Наукоград: авария

Пролог

Взрыва никто не слышал, а, может быть, его и не было. И вряд ли кто-либо из жителей небольшого, с двадцатитысячным населением города Вязна в этот ранний утренний час субботнего дня видел, как из высокой вентиляционной трубы закрытого научного объекта взметнулся зеленоватый столб дыма. На высоте около двухсот метров столб собрался в небольшое облачко, в котором на зеленом фоне переливались и сменялись оттенки желтого и оранжевого, имитируя отражение еще не взошедшего солнца на привычном небесном облачке. А если бы и увидел, то удивился бы только одному – почему это облако розоватое, когда солнце еще не взошло, а погода вообще пасмурная? Зелено-розовый столб потревожил только ворона, дремавшего на красном сигнальном фонаре трубы — он, молча, взлетел, с безопасного расстояния гаркнул на невиданное прежде облако и улетел на верхушку ближайшей засохшей сосны. Легкий ветерок понес расплывающееся и медленно опускающееся вниз облако на запад, в сторону городских застроек.…Там, на площади около здания мэрии, небольшие часы на башенке-новоделе показывали 4 часа 44 минуты…

Часть первая

ЗАДАЧИ для ТЕНГИЗА

Ни добрых Пятниц нет, ни Робинзона –

Наш остров называется «промзона».

ГЛАВА 1 Испорченная пятница

— Значит, превращаем науку в товар? Так что ли? Ну, удачи! — Силан Давидович нажал красную клавишу мобильного телефона. В раскрытое окно просторного кабинета директора доносился негромкий шум детских голосов из ближайшего сквера и нежный аромат цветущих кустов жасмина — был теплый майский вечер. Кабинет был больше похож на зал заседаний — с круглым столом в центре, за которым мог свободно разместиться весь состав местного симфонического оркестра по случаю приема после удачного концерта, посвященного очередной юбилейной дате. Силан Давидович сам был меломаном и играл на скрипке, которая всегда лежала в великолепном футляре в стеклянном шкафу на видном месте кабинета. Имя директора, напоминающее о древнегреческих героях, совершенно не соответствовало его внешнему образу – он был низкого роста, ниже полутора метров, с большой, круглой, как шар, лысой головой. На этом шарике довольно нелепо смотрелся длинный горбатый нос. Перед приемом весьма почетных редких гостей Силан Давидович надевал парик а’la Кобзон, прикреплял галстук-бабочку – и приобретал совершенный вид первого скрипача оркестра лилипутов. Впечатление усиливалось тем, что в момент входа гостей в кабинет Силан Давидович поспешно опускал заранее приготовленную скрипочку на стол, и как бы извиняясь за свою слабость к музицированию, разводил в стороны свои маленькие ручки. Однако впечатление от комичности образа Силана Давидовича мгновенно исчезало, как только он начинал разговор с гостями. Манера его общения была уверенной, всегда как нельзя лучше соответствовала теме и настроению разговора, он был интересным рассказчиком, помнил множество историй, анекдотов, имен. В сложных обстоятельствах решение Силана Давидовича всегда признавалось наиболее приемлемым и компромиссным. Наверное, поэтому нынешний директор большого НИИ Нанотехнологий и Инноваций достиг такой высокой должности и звания членкора к своим 57-и годам, так как других достижений за ним никто из коллег не помнил….

Сегодня Силан Давидович, сидя в высоком кресле у окна (кресла для него были изготовлены по заказу, дабы в сидячем положении директор не казался ниже своих собеседников), был в прекрасном расположении духа. Был конец недели, пятница 24-го мая. Дела шли нормально. Ему удалось отстоять неплохой бюджет института на текущий год, привлечь хорошие инвестиции под инновационные проекты (в реализацию которых ни он сам, ни будущие исполнители не верили). Досталось это нелегко – за год непрерывных поездок в центр и на дальний аэропорт карликовая директорская попка оставила темный потертый след на кожаной розовой обшивке личного мерседеса. Но Силан Давидович не жалел ни своего зада, ни мерседеса ради благополучия любимых и мало оплачиваемых научных сотрудников института. Редкие дни, когда водитель мерседеса мог спокойно подремать в неподвижном салоне авто под окнами хозяйского кабинета, в который тянулось нескончаемое множество посетителей разных мастей, вплоть до федерального министра. Это могло бы докучать директора, но, во-первых, перед дверью сидел цербер в лице очаровательной блондинки Светочки, а во-вторых, от бесед с теми, которые проникали сквозь этот барьер, Силан Давидович получал даже удовольствие, демонстрируя остроумие и показывая превосходство своего интеллекта.

