вчера утром на месте пепелища вздымались к серым небесам крепкие бревенчатые стены. Еще вчера крепость Вуоф вгрызалась неприступной твердыней в размокшую от дождей землю. И как мало времени понадобилось богам Слаттера, чтобы смутить дух наемников и заронить в их души семена предательства. Всего лишь одна ночь легла черной холодной гранью между принадлежащими ему по праву землями и железными кандалами. А он еще удивлялся, почему лорд Дейста не решился штурмовать крепость вчера днем, до начала дождя. Зачем терять зря людей, если неприступные стены легко падут при звоне золотых монет? Мешка золота вполне хватит, чтобы мудрый отец отобрал опасную игрушку у незаконнорожденного сына. Сына, дерзнувшего идти наперекор судьбе и законам Фарэстаттен, Вольного государства. Захватив Вуоф, злопамятный лорд Дейста приказал в назидание другим возможным смутьянам спалить стены, посмевшие дать кров и защиту мятежнику. И теперь холодный дождь усердно поливал дымящиеся развалины, чадившие под бесконечными водяными струями.

За спиною раздались чавкающие шаги, и сильный удар в спину бросил Хейдера в глубокую лужу. Со стоном повернувшись набок, мужчина с трудом раскрыл глаза и увидел двух воинов, которые с ненавистью наблюдали за пленником. Надо же, с лордом пожаловал наследник, любимец Болард. Последнего, кто посмел неосторожно произнести его прозвище «Кровавый», подвесили за ребра прямо во дворе цитадели. А тридцатилетний угрюмый мерзавец искренне веселился, вырывая щипцами из тела несчастного куски мяса... Наверное, Болард очень жалеет, что наемники сдались без боя и что нет желающих отдать жизнь за неудачливого бастарда. Другой причины нет, ради чего будущий хозяин Ланграссена стал бы так кривить рожу.

Зашелестел тонкий меч, и острое лезвие уперлось в лоб Хейдеру.

— Отец, ты действительно хочешь оставить это отребье в живых? Подумай хорошенько, скольких проблем мы избежим, если убьем его сейчас.

Лорд Дейст, похожий на коротколапого тролля, неодобрительно покосился на сына и сложил руки на груди: верный признак отвратительного настроения. Прошедшая зима изгрызла стылой лихоманкой посеченное в боях тело, и характер старика стал просто несносным. Понаблюдав, как кончик меча чертит кровавые руны на лбу бастарда, лорд все же соизволил ответить:

— У нас долг перед Троллудскими червями. Мы должны рассчитаться с бородатыми коротышками. И если вместо крепежного леса и скота я могу расплатиться недоноском — так тому и быть!

— Таким образом, мы признаем его право носить нашу фамилию! — сверкнул глазами Болард.

— Ничего подобного. Я продам этого раба, как паршивую скотину. И мы еще посмеемся позже над гномами, которые получат вместо полновесного золотого драный медяк.

Глубоко вдохнув пахнущий гарью воздух, старик усмехнулся:

— Хороший день. Две сотни головорезов пополнят наши заставы у Фрист-ог-Кальдских пределов. Дождь смоет остатки проклятой богами крепости. И я еще заработаю на предстоящей сделке... Боги Слаттера любят наш род...

Хейдер, лежащий в холодной воде, с ненавистью посмотрел на отца, наклонившегося к нему. Лорд спросил:

— Я не пойму только одного, ублюдок. Почему ты решил, что сможешь свергнуть меня? Неужели ты не понимал, что я узнаю о наемниках еще до того, как монеты лягут в их кошель?

— Я не хотел свергать своего господина, — сипло ответил пленник, с трудом шевеля разбитыми губами и приподнимая голову над водой. — Я всего лишь хотел взять то, что принадлежит мне по праву.

— По праву? Да ты точно безумен! — засмеялся Дейст. — Это мои земли, и я здесь — закон и порядок! Я, я буду решать, кто из моих сыновей получит в управление Ланграссен! О каком праве ты, жалкий недоносок, смеешь говорить?!

— О праве наследия, отец. Ты обещал признать за мною старую крепость у перевала Лэгпасс. И не моя вина, что из-за королевского декрета я не получил обещанного! Крепость Лэгпасса — моя. И я имею полное право носить перечеркнутый герб Ланграссена.

— Ты идиот. Разменять четверть века и верить, что я отдам часть моих земель незаконнорожденному? И кому? Кто даже не смог найти верных людей, способных драться за него! Они предали самозванца перед первым же сражением!

— Значит, я найду тех, кто не предаст. Крепость Лэгпасса будет моей.

Стоявший рядом Болард усмехнулся, шагнул в лужу и с издевкой бросил в лицо наглецу:

— Твоя мать была честной женщиной. Она умерла в поле, как и подобает крестьянке, и не пыталась требовать от своего лорда богатства и славы. Но ты продался темным Гударам, и они смутили твой разум. Думаю, тебе понравится, бастард. Ты лично сможешь увидеться с теми, кто напел ублюдку лживые слова о притязаниях на герб и земли. В каменоломнях и шахтах Пайслинга охрана быстро объяснит, кто ты и что тебя ждет. Гудары сожрали продажную душу, а каторжные работы сожрут твое тело. Отец решил сохранить тебе жизнь. Я надеюсь, ты успеешь не раз «поблагодарить» его за это, подыхая в подземельях!

Болард вдавил сапогом лицо мятежника в лужу и засмеялся, видя, как тот пытается вырваться и захлебывается в грязи.

— Оставь его, сын. Нам пора ехать, успеешь развлечься дома. — Лорд Дейст махнул рукою и зашагал к выходу из развалин крепости. Двое солдат в мокрых тяжелых кожаных доспехах достали из воды кашляющего Хейдера, подцепили веревку к его ногам и поволокли следом за хозяином. Любимый сын владыки Ланграссена напоследок пару раз пнул пленника и побежал догонять отца, скользя по густой грязи.

Среди черных руин осталось валяться обожженное полотнище, на котором два наспех вышитых меча перечеркивали лазурный щит с красавцем оленем — герб бастарда, посмевшего уравнять себя с братьями, законными наследниками и любимцами фортуны. Втоптанный в грязь символ поражения, жестокая насмешка Кэрлэкссефа, бога мужской силы и удачи. Что поделаешь, боги любят незаконнорожденных не больше, чем люди.

