Дума про Волю

Эта электронная книга предназначена исключительно для индивидуального пользования. Её перепродажа или передача в пользование другим лицам без согласия автора не разрешаются. Если вы хотите поделиться этой книгой с другими, будьте добры, приобретите дополнительный электронный экземпляр. Спасибо за уважение к труду автора.

Содержание

Предисловие

Частъ 1. Местечковый Анархист

Глава 1. Маленький Свинопас

Глава 2. Броненосец 20-й Век

Глава 3. Пробуждение

Глава 4. Погром

Глава 5. Союз Бедных Хлеборобов

Глава 6. Пожары в Ночи

Глава 7. Прокурор

Глава 8. В Ожидании Смерти

Глава 9. Братья Курбасовы

Глава 10. Столыпин

Глава 11. Бутырки

Глава 12. Великая Война

Глава 13. Вызов Порядку

Глава 14. Война, Кому Она Нужна?

Глава 15. Горькое Освобождение

Глава 16. Человек Без Оков

Глава 17. Смысл Революции

Глава 18. Путь Домой

Часть 2. Комитеты, Профсоюзы и Съезды

Глава 19. Возвращение в Гуляйполе

Глава 20. Дома!

Глава 21. Поиск Работы

Глава 22. Общественный Комитет

Глава 23. Вызов Крылова-Матынова

Глава 24. Гуляйпольский Крестьянский Союз

Глава 25. Делай, Что Тебе Сказано

Глава 26. Страдания Председателя

Глава 27. Письмо Алексея

Глава 28. От Крестьянского Союза в Общественный Комитет

Глава 29. Меняя Подход к Анархизму

Глава 30. Встреча с Предательским Прошлым

Глава 31. Письмо Сергея

Глава 32. Первое Мая

Глава 33. Кто Возглавляет Общественный Комитет?

Глава 34. Первый Уездный Крестьянский Съезд

Глава 35. Семена Крестьянского Недовольства

Глава 36. Не Так Страшен Чёрт...

Глава 37. Не Время Спать

Глава 38. Требования Рабочих

Глава 39. Встречное Предложение

Глава 40. Отказ Действовать

Глава 41. Галина

Глава 42. Солдаты Нервничают

Глава 43. Развязка

Часть 3. Путчи, Мятежи и Революции

Глава 44. Июльский Путч

Глава 45. Рада, Новый Украинский Национальный Совет

Глава 46. Второй Крестьянский Съезд, Подобный Первому

Глава 47. Маруся Никифорова

Глава 48. Городские Анархисты

Глава 49. Любовь во Время Революции

Глава 50. Премьер-Министр Керенский

Глава 51. Проступок Кропоткина

Глава 52. Мятеж Генерала Корнилова

Глава 53. На Защиту Революции

Глава 54. Кошмар Помещика

Глава 55. Конец Корниловщины

Глава 56. Добудем Больше Оружия!

Глава 57. Революция не Знает Сентиментальности

Глава 58. Сплошные Перемены

Глава 59. Гуляйполе Против Губернии

Глава 60. Контрреволюция? Какая Контрреволюция?

Глава 61. Никифорова Против Городских Властей

Глава 62. Гуляйполе Шлёт Своё Послание

Глава 63. Свадьба

Глава 64. Неуслышанный Призыв к Оружию

Глава 65. Революция на Станции Пологи

Частъ 4. Под Перекрёстным Огнём

Глава 66. Центральная Рада, Ещё Одно Правительство

Глава 67. Революция Курбасовых

Глава 68. Революционная Действительность

Глава 69. Город, в Котором Слишком Много Властей

Глава 70. Рада Против Совета

Глава 71. Возвращение Солдата

Глава 72. Маруся и Анастасия

Глава 73. Генералы в Бегах

Глава 74. Чёрная Гвардия и Ветераны

Глава 75. Учредительное Собрание

Глава 76. Оставь Нас в Покое, Нестор

Глава 77. Разгружая Тюрьму

Глава 78. Бывший Прокурор

Глава 79. Неловкие Политические Услуги

Глава 80. Возмездие за Сашу

Глава 81. Противостояние с Казаками

Глава 82. Разоружение Казаков

Глава 83. Кто Защитит Украинскую Державу?

Глава 84. Верить Богу, а не Истории

Глава 85. Под Перекрёстным Огнём

Частъ 5. Побеждённые Надежды

Глава 86. Что в Имени?

Глава 87. Новые Проблемы

Глава 88. Трудный Случай с Еврейской Общиной

Глава 89. Деньги для Ревкома

Глава 90. Сомнение

Глава 91. Грехи Шнейдера

Глава 92. Где Наш Текстиль?

Глава 93. Коммуна и Крестьяне

Глава 94. Кулацкое Сопротивление

Глава 95. Брест-Литовск и Гуляйполе

Глава 96. Начинаем Драку?

Глава 97. Худой Мир После Доброй Ссоры

Глава 98. Петлюра и Евреи

Глава 99. Горе Побеждённым!

Глава 100. Гуляйпольское Войско

Глава 101. Страхи Анастасии

Глава 102. Саботаж

Глава 103. Кто Представляет Народ?

Глава 104. Вторжение Красных Матросов в Коммуну

Глава 105. Ветеранский Ультиматум

Глава 106. Станционный Комиссар Чубенко

Глава 107. Нестор - Наша Последняя Надежда

Глава 108. Новости, Плохие и Запоздалые

Глава 109. Предательская Измена

Глава 110. Конец Всех Надежд

Частъ 6. The Epilogue

Глава 111. Новый Порядок

Глава 112. Безумный Ротмистр

Глава 113. Боже, Храни Очередного Генерала!

Глава 114. Ніхто Нас Не Поважає

Глава 115. Разрешение Убивать и Жечь

Глава 115. Смерть Емельяна

Глава 116. Народ Решил Так

Глава 117. Уриель Акоста

Назад к Оглавлению

Предисловие

Для любого писателя достаточно свихнутого, чтобы сознательно погрузиться в пучину прошлого, историческая драма представляет очевидную дилемму поиска критического баланса между историей и драмы.

У тех, кто ценит своё время и своё искусство, развивается естественный уклон в сторону фантастики, приправленной подходящими историческими фактами и деталями. Те же, кто стремится достичь успеха в своем ремесле, постараются сделать так, чтобы прошлое служило отражением настоящего. Никто не вправе игнорировать желаний и ожиданий своих читателей и, что более важно, издателей, даже если речь идёт об истории. У Шекспира такой подход вполне работал. Почему бы и нет? Драма взывает к нашей общей человечности, и её выразительные персонажи воплощают наше восприятие чужого времени. Драма говорит с нами о нас самих, сводя любое историческое явление к очередному вымыслу литературной вселенной, где Фродо, и Спартак, и Доктор Живаго сосуществуют в неопределённости пространства и времени нашего воображения.

Зато для объективного писателя, согласного тратить годы на скрупулезные исторические исследования, такой дилеммы не существует. История сама по себе драма. Все, что писатель может делать, это дать ей возможность говорит от себя на своем языке и записывать её исповеди, которые иногда, может быть, и скрыты под слоями поверхностных фактов или неверно истолкованных деталей. Но если, с хирургической точностью, он осмелится их удалить, то, возможно, обнаружит бриллиант, которому даже шлифовки особой не требуется. Поместите этот бриллиант в контекст его времени, и его природное великолепие вполне может начать просвечивать сквозь кучу мусора предубеждений, которые так часто мешают нам видеть очевидное.

Эта книга начиналась как разудалый голливудский фильм, действие которого, вместо привычного всем пиратского Карибского моря или средневековой Англии, перенесено на юг Украины. Такая себе еще одна история с моралью о маленьком человеке скромного происхождения, ставшим великим полководцем. Но настоящая история русской революции перехватила её шаблонный сюжет, её реальных и вымышленных персонажей, и потребовала, чтобы их голоса были переданы такими, какими они и были - наивными, невнятными и зачастую неприятными. Герои уже не персонифицировали исторические события, как положено драме. Вместо этого история настаивала, что они должны быть брошены в водоворот социальных катаклизмов и политических движений, и оставлены там, чтобы бороться с поглощающим их хаосом, чтобы стать воображаемыми свидетелями событий, подтверждённых документами.

Как бы добросовестно ни отражало содержание книги исторические перипетии и личные воспоминания, это сделано только для создания ощущения подлинности описания, насколько такое возможно в художественном произведении. Поэтому стоит читать её, как гомеровскую «Одиссею», с её повторяющимися эпитетами, и видеть, как античную драму, в которой митинговая толпа играет роль хора греческой трагедии. Потому что, в конце концов, эта книга не что иное, как историческая драма.

Частъ 1. Местечковый Анархист

Назад к Оглавлению

Глава 1. Маленький Свинопас

Свиньи хрюкали. Длинные рыла тыкались и обнюхивали две маленькие ноги, босые, грязные, натёртые. Свиньи очень докучали мальчишке, укрывшемуся от полуденного украинского солнца в гостеприимной тени старой вишни. Мальчик казался небольшим на вид, но он бы никогда с этим не согласился, по случаю того, что было ему уже почти двенадцать лет. И, к тому же, у него уже имелся настоящий заработок. Он работал свинопасом.