* * *

Торг рядом с Фьерр-гренс закончился еще вчера, в последний стенгетт[1] второй недели Мачэллы[2]. Холодный воздух с горных кряжей еще не дышал зимней стужей, но ночные заморозки уже застеклили хрупким льдом крохотные лужицы рядом с мощеной дорогой. В соседних землях в первые дни недели крестьяне уже вовсю трудились в полях или дома, по хозяйству. Но Фрист-ог-Кальдские пределы недаром считаются границей с гномьими кряжами, поэтому излишне вольный дух и неторопливость в каждом действии прочно укоренились в каждом местном жителе. Служители Храмового ордена могут ворчать сколько угодно, но добрый семьянин после торгов лишь на следующее утро выпьет на дорожку пару кружек пива и только потом тронется в путь.

Двое богато одетых всадников не успели добраться до огромной арки с широко распахнутыми воротами, как на мощеные плиты шагнул длиннобородый гном. Загородив лорду Дейсту и его сыну путь, седовласый крепыш сложил натруженные руки на груди и зло посмотрел на улыбающихся мужчин.

— Ты мне должен, хозяин Ланграссена, — громко проворчал гном. Его гулкий голос разнесся по двору, заставленному многочисленными повозками, и метнулся вслед за шарахнувшимися к черепичным красным крышам голубями.

— Неужели? — деланно удивился старик в расшитом золотом камзоле. — Поверь, если бы я задолжал, то помнил бы об этом!

Гном лишь насупил брови, продолжив загораживать проход. Лорд Дейст повернулся к попутчику:

— Болард, может быть я запамятовал, и мы действительно задолжали почтенному клану Форфаденов?

Темноволосый мужчина в темно-зеленом жилете с вышитым гербом задумался на таппу[3], почесывая коротко подстриженную бороду, затем помотал головой:

— Нет, отец, не припомню. За постой еще при въезде на ярмарку собрали, с трактирщиком утром рассчитались. Мне кажется, что уважаемый Бэвер Форфаден нас с кем-то спутал.

Хозяин Фьерр-гренса побарабанил мозолистыми пальцами по плотно набитому кошелю и недобро усмехнулся:

— Спутал? Не думаю... Вы должны мне сто ошкуренных сосен, пять торнов[4] угля с северных болот и два десятка коров. Я не слышу, чтобы в моих стойлах мычали коровы. Или я оглох?

— Я верю, что великий Кэрлэкссеф не позволит уважаемому гному оглохнуть... А что касается коров, древесины и угля... Болард, не напомнишь мне, о чем мы говорили утром с Трэндефултом?

— Конечно, милорд, — сын учтиво поклонился отцу, не пытаясь спрятать улыбку. — Мы как раз побеседовали с любимым сыном господина Бэвера о взаимовыгодной сделке и рассчитались со всеми долгами. И как мне кажется, мы даже переплатили с избытком.

— Мне Трэндефулт ничего не говорил, — категорически отрезал гном.

Лорд Дейст достал из поясного кошеля промасленную веревку с многочисленными узлами, украшенную замысловатой сургучной печатью, и протянул ее собеседнику. Тот недоверчиво пробежался пальцами по узелкам, провел заговоренным перстнем над печатью и молча вернул старику. Освободив проход, Бэвер Форфаден с нескрываемой ненавистью проводил взглядом весело смеющихся гостей, резко развернулся и зашагал в сторону грохочущей кузницы. Не обращая внимания на шарахающихся в сторону крестьян, гном желчно цедил:

— Ублюдки рогатые[5]! «Почтенный гном оглох, не иначе!»... Они бы еще других богов Слаттера приплели! И кому это сказали? Кому?! Мне, потомку Троллудов!

Непривычно высокий для гнома, сын Пайслинга[6] раздраженно толкнул дверь и шагнул в раскаленный воздух кузницы. Найдя глазами сына, глава Форфаденов подозвал его и отвел в сторону:

— Я разговаривал с лордом Дейстом. Он показал мне узелковое письмо, скрепленное твоею рукою. Как он расплатился?

— Лорд оставил одного из своих сыновей. С просьбой научить того уму-разуму и пообещав, что в случае необходимости семья выкупит его.

— Сына? Которого? Хиарлоссу Бессердечного?

— Нет. Хейдера. Младшего из сыновей.

Хозяин гномьего форпоста на границе Фьерранлонда с грустью взглянул на потного молотобойца и вздохнул:

— Да, Трэндефулт, рано я пытаюсь тебя к делам привлечь. Ты привык разговаривать с родственниками и не понимаешь, что люди лживы, как Комбрена[7]. При разговоре с человеком надо проверять каждое слово. А после разговора пересчитать златы[8] в кошельке.

Молодой широкоплечий гном нахмурился и спросил:

— Я где-то ошибся? Лорд погасил долг, оставив нам в залог своего сына. Он рано или поздно выкупит его. И мы можем потребовать за голову младшего намного больше, чем их семья была должна сейчас.

— Хейдер — незаконнорожденный сын. Хозяин Ланграссена учил бастарда наукам и военному делу, чтобы посадить доверенным лицом в Химмелсталде, Божественном городе. Но полгода тому назад король обязал лордов платить налоги с торговых дворов, открытых в других хегтигдемах[9]. И прижимистый старик решил не покупать склады на другом конце Фарэстаттен. Так ублюдок вместо признания и герба получил лишь право сдохнуть где-нибудь лесничим или браконьером.

— Но выкуп?!

— Какой выкуп, сынок, ты как маленький. Хейдер объявил, что обещанная отцом крепость Лэгпасса все равно будет его и два месяца тому назад начал собирать наемников. Засел со своей крошечной армией в Вуофе, где его и взяли... За бастарда мы не получим ничего. А я-то удивлялся, чего они так веселятся! Пять лет назад лорд проспорил нам крепежный лес, уголь и коров. Сегодня он посмеялся над тобою, выменяв порченый товар на полновесное золото.

Багровые отблески раскаленного горна пробежали по лицу хмурого молодого гнома и потерялись в его темных глазах.

— Я догоню их и выбью долг, отец.

Высокий гном устало покачал головой:

— Нет, сделка выполнена, и закон формально не нарушен. Ты принял заложника, что подтвердил родовой печатью. Поздно махать киркой, когда кровля просела. Впредь будь осторожнее.

Отпустив сына, Бэвер Форфаден направился к выходу. Уже взявшись за ручку, он спросил через плечо:

— Куда ты посадил бастарда?

— Он под замком, в рудной кладовой.