Тем не менее, в тот момент мальчик был совершенно равнодушен к своим хрюкающим подопечными. Он читал книгу, довольно толстый том с истрёпанной обложкой, название которого невозможно было разобрать. Но давайте, всё же, представим себе обложку этой книги, со словами «Дон Кихот» и изображением высокого, худого идальго верхом на костлявой кляче.

Непоседливые свиньи принялись дергать мальчика за штаны, уже и без того потрёпанные. Те самые штаны, которые по очереди носили все его четыре старших брата, жалкие штаны, потерявшие свой первоначальный цвет. Такое свинское нахальство привело маленького пастуха в ярость. Несколько хорошо нацеленных пинков рассеяли надоедливых животных. Свиньи оставили мальчика в покое, сопя и визжа, как будто сетуя на невзгоды, которые им приходилось претерпевать под суровым присмотром их маленького пастыря.

Мальчик почесал ногу и вернулся к тому, что, мы полагаем, являлось удивительными приключениями Рыцаря Печального Образа, что так нелепо взялся исправлять беды мира сего и с треском провалилась.

- Нестор! Нестор! Ой, бісова дитина, чи то ти не бачіш що твої свині у город залізли?

Голос женщины совмещал в себе удивительное сочетание полного презрения и явного сострадания, которое так часто встречается среди простых женщин среднего возраста, утомлённых под бременем жизни. Она кричала на мелодичном украинском языке, с неискренними интонациями профессиональной плакальщицы:

- Якщо ти так любиш читанку, чом ти, шибенник, не зістався у школі, мілостивий Боже! Чом ти не поводився добре там? Щоб робити шкоду тут?

Мальчик намеренно не торопился, постепенно возвращаясь к неприятной действительности. Он неспешно положил книгу в холщовую сумку, свисавшей с его узкого плеча, и медленно взял в руку посох древнего пастуха. Равнодушно зевая, он, наконец, поднялся на ноги.

- Давай, Несторе, прокидайся! Ти ж не хочеш, щоб паничі тебе побили?

Такая ужасающая перспектива, похоже, не вызвала у Нестора какой-то особой реакции. Его круглое лицо оставалось безучастным, серые глаза равнодушно смотрели вдаль; только губы сузились в ухмылке. Уставившись куда-то в отдалённое пространство, видное только ему, мальчик тонким голоском обратился либо к животным вокруг него, либо к своим жестоким панычам:

- Свини дурные!

Назад к Оглавлению

Глава 2. Броненосец «20-й Век»

Молодой двадцатый век, подобно недавно построенному паровому броненосцу, резал поперёк меняющихся волн времени, оставляя позади себя разлагающийся каркас парусника прошлого, вместе с его отжившим понятием о предопределенном на века, данным свыше порядке вещей. На всех парах двадцатый век смело стремился к горизонту, за которым ждала обетованная земля из социалистических пророчеств. А может и катастрофа Цусимских пропорций.

Времена менялись, а вместе с ними менялись и люди. И тот, кто предпочитал игнорировать это, делая вид, что никакой потребности в переменах не существовало, призывал на свою голову беду.

По всей России бурлило народное недовольство. Некогда великая империя уже не вмещалась в жесткие рамки Табели о Рангах, учрежденной ещё Петром Великим. Всё чаще люди находили свой голос и отказывались жить в феодальной покорности, как их родители. Они жаждали возможности другого жизненного выбора, но не для того была создана имперская кастовая система. Основным её законом являлась поговорка «Всяк сверчок знай свой шесток», и становилось ясно, что он больше не соответствовал действительности.

Даже дворянская элита, и остальные богатые и сильные мира сего, стали перешептываться, что пора было что-то менять. Но проникнуть внутрь декорированных стен Зимнего Дворца в Санкт-Петербурге перемены были не в состоянии. Там время остановилось, и считалось богохульством даже подумать о том, что оно способно двигаться вперед.

Именно поэтому, в январе 1905-го года, когда демонстрация, составленная исключительно из народа, полностью преданного Его Величеству, движимая бессмертной русской верой в безграничную благость высшей власти, пошла, чтобы покорно простереться ниц у ног монарха, и молить его сжалиться над его верноподданными и выказать его бесконечное милосердие, в толстых стенах дворца поднялась безумная паника. Возникшая сама по себе толпа несла, в доказательство полного своего доверия и преданности любимому царю, иконы святых и царские портреты, очень похожие на иконы святых. Но в то же время, это было проявление вопиющего неуважения к государственной власти, царской власти, власти никогда не меняющегося времени. Это проявление страстной любви к монарху не было санкционировано сверху, и народ дерзнул любить его самостоятельно, без принуждения. Власти не знали, что делать с таким свободным выражением такой покорной любви.

Чтобы навсегда избавиться от нежелательного изъявления нежелательной лояльности, чтобы время никогда более не смело меняться, пули бесцеремонно разодрали лики святых, лица царской семьи, лица демонстрантов.

Но времена никогда не заботились о государственной власти и продолжали меняться. Они менялись в российских столицах Санкт-Петербурге и Москве, украинских центрах Киеве и Харькове, провинциальных украинских городах Екатеринославе и Александровске. Они менялись даже в небольшом городке Гуляйполе под Екатеринославом. Потому что менялись умы.

Назад к Оглавлению

Глава 3. Пробуждение

Кулак появился из ниоткуда. Он угрожающе вырос на фоне голубого украинского неба и заполнил собой весь мир. Потом наступила темнота.

Голубое небо показалось, было, снова, чтобы быть тут же растоптанным подошвами сапогов.

Три хорошо одетых молодых человека избивали такого же молодого конюха посреди скотного двора.

- Это научит тебя двигаться поживее!

Они смеялись над юношей и продолжали его избивать. В их действиях не наблюдалось особой злости или даже раздражения. Они, похоже, просто наслаждались своей властью карать под настроение.

Вокруг были люди, много людей. Такое большое сельскохозяйственное имение требовало усилий многих рук, которые возделывали бесчисленные десятины земли, заботились о бесчисленном скоте, и служили своим малочисленным благородным хозяевам. Но работники не смели поднять глаза на очередное публичного унижение одного из них, и безропотно продолжали заниматься своими делами. Люди постарше ещё помнили времена крепостного права, когда они считались собственностью их владельцев, такой же, как земля или животные, о которых они заботились.

Только один батрак, невысокий подросток, не отвёл глаз. В отличие от осторожных взрослых, он, казалось, был зачарован зрелищем богатой молодёжи, находящей повод для развлечения в человеческом унижении и боли.

Стоящая рядом с подростком крестьянка отвернулась от безобразной сцены и прошептала ему на ухо:

- Нестор, не дивись, а то й тобі дістанеться.

Старый батрак пробормотал себе в нос, как будто оправдываясь:

- Сорок лет как свободу дали, а они до сих пор нас за быдло держат.

Он взглянул на Нестора и скорбно покачал головой.

Не обращая внимания на людей вокруг, подросток молча стоял и смотрел. Вдруг, как заяц, поднятый охотниками, он метнулся в сторону и скрылся за амбаром. Женщина вздохнула с пониманием

В конюшне мужчина, огромный как медведь, подрезал коням хвосты. За могучее тело, и за длинные усы, свисающие до подбородка, он получил от владельца поместья прозвище Тараса Бульбы; так здорово он напоминал славного казака из знаменитой повести Гоголя. Но вёл он себя всегда спокойно и уверенно, как подобает по-настоящему сильному, уверенному в себе человеку, и пользовался всеобщим уважением.

Даже когда Нестор ворвался в помещение и, теряя дыхание, почти истерически прокричал хриплым шепотом: «Батько Иван, Иван Батько!», благородное поведение мужчины не изменилась. Он спокойно отложил в сторону ножницы, казавшиеся в его огромных руках игрушкой. Только слегка прищуренные глаза, выдавая беспокойство, сосредоточились на Несторе.

- Що трапилось, хлопче? Що за горе за таке?

Его тихий, обнадеживающий, низкий голос немного успокоил подростка. Глазами, полными слез, Нестор взглянул на мужчину.

- Батько Иван, панычи Степана бьют у дворе.

Человек, который только секунду назад воплощал тихое достоинство, мгновенно превратился в шаровую молнию ярости. Как Тарас Бульба бросился на поляков, мстя за смерть своего сына, Иван ринулся на скотный двор.

Огромное тело Ивана, казалось, заполнило собою весь двор. Со страшным рёвом он бросился на трёх, избивающих одного, и с легкостью раскидал их вокруг, одного за другим, как мешки с навозом. Через несколько секунд, ошеломленные и испуганные молодые люди лежали в грязи и навозе.

Но их замешательство длилось недолго. Как только они пришли в себя, вид разъяренного, громоздящегося над ними Ивана заставил их вскочить на ноги и попытаться бежать любой ценой, любым путём. Первым, кто смог удрать, оказался управляющий имением, который продемонстрировал свой практический ум, мудро предпочтя прыгнуть в так кстати открытое окно. Второй беглец ловко перемахнул забор и, как заправский бегун, резво помчался от греха подальше.