— Отправим его к Салки, старику постоянно не хватает рабов. Если ублюдка нельзя продать, так пусть отрабатывает кров и еду... А шутку лорда Дейста я запомнил. Крепко запомнил. И при первой же возможности не забуду посмеяться в ответ...

Глава 1

Кэлла, третья неделя, эндрегты (26 день 12-го месяца)

Дымные факельные следы измазали черными полосами серый потолок штрека. Наклонный низкий коридор тянулся в глубинах горы от одного рудного пласта к другому. На узких поворотах бесконечные вереницы кандальников исцарапали гремящим железом каменные выступы, и масляно блестящие стены штрека покрылись щербатыми оспинами. Истинная насмешка Комбрены, в ее вкусе: человек или гном давно уже сгинули, а жалкая царапина оставлена на века.

Хотя, как успел убедиться Хейдер за месяц работы в шахтах, проштрафившиеся гномы были редкими гостями среди рабов. Соплеменники предпочитали использовать закованных в железо родственников на более сложных работах: в кузнях, граверных мастерских или на огранке драгоценных камней. Умирать с киркой в руках в забой посылали людей. Дешевый расходный материал, полноводной рекой текущий с рынков Фрист-ог-Кальдских пределов. Земли Ланграссена, богатые дичью и рыбою, щедро делились обильными урожаями, позволяя кормиться местным крестьянам и охотникам. Тем временем с менее удачливых и разоренных засухой земель Фэттигамрэдена гнали и гнали колонны клейменых должников, не сумевших расплатиться ни со своим лордом, ни с королем.

— Где этот благородный? — донеслось из черного зева коридора.

Сгрудившаяся у поворота толпа кандальников зашевелилась, и острый локоть больно ткнул Хейдера в бок:

— Милорд, вас зовут. Наверное, на охоту поедете, вепря бить. Не забудьте и за нас похлопотать, может, в загонщики возьмете.

Серые от рудной пыли рабы засмеялись, и сильный удар в спину швырнул бастарда вперед. Больно ударившись грудью о холодный камень, мужчина с трудом вздохнул и насмешливо бросил за спину:

— Обязательно возьму. Как Комбрена в гости позовет хороводы водить, так вас и захвачу. Куда мне без добрых друзей.

Толпа недобро загудела в ответ:

— Доиграешься, безродный ублюдок! Еще раз темных богов без дела помянешь и ночь не переживешь.

— Меня боги любят, они меня простят, — зазвенел цепями Хейдер, протискиваясь вдоль плотной человеческой массы вперед. Кто-то попытался пнуть упрямца напоследок, но из задних рядов засипел один из старожилов:

— Оставьте идиота! Не видите что ли: Кэрлэкссеф лишил его рассудка! Как в забой спустили, так все от старой жизни отказаться не может.

— А чего благородного из себя строит?

— Ненадолго. Столламингеры[10] у Салки свое дело знают, выбьют у него дурь. А за убитого идиота нас без жратвы на пару дней оставят. Пусть лучше сам сдохнет...

Окованная железом трость уперлась в грудь, еле прикрытую драными тряпками.

— Тебя называют «милорд»?

— Да, меня.

Еле различимый в слабом свете масляной лампы гном нахмурился и левой рукой отвесил оплеуху рабу. Пока мужчина ворочался на полу, звеня кандалами, бородатый владыка судеб оперся ладонями на набалдашник трости и пробурчал:

— К любому мастеру ты обязан обращаться по званию: господин гэймли. Старшему мастеру положено говорить: господин столламингер. Забывчивость можно вылечить. Получишь десять плетей и сразу усвоишь хорошие манеры. Понятно?

Хейдер поднялся и, вытирая рукавом разбитый нос, четко ответил:

— Да, господин гэймли.

Невысокий мастер задумчиво постучал тростью о пол и снова спросил:

— Чего не поделил с другими?

— Они расстроены, что я знаю, кто мои мать и отец. Похоже, бедняги лишены подобной радости и рождены в канавах, у городских стен.

— Да? А мне известно другое... Говорят, что ты кичишься своим происхождением и до сих пор рассказываешь сказки, как вернешься наверх, где огнем и мечом отобьешь дарованные тебе земли у западного моря.

Мужчина промолчал, равнодушно рассматривая недовольного гнома.

— И с первых фйорсгеттов ты успел трижды сцепиться с другими работниками. Чудо, что тебе еще не расколотили голову.

— Этих работников явно собирались вздернуть. Но передумали и продали вам. Что мне теперь, крыс для них в отработке ловить?

Господин гэймли лишь коротко хохотнул в ответ:

— Ты от остальных висельников ничем не отличаешься, запомни это раз и навсегда. И твое мнение на этот счет меня не интересует... И разговариваю я с тобою только потому, что вчера ты рудничным водоносам подсказал, как присыпками из лазурита грибок на ногах свести. Откуда тайны горного врачевания знаешь?

Бастард устало усмехнулся:

— Лесничий показал. Мы с ним часто в Фрист-ог-Кальдских пределах на волков охотились. У него знакомых из вашего народа много было. Вот разные руды и показал, да кое-какому врачеванию с их помощью научил.

Гном удовлетворенно кивнул и вновь ткнул тростью в грудь кандальнику:

— Все же, что мне с тобою делать? Такие наглые и молодые работники вечно создают проблемы. Грызутся с другими за лучшее место в забое, отбирают хлеб у соседа... Можно отдать тебя бьеделлу[11], он живо тебе мозги вправит. Но вот незадача, после него ты пару дней проваляешься пластом, а у меня и без того рук не хватает... Что скажешь?

Молодой мужчина покосился на полированную сталь и зло усмехнулся:

— Господину гэймли не стоит волноваться. Я у соседей по забою пайку отбирать не буду. Но и свою не отдам.

— А на утро мне приволокут свежего покойника, который неудачно задохнулся во сне... А работать за тебя Меркера[12] попросим. Ему все равно, где пакостить…

Бородач в темно-коричневом камзоле оперся на любимую трость, подумал и вынес решение:

— В дальний забой пойдешь. Туда старых и немощных согнали, крепких парней не хватает. Жилу уже забросить хотели, но рудный пласт обозначился. Похоже, рано этот забой закрывать. Вот и поработаешь на благо господина Салки. А если крепеж поведет, так вместе со стариками и похороним. Ты все равно долго не протянешь. Или соседи удавят за норов, или Лигг[13] душу твою приберет. Хоть кайлом помахать успеешь, прежде чем сдохнешь.

— Спасибо, господин гэймли. Я постараюсь прожить подольше. Мне еще наверх вернуться надо, долги отдать.