Третий остался в одиночестве; единственным для него способом спастись было бежать через ворота. Он бросился к ним изо всех сил, но неожиданная преграда заставила его остановиться. Прямо на его пути, загораживая ворота, встал небольшой подросток. Глаза хлопчика были плотно закрыты и ноги его слегка подрагивали, выдавая скрытый страх быть раздавленным под ногами панически убегающего человека. Затем его ноги твёрдо уперлись в землю, как если бы сознательное решение было принято. Серые глаза открылись широко и уставились на беглеца, так же спокойно и немигающе, как змея глядит на свою жертву.

Перед этим взглядом паныч попятился. Но понимая, что большая опасность ожидает его сзади, он сделал ложный выпад вперед, в надежде заставить мальчика отступить. Нестор не поддался и продолжал угрожающе мерить противника глазами.

Громада Ивана приблизилась к загнанному в угол панычу. Молодой человек съежился от страха, подогнув ноги и прикрыв голову. Иван усмехнулся и, теряя боевой задор, взглянул на мальчика, готового вступить в бой.

- Пусть его, Нестор!

Не отрывая глаз от противника, Нестор медленно отступил в сторону. Паныч, рыдая горькими слезами унижения, выбежал в ворота и рванулся к главному зданию поместья.

Иван пошёл к избитому юноше, лежавшему в середине двора, и опустился на колени, исследуя нанесённый ущерб. Не дожидаясь, когда его попросят, Нестор принес воду в глиняном кувшине и влажную тряпку. Иван приподнял избитого, дал ему отпить воды, и вытер кровь с лица.

Народ начал осторожно собираться вокруг, бормоча слова соболезнования и сожаления. Иван поднял свою медвежью голову и взглянул на озабоченные лица. Потрясённая толпа не знала, что сказать, что ожидать, что делать.

Иван заговорил с ней низким, спокойным голосом, но она восприняла его слова как боевой клич.

- Люди, час захистити нашу честь!

Его могучие руки подняли пострадавшего, и гигант встал с достоинством, гордо глядя на собравшихся вокруг него работников.

- До хозяїна йдемо! Поговоримо!

Иван, не сомневаясь в своей решимости, не стал ждать ответа. Ровным шагом он понёс Степана к главному зданию имения. Всё, что он сделал, было призвать людей и действием ответить на свой же призыв. Он не оглядывался, чтобы убедиться, если люди за ним пошли. Им предоставлялось делать собственный выбор.

Нестор подбежал к Ивану, и присоединиться к строгому маршу. И тут встревоженный народ на скотном дворе стал обретать голоса. Безобразие, которому они все оказались свидетелями, перестало быть их общим секретом. Больше не было необходимости притворяться друг перед другом, что происходящее вокруг было не их ума дело. Теперь у них был предводитель, чья смелость избавляла их от ответственности за открытый протест. Люди бросили свои орудия труда и двинулись вслед за Иваном.

Худой и высокий помещик стоял на верху парадной лестницы «дворца», построенного лет сто назад в претенциозном классическо-античном стиле, с обязательными колоннами по фасаду. Гордые, орлиные глаза отразили не столько удивление, сколько недовольство, когда процессия остановилась у подножия лестницы.

- Это что за безобразие такое? Вы что, совсем разум потеряли? Почему работу оставили?

Помещик рявкнул это с такой силой праведного негодования, что люди отступили назад и отвернули лица в сторону, так же, как и во время избиения Степана.

Только большой Иван и маленький Нестор рядом с ним не пошевелились, взгляда не отвели, не дрогнули. Иван приподнял Степана повыше и гневно обратился к хозяину:

- Гляньте, что ваши детки и управляющий сделали этому хлопцю! Що вы думаете, що мы крепостные до сих пор?

Помещик надменно откинул голову и усмехнулся.

- Не твое дело. Я сам разберусь, - он нетерпеливо махнул, чтобы все уходили. - Давайте-ка, шевелитесь!

Как он и ожидал, люди в толпе опустили головы и стали покорно расходиться.

Иван уверенно шагнул вперед и поставил ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей к помещику. Усмешка одного была встречена усмешкой другого. Иван покачал головой:

- Так ні! Нет! В этот раз не пройдёт! Довольно! Мы покидаємо работать на вас! Ми усі!

Толпа в шоке замолчала и замерла. Все головы повернулись к Ивану.

Дворянин недоверчиво и сердито поджал губы.

- Ты что? Забастовка?

Иван широко улыбнулся, глядя прямо в лицо хозяину, и заявил взвешенно, подчёркивая каждое слово:

- О, нет, хозяин, мы уходим от вас. Мы знаємо, що за забастовку вы нас заявите бунтовщиками и солдат вызовете. Так що мы покидаем вас и всё. И мы требуем те гроши, що вы нам должны. И не ждите нас, пока ваших сынков тут не будет, и пока до нас не будут относиться, как мы есть люди.