Гном лишь оскалился в ответ:

— Наверх у нас только руду поднимают. А мясо и кости остаются здесь. Навсегда...

* * *

Измотанное за бесконечный рабочий день тело лежало неподвижно, жадно впитывая мгновения отдыха. Но разум не желал мириться с окружающей его тьмою и затхлым воздухом и пытался хоть как-то вырваться на свободу. Не имея возможности порвать стальные оковы, человек каждую ночь видел цветные сны, возвращавшие его к залитым солнцем лугам и лесам, к журчанию ручьев и пению птиц. Каждую ночь душа бастарда покидала владения темных богов и отправлялась наверх, чтобы танцевать там вместе со свежим ветром...

— Милорд, с этим волчонком нам не справиться. Если только вы сами направите его, нас он просто не слушает...

Толстый старший повар крепко держал за шкирку семилетнего мальчика, усыпанного мукою с макушки до босых ног.

Хозяин Ланграссена медленно покачивался с пятки на носок, решая судьбу строптивого непоседы. Кто мог подумать, что у погибшего десятника Квинны окажется столь упрямая вдова. Она сумела не только молча ублажить положившего на нее глаз господина, но и выносила своего ублюдка, и тайно нашла в деревне повитуху, которая не побоялась разрешить ее от бремени. Что с того, что своевольную женщину потом прогнали в деревню, где она через год умерла на тяжелых работах в поле? Проблема осталась, вот эта проблема — стоит перед повелителем местных земель: мальчишка, светлым цветом волос поразительно похожий на мать. Худой, нескладный и при этом необычайно задиристый. Сколько раз его уже били законнорожденные сыновья, а он лишь отлежится и снова с упрямством обреченного продолжает бороться за свое место под солнцем.

— Значит, по-хорошему ты не понимаешь. — Кривая ухмылка тронула губы лорда Дейста. — В последний раз ты не только огрызнулся на сделанное тебе Хиарлоссой замечание, но и ввязался с ним в драку. Моему сыну пришлось залечивать сломанный нос, а с твоей спины спустили шкуру плетьми... Но, как я вижу, урок не пошел в прок... Больно было?

Мальчик попытался освободиться из крепкой хватки повара, после неудачи пнул толстую ногу мужчины и с неохотой ответил лорду:

— Больно.

— И вместо работы на кухне тебя все время ловят или рядом с караулкой, или на конюшне. Похоже, что ты считаешь мое слово пустым сотрясением воздуха и делаешь то, что взбредет в твою пустую голову.

— Я хочу быть воином, господин, и защищать твою жизнь с оружием в руках! — Мальчик снова сделал безуспешную попытку вырваться.

— Воином? Ты думаешь, у меня мало воинов?

— Мало. Таких, чтобы готовы были умереть за тебя!

Полные злых слез глаза с вызовом встретили тяжелый взгляд лорда. Мужчина сгреб в кулак спутанную светлую копну волос и долго разглядывал насупленное лицо строптивца. Затем выпрямился и, повернувшись к повару, медленно произнес приговор:

— Отведешь его к Ванстеллу, старик завтра собирается возвращаться обратно, в горы. Посмотрим, кто из двоих упрямцев кому испортит больше крови. Если бастард желает стать воином, пусть сначала изучит науку жизни в лесах. Не уверен, что мне нужны новые солдаты, но от хорошо подготовленного лесничего или охотника я не откажусь.

Ткнув твердым пальцем в лоб мальчику, хозяин Ланграссена все с той же недоброй улыбкой процедил:

— Ванстелл один из моих лучших людей. Я терплю его несносный характер только потому, что проявляет он его далеко в предгорьях и не забывает при этом, кто его господин. У тебя пять лет, чтобы превзойти твоего учителя. Через пять лет я лично проверю, что ты усвоил... Если результат мне понравится, оставлю в ополчении... Если ты не сможешь меня удивить, то вспомню тебе и сломанный нос Хиарлоссы, и непомерную строптивость... Ты меня понял?

— Да, господин...

— И последнее... Ванстелл учит с помощью тяжелой палки. Очень доходчиво. А кто не понимает, тех без разговоров отправляет назад. Старый пень бережет свое время и не любит возиться с упрямцами. Но для тебя дорога назад закончится в петле. Считай, что мое терпение кончилось, и ты получил право дышать лишь благодаря старому лесничему. Любая оплошность за пять лет, и палач подвесит тебя вонять на солнышке. Не хватало еще, чтобы бастарды в моем доме учили меня, как мне жить и как им выполнять полученные приказы.

— Я буду слушаться, милорд... И я вернусь через пять лет, чтобы стать лучшим воином в дружине.

— Сначала в ополчение попади, торопыга. В дружину я отбираю лично и только тех, кто один стоит десятка. Ты же пока даже с грязными котлами на кухне справиться не можешь...

Развернувшись, лорд Дейста пошел дальше по своим делам, почти сразу забыв о светловолосом мальчике. В следующие пять лет о непослушном бастарде голова будет болеть у старого Ванстелла. Но через пять лет повелитель Ланграссена вспомнит о незаконнорожденном сыне. Потому что, как истинный хозяин этих земель, ни о чем не забывает, и каждому человеку может найти применение, даже самому завалящему и бестолковому. Потому как сила рода Дейста не только в накопленном золоте и надежной дружине, но и в людях, которые населяют его земли. Будь то крестьянин или охотник, егерь или ополченец — каждому лорд Дейста найдет применение во благо своего дома, во славу сияющего герба Ланграссена.

* * *

Неподъемный брус с прикованной цепью переносили за этот бесконечный день уже дважды: молодой раб вгрызался в породу с безумием обреченного на смерть берсерка. Только вместо меча в его руках звенела кирка, и вместо чужой крови потоком сыпались под ноги влажно мерцающие камни. Гэймли, несколько раз заглянувший в забой, проверил направление выработки и остался доволен результатами. После обеда к брусу приковали длинными цепями трех изможденных стариков, и похожие на высушенные привидения рабы теперь медленно ставили крепеж для низкого потолка. Глухо звучали голоса, прерываемые кашлем, худые руки с трудом держали широкие бревна, бухали деревянные молотки, загоняя клинья. Толкая доходяг, мимо сновали скрюченные потные тела «возниц», которые таскали груженые приземистые тележки. Неожиданно вернувшаяся жила щедро делилась своим содержимым. Звонкие удары заглушали еле слышный разговор за спиной безумца:

— Завтра утром не встанет. Где это видано, чтобы без остановки второй день подряд в породу врубаться?

— Встанет. Он упрямый. Правда, на сколько его хватит, неизвестно...

— На неделю. Проверенное дело. Пиратов два месяца тому назад привозили. Пообещали перевести в водоносы, если покажут себя. За неделю надорвались, но обещанную норму так и не выполнили.

— И ладно, хоть неделю спокойно поживем. По мне, лучше пусть он кайлом машет, чем мы остатки сил на проклятые камни истратим.

— Пусть, кто спорит. Да и сам столламингер приказал сегодня накормить нас получше, очень уж его новая жила порадовала. Попросим Кэрлэкссефа, пусть даст бедолаге побольше сил, а то не каждый день нам каша перепадает... А мы уж втроем бревна поворочаем... Это не одному в забое мордоваться...

Хейдер не обращал внимания на шепот за спиной. Он в исступлении поднимал остроносый инструмент и наносил очередной удар. Удар за ударом, выламывая все новые куски породы. Прогрызая себе дорогу вперед, во тьму. Без остановки, не оглядываясь. Как когда-то раньше, в густых лесах Фрист-ог-Кальдских пределов...

— Сколько раз тебе, лоботрясу, повторять — не дергай пальцы, когда тетиву спускаешь! Мягко, плавно, будто пушинку в полет отправляешь! Только тогда стрела пойдет куда следует, а не будет кувыркаться без дела!

Старый лесничий раздраженно ударил суковатым посохом по задеревеневшему локтю, и светловолосый мальчик с огорчением вздохнул: острое жало стрелы вонзилось в стороне от очерченного круга.

— И это ты называешь стрельбой? И с этим собираешься показаться на глаза господину? — Ванстелл раздраженно сплюнул и с трудом заковылял под навес, подальше от палящего солнца. Но при этом не забыл бросить за спину, в сторону сгорбившейся фигуры: — Сбегаешь в распадок, отнесешь обед. Как вернешься, продолжишь. Я хочу увидеть, что все десять стрел ложатся в круг от пенгара[14]. И если я говорю «сбегать», значит, надо бежать, а не плестись, подобно чахоточной улитке... Почему ты еще стоишь?..

Сухой горячий воздух со свистом вырывался из пересохшего горла. В глазах плясали радужные пятна, в голове звенело, но Хейдер бежал и бежал по петляющей тропе, возвращаясь с пустым мешком за плечами. Обед отдан сборщикам трав, теперь надо успеть вернуться обратно, как можно быстрее, чтобы старик не порадовал еще парой-другой тумаков. И вновь натягивать тугую тетиву, пуская стрелу за стрелой в расплывающуюся вдали мишень. И так до момента, пока не получится нанизывать легкое медное кольцо, сброшенное старым лесничим с помоста в густую траву. И так до момента, пока не сможешь находить недельный след на болотах. И разбираться в лечебных травах и заговорных настоях. И прокладывать кратчайший путь от старой засеки до любой из крошечных избушек, что щедро разбросаны по всему лесничеству... И еще тысяча дел, которые успел освоить за три года лучший ученик ворчливого Ванстелла, спрашивавшего со своего любимца с беспощадною строгостью за любую крошечную ошибку...

Беги, бастард, беги изо всех сил. Старик не любит ждать. Старик хочет до захода солнца увидеть, как стертые до кровавых мозолей руки пошлют все десять стрел в крошечный пятачок. И завтра, и послезавтра. И так до момента, когда острое стальное жало поймает брошенное с помоста колечко... Беги мальчик, у тебя осталось всего лишь два года для изучения трудной науки выживания в лесах. Два года до момента, когда придется держать экзамен перед лордом Дейста, человеком с ледяными глазами... Беги...

* * *

Сгорбленный гном недовольно разглядывал нависший над ним потолок. Потрогал пальцем осыпающуюся породу, попробовал ее на вкус. Невнятно ругнувшись в бороду, развернулся и протиснулся между бревном и щербатой стеной забоя.

— Плохо, на этом стыке нам лаву не удержать. Как тогда выработку завалило, так и эту завалит. Плохое место, выше подземный ручей пустоты оставил, все держится на соплях Меркера. Один неосторожный вздох, и все отправятся отдыхать к Комбрене.

Стоявший у узкого прохода гэймли лишь пожал плечами:

— Мы за фйорсгетты здесь добыли больше, чем со всего участка. До «королевских» дней закончим второй проход и узнаем, насколько велик пласт. Если дойдем до пустой породы, можно выбрать оставшиеся крохи и уводить рабов. Но если жила приведет нас к добрым запасам, я пригоню сюда с полсотни колодников, и с благословения Сэттена мы укрепим все штреки.

— Тогда прими добрый совет: чем меньше ты и другие гэймли будут показываться в этом проклятом штреке, тем позже они отправятся навестить предков. Гудары не разбирают, какое мясо попалось им под горячую руку: клейменые каторжане или добрые мастера вольного народа.

— Хорошо. Я буду осторожен. В отличие от рабов, мне есть что терять...

Холодный камень еле слышно потрескивал, повторяя незаметные глазу движения горных пород. Эти звуки прокрадывались в тяжелый сон бастарда и вплетались в треск огня, который озарял усыпанные звездами небеса много лет тому назад...

Небольшой костер доедал остатки сушняка. Рядом с его горячим пламенем отдыхали четыре охотника: старик и трое мальчишек десяти-одиннадцати лет. У подножия гор ночами было морозно, но Ванстелл со своими лучшими учениками не боялись холода. Тем более что это был не первый поход на западную границу Ланграссена. Старый лесничий экзаменовал своих любимцев, оценивал их умения: ориентироваться на незнакомой местности, скрадывать дикого зверя, обустраивать стоянку для отдыха. Вечерами у костра он рассказывал внимательным слушателям занимательные истории из своей долгой жизни и давал советы, как поступать в той или иной сложной ситуации.

Но в этот вечер неугомонный Хейдер сумел упросить старика поведать другую историю: древнюю сказку о делах далекого прошлого...

— Вы про обиду Лигга слушали уже с десяток раз, не меньше, сколько можно повторять? — Ванстелл отхлебнул горячий травяной настой и, пряча улыбку, махнул рукою на жалобно застонавших сорванцов: — Ну ладно, ладно, что с вами поделаешь...