Помещик использовал все свои ограниченные актёрские способности, чтобы показать, насколько смехотворной он считал такую идею.

- Ты никак шутишь? Какой умный, ха-ха! Уйдёте? Кто ж вас наймёт после того?

Выглядывая через голову Ивана, он напрямую обратился к своим работникам:

- Вы что, собираетесь голодать? Слышите, вы все голодать будете!

Иван пожал широкими плечами.

- Ничего! Мы крестьяне, мы звичні до страждань та обід. То й що! - он кивнул в сторону скотного двора и конюшни. - Подивимось, якщо ваші дорогоцінні коникі та коровки зможуть теж саме зробити. Можу поспорити, що вони издохнуть за неделю. Попросить ваших дураков синків за ними доглядати. Прощавайте!

Он развернулся и зашагал сквозь толпу. Она раздвигалась перед ним, как море перед Моисеем. Некоторые батраки даже склоняли головы перед Иваном, как будто он был их хозяином, их собственным крестьянским дворянином. Следом за великаном шёл Нестор.

Не в силах ни говорить, ни двигаться, помещик изумлённо наблюдал, как Иван шёл через почтительную толпу к воротам усадьбы. По мере того, как Иван проходил мимо них, работники по очереди кланялись хозяину, поворачивались и следовали за своим новым лидером. Батраки покидали поместье. Дворянин беспомощно кривился при виде такого наглого вызова извечному, естественному порядку вещей. Умирая от унижения, он заставил себя крикнуть удаляющимся спинам:

- Погоди, Иван, погоди! Люди, остановитесь! Прошу вас!

Покидающие двор люди остановились и пораженно обернулись к несчастному человеком на верху парадной лестницы. Их благородный хозяин просил их, как если бы они были равными ему, как если бы они имели равную ценность. Неожиданно, он сбежал вниз по лестнице, положа правую руку на сердце, показывая искренности своих намерений. Или, может быть, его гордое сердце разрывалось от позора:

- Эй, люди, я понимаю, что вас заботит. Я обо всем позабочусь. Что было, то сплыло. Вы же знаете, мои сынки того... горячие не в меру. Простите их глупость! Слово даю, я их приструню. Будьте добры, вернитесь к работе, пожалуйста. Сами знаете, пора-то какая, самая горячая сейчас, о животинке побеспокоится, и всё такое... Вы же знаете...

Он беспомощно развёл руками, несчастный, худой и высокий, похожий на цаплю.

Все головы повернулись к Ивану. Он посмотрел на окровавленного молодого человека:

- А що ти думаєш, Степане?

Степан слабо улыбнулся и махнул рукой:

- А-а-а! Дураки они все, делай, что душа тебе кажет, дядя Иван.

- Ходити можеш?

Степан пошевелил ногами.

- Та, голова кружится, но пойду... Чего там...

Иван осторожно опустил его на землю. На твёрдой почве Степан стоял, пошатываясь, но при этом улыбался. Иван вернулся к парадным ступеням и, как с трибуны, обратился к толпе:

- Ну, що, люди, чи ми згодні?

Это была их победа. Они это чувствовали, они это знали, тем не менее, их общий ответ звучал скорее как невнятное бормотание, затиснутое в анонимности толпы:

- Так. Чего там. Согласны.

Иван развернулся к помещику.

- Ну что, хозяин, люди порешили. Так что пока ты своё слово держишь...

Побеждённый землевладелец поспешил уверить его:

- Сдержу, не беспокойся, слово дворянина.

Иван повернулся к работникам и взмахнул рукой.

- Ну, добре! Ви усі чули. Повертаймось до роботи!

Улыбающиеся люди, счастливо переговариваясь, начали возвращаться на рабочие места. Их спины странно выпрямились, словно избавившись от тяжкого бремени, которое им приходилось нести долгое время.

Стоя у подножия лестницы, Иван и Нестор смотрели на этот радостный исход. Тяжко вздыхая, помещик присоединился к ним. Он вздохнул ещё раз и сказал с обиженной интонацией оскорблённого человека:

- Ох, Иван, Иван. Я тебя знаю столько лет. Ты же такой добрый работник, но всегда тебя тянет в беспорядки.

Иван расправил усы и взглянул на помещика:

- Я беспорядков не начинаю.

- Конечно! Не начинаешь! Они сами тебя находят.

Проиграв битву, хозяин искал утешение в моральном превосходстве.

- А ты ещё и мальчишку за собой тянешь. Это что, правильно? Какой ты ему пример показываешь? Он же такой смышленый мальчишка, и теперь он на тебя и глядит. А он бы мог и чиновником стать, глядишь, или что-то в этом роде, мозги-то у него наблюдаются.

- Нічого поганого з ним не станеться.

Помещик ухмыльнулся и, склоняясь к подростку, спросил с подковыркой:

- Ну, и чем ты хочешь стать, дитя? Смутьяном, как дядька Иван?

Нестор поднял серые стальные глазами и ответил с вызовом:

- Я хочу быть вольным. Запорожцем!

Дворянина рассмеялся от души.

- Запорожцем? Те времена давно прошли, нечто ты не знаешь, и людей тех и след простыл.

В очередной раз лицо Ивана потемнело.

- Как так нет? Вы, может, нас и закабалили, но мы-то остались казаки, свободные люди!

Иван повернулся к подростку и сказал:

- Дякую тебе, маленький друже, усе ти зробив як треба. Ніхто не має дозволяти таку ганьбу, щоб його били. Тож, мій Нестор, якщо хазяїн, або взагалі будь-хто, на тебе руку підійме, то одразу ж хапай будь-які вили коло тебе, тай встроми йому у самі кишки!

Нестор ухмыльнулся, не мигая, всматриваясь вдаль, видя то, что только он был в состоянии разглядеть.

Назад к Оглавлению

Глава 4. Погром

Прорезав ночную темноту, дождь пролился на богатый чернозём и обратил его во вздувшуюся грязь.

Башмак вступил в эту глубокую слякоть и почти исчез в ней. С усилием, нога вытащила себя из топкой западни. Мужчина с трудом пробирался по набухшей почве. В то же время, он помогал женщине, едва стоящей на ногах, пересечь негостеприимное поле. Вдвоём они пробивали себе дорогу к недалёкому свету улиц, скользя и падая на предательскую землю в лихорадочной попытке покинуть темноту сельской окраины. Пара бежала в поисках спасения.

Не из-за того ли, что они были евреями?

На протяжении тысячелетий евреи бежали, спасая себя: из Древнего Египта и библейского Вавилона, из разрушенного Иерусалима и от испанской инквизиции, от мародёров-крестоносцев и бунтарей-казаков, всегда в бегах, всегда в страхе, всегда ненавидимые.

Возможно, они обманывали и крали? Занимались ростовщичеством и требовали фунт мяса в уплату за долги? Служили интересам богатых и власть имущих, эксплуатируя бедных и угнетенных? Разжились на людских страданиях?

Возможно, они были активными членами революционных организаций, этих выгребных ям, кишащих русскими евреями и зарубежными масонами, подрывающих устои великого Русского государства, охмуряя, агитируя, развращая благопристойный, богобоязненный, послушный престолу русский народ?

Честно говоря, это не имело значения для шумных и пьяных мужчин, толпой преследовавших еврейскую пару. Быть просто евреем являлось достаточным основанием для разъярённых погромщиков. Возбуждённые охотой, выкрикивая угрозы, с палками и факелами в руках они нагоняли добычу.

В последнем отчаянном усилии, пара двигалась через городок, который отказывается замечать её отчаянное положение. Лица отворачивались, окна с грохотом закрывались, прохожие сворачивали с улицы в темные закоулки, а, тем временем, загнанная пара теряла силы и время. А когда один человек решил, было, вмешаться, его молодая жена бросилась ему на плечи и утащила в дом, подальше от неприятностей.

Одинокий уличный фонарь в середине городской площади очертил на земле круг света. Мужчина и женщина вступил в него, как будто у него имелись какие-то магические свойства, способные защитить их от окружающей тьмы. Истощение взяло своё. Оба рухнули на землю и крепко охватили друг друга в последнем объятии.

Они видели, как их преследователи выходили из ночи, словно привидения, искаженные лица, освещённые танцующим светом пламени факелов. Не торопясь, с расстановкой, толпа полукругом выстроилась напротив её беспомощных жертв, протягивая цепкие руки, чтобы разорвать на куски, изуродовать. Покоряясь судьбе, еврей и еврейка закрыли глаза, и их крепкие объятия стали еще крепче.

Вдруг, странная тень метнулась в круг света и встала перед громилами, как щит. Толпа отшатнулась и застыла в недоумении. В наступившей тишине был слышен только треск горящих факелов.

Юноша, почти мальчик, небольшого роста, спокойно стоял между толпой и ее жертвами. Он был странно одет в костюм запорожца семнадцатого века: малиновый жупан с золотыми галунами на белой сорочке и широкие и синие, как море, шаровары. Очень театрально и так не к месту в двадцатом просвещенном веке серых пиджаков и лакированных штиблет. Парень стоял твёрдо, держа правую руку за спиной. Пухловатое, детское лицо не выражало никаких видимых эмоций, а стальные змеиные глаза немигающе глядели на погромщиков.