Грея ладони о горячую чашу, старик начал рассказ:

— Первыми на земли Каэлмаркена ступили боги Слаттера. Они примчались на своих летающих колесницах впереди кораблей поселенцев, что искали лучшую долю для своих семей. Боги осмотрели дикие земли, и души их наполнилась радостью, потому что широки были тучные поля и богаты дичью бесконечные леса от холодных волн Нордасона до выжженных солнцем трав Энсамстивулда... Но часть небожителей возжелала править местными народами: орками, гоблинами и диким зверьем, мечтая о кровавых храмах и обильных дарах. Новые земли вскружили им головы, и не захотели они помогать древним лордам в освоении открытого мира. Сошлись в битве мятежные боги со своими соседями и проиграли в страшном сражении. Были низвергнуты на землю и получили новое имя — Троллуды. Уничтожили бы боги Слаттера отступников, но приплывшие люди заступились за жалкие тени великих богов, лишенных былого могущества, принесли жертвы и замолвили доброе слово перед Фриддэфом. За оказанную помощь Троллуды теперь покровительствуют простому народу, оберегают наш кров и скот. В виде лесных духов помогают охотникам, речными и болотными тварями присматривают за уловом у рыбаков. Не могут Троллуды впрямую противостоять верховным богам, но по возможности не оставят нас в тяжелые минуты и всегда поддержат добрых путников, которые не гадят в лесу и берут лишь толику малую от богатств земли нашей.

— А Гудары?

— Про темных богов дальше рассказ будет... Говорят, что не все домашние боги смирились с поражением. Самые невоздержанные и злопамятные решили укрыться от врагов во тьме подземелий. Приняли они новое имя — Гудары — и покинули наш мир. Отдали часть своего семени и создали народ себе на подмогу — гномов-кочерыжек, что теперь живут в толще гор и буравят их подобно червям. Как повелось с тех древних времен, отданы холодные скалы Пайслинга на откуп бородатым силачам. За долгие столетия не было ни разу, чтобы люди претендовали на подземные сокровища. Нам вполне хватает того, что берем на поверхности. И гномы не пытаются захватить наши леса и поля. Но память о своем происхождении сыграла с ними злую шутку: столь надменного и чванливого народа вы не встретите нигде более. А по злопамятности подземные кланы могут переплюнуть любого из Гударов. Что и говорить — из болотной осоки лесная роза не вырастет...

Допив настой, старый лесничий убрал чашу в сумку и продолжил:

— Светлые боги редко обращают на нас свои взоры. Для того, чтобы добиться их благорасположения, нужно принести богатую жертву и произнести должные заклинания. Но где простому крестьянину или охотнику найти время для этого? Вот и пользуемся услугами Храмового ордена. Церковь Слаттера лучше знает, как достучаться до жестоких сердец великих богов. За толику малую в подношениях и молитвы прочтут, и чашу удачи на твою сторону склонят... С домашними богами и духами, которые рядом с нами живут, мы и сами договориться можем. А с темными силами только гномы общаются, мы лишь за оберегами укрыться можем. Так завещано предками, так и внукам, и правнукам нашим достанется...

Хейдер недовольно тряхнул выцветшими на солнце волосами:

— Древние герои сами с богами говорили, без посредников! Так и нам надо, самим... Что толку ожиревших храмовников кормить? Родился младенец — подношение неси, умер кто — короба отворяй. Скоро чихнуть нельзя будет, чтобы рядом служка с берестяной кружкой не оказался...

— Да, торопыга, светлые боги лишь тебя ждут не дождутся... Все глаза выплакали, в томлении на облаках скучая... Все под коряги и камни заглядывают, где же тот герой великий, блоха быстроногая, что грозился с ними силой и славой померяться...

Двое других учеников захихикали, но мальчишка лишь упрямо насупился, не желая признавать свою неправоту.

— Ну чем, чем церковники лучше?

— Тем, что их больше. Ты с муравьем из муравейника тоже общаться не желаешь, мимо по своим делам спешишь. А когда муравьев тысячи, да курения приятные зажгут, да песни споют — то и замедлишь шаг на таппу, другую. А если дары порадуют, да обильными окажутся — то смеха ради и веточку передвинешь, как прокричали, или жужелицу с куста стряхнешь для прокорма... Можно не любить Храмовый орден, но нет смысла отрицать, что их стараниями с богами теперь договориться легче стало. И дождь в засуху вымолить могут, и чума последние годы стороной обходит наши земли. За это и заплатить не жалко...

Старик подбросил хвороста в костер и улыбнулся, глядя на сердито нахмурившегося любимца. Тот прихлопнул зудящего комара над плечом и снова уставился на огонь:

— Я все равно сам буду с богами говорить. Не дело воину у толстобрюхих удачу вымаливать.

— Вот станешь воином, тогда и решишь. Хотя, зная твое упрямство, я не удивлюсь, если к старости твои личные молитвы кто-нибудь на небесах услышит.

Подперев кулаком подбородок, Хейдер не отрываясь смотрел на пляску огня. Казалось, что он уже не видел и не слышал ничего вокруг, целиком поглощенный игрой обжигающих искр. Но неожиданно мальчик встряхнулся и внимательно посмотрел на наставника:

— А про Лигга? Ты же не рассказал, как Лигг обиду на любимую затаил!

— Чего там рассказывать, — отмахнулся Ванстелл, раскладывая на уложенном валежнике старое походное одеяло. — Кэйрри, богиню смерти, больше прельщал верхний мир. Где еще можно порезвиться на поле брани, в задыхающихся от трупов чумных городах? Не под землею же! Да и в те времена даже гномов еще не существовало... Вот и отказалась возлюбленная Лигга во мрак с ним уйти. Так и играет в свои страшные игры над облаками. Владыку же Гударов настолько рассердила ее ветреность, что он доверил часть мертвого подземного мира Комбрене, о чем не раз пожалел в последующем...

— А дальше? — хором затянули мальчишки, но старик уже устраивался спать и был непреклонен:

— Завтра. Продолжим завтра. Вам же пора решить, кто первым у костра будет, кто его сменит и кому утром за водой бежать и завтрак готовить. И смотрите, на Троллудов надеяться можно, но они растяп и ротозеев не любят. Поэтому и огонь чтобы поддержали до рассвета, и все шорохи лесные расслышали, и дикого зверя не прозевали... А я спать буду, не в мои годы полуночничать...

* * *

Масляные лампы мигали желтоватыми огоньками за слюдяными стеклами. Их неверный свет путался в обилии золотой посуды, которой был заставлен длинный дубовый стол. Поздним вечером в крошечной комнате три главы семейства Форфаденов обсуждали насущные дела.

Откинувшись на высокую резную спинку кресла, поближе к копченому окороку удобно устроился Бэвер Форфаден, «Лесной торговец». Ростом почти с человека, не поддающийся старости гном железной рукою руководил всей торговлей, какую вел с людьми разросшийся клан Форфаденов. Продажа угля, рудного железа, изделий подземных мастерских — все шло через умного и расчетливого потомка Гударов. Он как никто другой знал, как надо общаться с лживыми и продажными людьми, заполонившими в последние годы предгорья Фьерранлонда. Серые глаза Бэвера холодно смотрели на приезжающих в Фьерр-гренс торговцев, подмечая каждую мелочь. И не успевал гость разложить товары, а хозяин самой большой ярмарки в округе уже знал, за сколько сможет купить или продать завезенный товар, и стоит ли вообще вести дела с приехавшим. Родственники шутили, что с каждым днем, проведенным на поверхности, старый гном все больше превращался в человека. Но обладатель седой бороды лишь беззлобно посмеивался и при первой возможности возвращался в свой каменный дом, выстроенный над входом в укрепленные тоннели Фьерр-гренса, поближе к свежему воздуху и утреннему пению птиц.

Напротив Бэвера непоседливым колобком угнездился на высоком стуле Гуйден Форфаден, хозяин крупного банка, второго по величине после королевского банка клана Лингэнэл. Хотя злые языки шептали, что обнищавшие владыки подземного государства давно не в состоянии состязаться по количеству золота в сундуках с лысым крошечным гномом. Ежеминутно вытирая блестящую голову, Гуйден успевал попробовать свежую выпечку, вставить без спроса едкое слово в чужой разговор, обмахнуть крошки с бороды, попробовать вина из очередного кубка и совершить еще сотню разнообразных мелких дел, не забывая при этом балагурить и посмеиваться своим собственным шуткам.

Последним на край стола облокотился Салки Форфаден, хозяин нескольких сотен шахт, тысяч рабов и несчетной армии надсмотрщиков, мастеров и просто вольнонаемных работников. Если золото двух других гномов доставалось им благодаря уму и торговой хватке, то Салки приносил достаток в клан за счет пота и крови других. «Мясник» заставлял работать бесконечные вереницы кандальников, попадающих в темные подземелья с рабских торгов. Любая засуха и неурожай в южных хегтигдемах поставляли все новый человеческий товар. Любой разорившийся крестьянин или пойманный на дороге лихой человек знакомился с раскаленным железом и нес полученное клеймо до самой смерти. Там, где другие находили лишь боль и слезы бессилия, Салки находил звонкое золото.

Несмотря на жаркий воздух, волнами набегающий от пылающего очага, работорговец не снял свой потертый кожаный длиннополый сюртук. Любимая одежда надежно скрывала от любопытных глаз и тонкого плетения кольчугу, и два коротких кривых меча в позолоченных ножнах. Жилистый гном не один раз лично участвовал в усмирении бунтов, да и сейчас был готов к любому развитию событий: настороженная недоверчивость давно стала самой заметной чертой его характера.

Поставив на стол кубок, украшенный затейливой росписью, Бэвер придирчиво осмотрел седую бороду на предмет остатков пищи, вытер руки о небрежно брошенное полотенце и повернулся к набившему рот банкиру.

— Вроде бы все обсудили? И про крепежный лес поговорили и про приданное для твоей троюродной племянницы.

Гуйден на секунду замер, обдумывая сказанное, потом радостно закивал, нащупывая очередной пирожок на полупустом блюде. Не успел он прожевать, как в разговор вмешался Салки, хмуря свои густые брови, сросшиеся на переносице:

— Про новую жилу не закончили.

Бэвер вздохнул и сцепил мозолистые пальцы на животе. Было видно, что заданный вопрос ему не нравится.

— А что там обсуждать? Есть ли там жила, нет ли ее — это еще гадать придется. Место же там нехорошее. Если разработку начать в полную силу, на крепеж все запасы леса потратим.

— Как потратим, так и снимем потом, — зашевелил бровями Салки. — Но я до обеда с одного забоя взял больше чистой железной руды, чем со всей Мокрой шахты за неделю.

Высокий гном вздохнул:

— И чего ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты сына прислал. Чем Трэндефулту молотом в кузнице махать, пусть лучше ко мне заглянет. У парня талант, и ты это знаешь. Как он в возраст вступил, так ни в одном предсказании не ошибся.

Перестав жевать, Гуйден с интересом переводил взгляд с одного родственника на другого. Про неожиданно открывшийся у Трэндефулта дар рудного лозоходца давно шушукались по углам. Но тут дело такое, можно не вовремя сказанным словом удачу спугнуть. Похвалится счастливчик в кабаке после очередного успеха, и все, не слушает его больше лоза.

Бэвер покачал головою и буркнул, не надеясь переубедить хозяина рудников:

— Ты же знаешь, что просто так Йюллар[15] подарки не раздает. Боюсь я за сына, слишком рано в нем талант открылся. Для этого и на поверхность поднял его, чтобы Гударов не злить. Тот же Сэттен[16] решит поквитаться за разграбленные кладовые и шепнет на ухо Меркеру. А баламуту много ли надо, обвал устроит или подземную реку развернет...

— И как долго ты хочешь ждать? — Салки рассмеялся, довольно потянувшись на стуле. Он понял, что как бы двоюродный брат не ворчал, но упираться не станет и поможет. — Пусть парень заглянет ко мне, я с ним лучших мастеров пошлю. Они за него головой ответят, если что.

Бэвер посмотрел заледеневшими глазами на родственника, и тот оборвал смех.

— Мне до мастеров дела нет. Если лично за него отвечать будешь, тогда не возражаю. Сам понимаешь, с богами спорить только тебе по силам. А Гудары слишком удачливых гномов не очень-то привечают.

Салки запустил пятерню в лохматую шевелюру и на секунду задумался. Если с сыном Бэвера что случится — не сносить головы, но жадность все же победила.

— Хорошо, присмотрю за ним, не волнуйся. Мне всего-то и нужно, чтобы он вдоль выработки прошел и камни послушал. Камни его любят, все ему расскажут. Есть ли жила дальше или одна лишь пустая порода — все поведают.