- Назад! - он приказал с неожиданной силой в высоком голосе, как будто он имел на это право, и опустил глаза, как будто моментально потерял интерес к происходящему.

Погромщики в замешательстве обменивались недоумёнными взглядами. Один из них шагнул вперед, чтобы исправить это мелкую неприятность и восстановить предписанный порядок вещей. В ответ на это молодой человек тяжело поднял веки веков, как, должно быть, делал ужасный Вий, и его спокойное, почти сонное лицо выстрелило двумя серыми пулями. Погромщик готовно отступил под покров темноты.

Враждебный полукруг принялся испытывать одинокого защитника, подобно стае собак облаивающей волка, с безопасного расстояния во мраке, не решаясь на первый выпад, опасаясь выйти на свет. Вместо этого, они атаковали словами:

- Ты что делаешь? Чего ты за этих жидов вступаешься?

Юноша не отвечал. Его лицо по-прежнему не выражало каких-либо эмоций, только глаза медленно двигались из стороны в сторону, как два орудийных ствола в поиске цели.

В очередной раз толпа растерялась. Находя силу в численном преимуществе, она разноголосо начала выкрикивали аргументы, достаточные, по её мнению, чтобы убедить любого, имеющего в себе зерно здравого смысла, не стоять на её праведном пути:

- Мы - «Союз Михаила Архангела», союз настоящих русских людей. Само великое Русское государство дало нам право! Кто ты, чтобы идти против него?

Юноша ухмыльнулся.

- Человек.

Погромщики теперь пытались говорить по-хорошему. В конце концов, тут не было никакой причины для ссоры, с их точки зрения.

- Эй, ты вроде похож на хорошего хохляцкого... то есть, украинского хлопца. У нас тоже есть добрые украинские крестьяне из местных, как Коля, видишь?

С этими словами они вытолкнули в круг света здорового и глуповатого на вид мужика.

Подросток снова ухмыльнулся.

- Так и держите его.

Как лягушка, замершая перед змеей, Коля был не в состоянии отвести глаза от мистического запорожца, противостоявшего ему.

Какой-то погромщик прошептал верзиле на ухо:

- Эй, Коля, пойди-ка да ударь его хорошенько. Это же просто мальчик.

Продолжая таращиться на одиноко храбреца, Коля заворожено ответил:

- Ні за що! В нього глаза як у сатаны.

Его огромные крестьянские руки перекрестили грудь с прицепленным значком «Союза Михаила Архангела». Здоровяк сделал шаг назад.

Предводитель стаи не мог допустить, чтобы какой-то подросток не дал им, большим, пьяным, взрослым мужчинам исполнить свой священный долг. Пытаясь возродить спадающее исступление его малость подунывшего отряда, он закричал на юнца:

- Эй ты, жидовский прихлебатель! Предатель! Быдло! Да мы тебя на куски разорвем с твоими жидками!

Жидовский прихлебатель только улыбнулся, но его напряжённые глаза внимательно наблюдали за окружающей его темнотой.

Указывая вокруг, погромщик махнул рукой, подчёркивая, насколько одинок был подросток, и неприятно ухмыльнулся:

- Ты? Один?

- Он не один!

Несколько молодых людей, тяжело дыша, бросились в круг света и встали плечом к плечу с воином-одиночкой, готовые драться тут же, немедленно.

Обалдевшая свора наблюдала, как жители, до сих пор прятавшиеся по запертым домам и тёмным углам, начали выходить на свет и присоединяться к молодым людям, вставших на защиту еврейской пары. Оторвавшись от повисшей на нём плачущей молодой жены, мужчина покинул свой дом и занял своё место в рядах защитников.

Теперь погромщики жались друг к другу, как загнанные, испуганные звери, жалобно ноя и неубедительно угрожая:

- Вы за это заплатите! Мы ваши имена узнаем! Мы сообщим полиции, скажем властям!

- Это мы знаем ваши имена. Мы знаем ваши поместья и дома. И мы не хотим видеть вас, архангелы, здесь никогда больше. Никогда!

Погромная толпа растеряла последние останки былой агрессии. Она осознала реальность угрозы ответа. Как битые собаки, один за другим, они исчезали во мраке, откуда они пришли. Их факела тускнели вдали, пока последнее мерцание не умерло в чёрной пустоте.

Еврейская пара бросилась на колени перед своим молодым спасителем. Охватив его ноги и прижавшись щекой к сапогу, еврейка