Довольный, что удалось решить щекотливый вопрос, Мясник налил себе полный кубок вина, подмигнул Гуйдену и взъерошил еще раз свои густые спутанные волосы:

— Моя тетка говорит, что удача любит тех гномов, кто и бороду может заплести на десять хвостов, и хвост на затылке затянуть на два кулака. Умная она, кто спорит, но с тобою как-то ошиблась. Хоть удача тебя любит, но где эти два кулака, ума не приложу.

Лысый гном с грустью посмотрел на пустое блюдо из-под сдобы и небрежно бросил в ответ:

— Я так думаю, она волосы в другом месте считала. И здесь я с нею полностью согласен. Потому что у меня есть гарем, а ты им до сих пор не обзавелся. Так что передавай от меня поклон тетушке и доброго ей здоровья.

Бэвер посмотрел на поперхнувшегося вином Салки и лишь вздохнул. Кто же пытается с острым на язык Гуйденом словами меряться? Он на любую фразу выдаст десять, и каждая как колючий прибрежный плющ, лучше не задевать...

* * *

Стоя в медленно ползущей очереди ко входу в замок, старый Ванстелл костерил себя почем зря. Сколько раз говорил себе, старый пень, чтобы был воздержанным на язык. Так ведь нет, не удержался. Как приехал лорд Дейста на охоту неделю назад, так на пиру после удачной травли кабана и запел тетеревом замшелый лесовик. И как любимец из лука стреляет, и как след берет, и как зимою двух волков у овчарни выждал и завалить сумел. А лорд лишь посмеивался да головой кивал. Утром же сел на коня, поблагодарил за хорошую охоту и бросил через плечо:

— Жду тебя с волчонком ко дню матери Воллы[17] в Грассенвалде. Парню несказанно повезло — старый десятник у меня на покой попросился, будет детей дружинников тренировать. Как раз одно место свободное есть. Если ты хотя бы вполовину не приврал, то бастарду прямая дорога в дружину, а не в ополчение. Но если это лишь вино в тебе бахвалилось, висеть мерзавцу у главных ворот. Я лично его проверю, так и знай...

Как уехал милорд, так с той поры на сердце у старика лег неподъемный камень. Еще бы два или три года, и Ванстелл с гордостью бы отправил Хейдера на любой турнир. Но сейчас одиннадцатилетний мальчик еще не готов. Не готов... И виноват в смерти паренька будет его наставник, не сумевший после обильного возлияния придержать язык...

Смутные слухи ходили, что не любит хозяин Ланграссена незаконнорожденных сыновей. Кого ни пытается приблизить, тот долго на свете на заживается. Двое попали в дружину и сгинули в приграничных стычках. Еще один занимался расчетными книгами и был обвинен в приписках. Повесили бедолагу... Хотя дворовая прислуга шепталась, что здесь явно не обошлось без Боларда и Хиарлоссы, законных наследников. И теперь четвертого пытается приручить лорд Дейст. Все ему не дает спокойно спать слава семьи Бйофальгаф из Химмелсталда. Там что ни бастард, так или известный воин, или успешный купец. И каждый на благо семьи трудится не покладая рук...

Старик сумрачно взглянул на распахнутые створки ворот, обитые железными полосами, и пробормотал про себя:

— Гудернар[18], заступник и покровитель, тебя молю — не дай будущему воину сгинуть раньше времени! Верю в него и надеюсь, что ждут его великие свершения. Не оставь его милостью своею, защити и помоги, а я тебе щедро отдарюсь по возвращении домой. Лучших оленей и кабанов в твою честь заколю, весь год только тебе буду хвалу возносить! К кому мне еще обращаться, как не к тебе, богу войны и правосудия...

Удары меча следовали один за другим. Уже не держали руки исщербленный по кромке деревянный щит, гудели натруженные ноги, заплетаясь при каждом движении. А хозяин Ланграссена лишь смеялся и наращивал силу ударов. Окрасилась бурыми пятнами одежда над ранами, алые капли неоднократно запятнали песок двора, а лорд продолжал испытывать выносливость и ловкость светловолосого мальчишки.

Уже поваляли Хейдера дружинники в веселой куче-мале и половили его на бревнах тупыми концами копий, уже заставили ножи пометать в юркий бочонок, подвешенный на веревке. Напоследок показал бастард, как ловко с рогатиной управляется и как будет валить ею и кабана, и медведя. Посмотрел на своих сыновей лорд, усмехнулся их кривым лицам, погладил волчьи шкуры, что лежали у его ног, и потянул из ножен острый меч.

— Прыткого ублюдка ты вырастил старик, согласен. Давай посмотрим, насколько он смел и вынослив. А после этого можно будет и решение принимать... Щит учебный сюда, хочу молодца в деле проверить. Рогатиной зверя завалить умение полезное, но раз в дружину рвется, то надо суметь за себя постоять.

Хейдер покрепче сжал левой рукою шершавый ремень, встал в стойку и приготовился встретить первый удар. Не один раз старый лесничий гонял его с таким же учебным щитом на поляне, подальше от любопытных глаз. Но одно дело любимый наставник, и совсем другое дело воин, породнившийся со сталью еще в колыбели...

Разгоряченный уроком лорд Дейста сделал полшага назад, затем неожиданно двинулся вперед и сильно пнул в грудь замешкавшегося мальчика. Тот отлетел назад, но упал не плашмя, как ждали замершие на скамьях зрители, а извернулся в воздухе, перекувыркнулся, используя силу удара, и принял завершающий удар острой стали на щит. Чуть замешкайся — и развалил бы лорд спину неумехе надвое. Брызнула щепа, Хейдер упал на спину, но иссеченный шрамами мужчина остановился и жестом подозвал оруженосца. Взял платок, с любовью протер лезвие меча и вернул верного друга в ножны.

— Верю, хорошо тебя Ванстелл готовил. Покажи, как с луком управляешься, и на сегодня довольно.

Старый лесничий лишь головой покачал: когда это после такой драки стрельбу затевали? Все стрелы мимо мишени уйдут. Но лорд уже широко шагал, направляясь к закрытым воротам амбара. Встал рядом с ними, посмотрел на то, как мальчик накинул на себя ремень тула со стрелами и проверил тетиву. После чего мужчина показал снятое с пальца кольцо и несильно подбросил его вверх. Мелькнула в воздухе золотая искра, и звонко ударила в просушенное дерево первая стрела. Завибрировала, вцепившись в преграду, а на тонком древке заплясало тяжело кольцо. И следом, без остановки, одна за другою полетели новые стрелы. Они расщепляли друг друга, теснились на крошечном пятачке и царапали острыми жалами прибитое к воротам кольцо. Как только последняя