Эта пятница была приятна Силану Давидовичу еще и тем, что закончились хлопоты по подготовке большой Международной конференции, которая должна была состояться в Вязне на следующей неделе. Он с женой собирался провести уик-энд на даче у местного предпринимателя Синюгина. Они сдружились несколько лет назад на почве искреннего интереса коммерсанта к науке и столь же искреннего интереса директора к местной экономической деятельности. Ходили слухи, что эта дружба скрепляется также тайными свиданиями молодой супруги директора и его коммерческого друга, но кто жил в маленьком городе, тот знает, чего стоят подобные слухи… Дача (а скорее, поместье) местного олигарха привлекала директорскую чету огромным подогреваемым бассейном, бильярдным залом, и бесподобным винным погребом – у них такого пока не было, ведь член-корреспондент РАН Силан Давидович был директором НИИ только первый срок.

Большие маятниковые часы, стилизация под антиквариат, подарок институту от Газпрома в один из юбилеев, пробили шесть часов. Силан Давидович встал, собираясь закрыть окно, но шум детских голосов был заглушен раньше громким голосом Светочки, который, будучи по силе сравним с ревом теннисистки Шараповой, в тоже время звучал гармонично, и любая фраза заканчивалась тоникой нижнего регистра из арии оперной певицы:

— Силан Давидович, с Вами хочет поговорить Егор Кузьмич. Соединить?

— Разумеется.

«Что еще придумал этот местный Дзержинский? — подумал Силан Давидович. — Всё уже сегодня обговорили – каких иностранцев куда водить».

— Ну, Егор Кузьмич, что еще пронюхали твои доберман-пинчеры?

— Не шути, Силан. Дело срочное и неожиданное. Говорить не могу — линия прослушивается.

— Кем прослушивается? Тобой же?

— Опять шутишь. Сейчас иду к тебе, тогда и «пошутим».

— Что за секретность? Сто лет от тебя такого не слышал.

— А такое и бывает раз в сто лет, слава богу, — начальник местного ФСБ повесил трубку.

Уже через пять минут Егор Кузьмич вошел в зал-кабинет директора, первым делом закрыл окно и уселся было в карликовое кресло у стола. Крупная задница чекиста не поместилась между ручек кресла, и он пересел на кресло посетителя.

— Ты, господин директор, тоже не садись в свое кресло – все равно вскочишь, — начал он после небольшой паузы, во время которой заставил хозяина кабинета подольше быть в тревожной неизвестности. Силан выдержал его тяжелый взгляд.

— Получена, понимаешь, шифровка из центра – есть предположение, что готовится теракт на территории вашего института. Сам понимаешь, где это, скорее всего, может случиться.

— Понимаю, — ответил после непродолжительного молчания директор. — На нашем реакторе, вероятно? И когда это…должно быть?

— Ну, ты что, Силан! Этого не должно быть! И вообще, кто это тебе скажет? Террористы, что ли, сделают сообщение в местной прессе о своих планах?

— Я думаю, мы успеем провести Конференцию, да?

— Ничего не могу сказать. Установка у вас сейчас в работе? Можно ее остановить?

— Ты думаешь, это может случиться…?

— Да, в любую минуту. Но повторяю – это не должно случиться. Надеюсь, тебе, хитроумному директору, понятно, чем это кончится?

— Егор Кузьмич, наш лазерно-ядерный реактор ЛЯР-2 – это не Чернобыль и не атомная бомба. Даже если, предположим, случится авария – населению города это не грозит. Меня много раз уверяли умные теоретики этой установки и главный инженер.

— Умные теоретики, население! – передразнил Егор. – Ну и думай про население, умный директор! А я буду думать про себя. В общем, так: я своим уже дал соответствующие указания, а ты собирай своих и настраивай на бдительность.

Егор Кузьмич ушел, аккуратно закрыв за собой двойную дверь кабинета.

Силан Давидович, настроение которого давно уже резко ухудшилось, взял трубку мобильника и мрачно сообщил жене:

— Леля, шофера пока не вызывай – возможно, мы поедем к Синюгину позднее… Или вообще не поедем. Что? Нет, ему не звони – я сам.

После разговора с начальником ФСБ ошарашенный Силан Давидович сел за круглый стол, что он редко делал, будучи один в кабинете, и постарался как-то осмыслить это весьма неприятное, и главное – не своевременное известие (будто неприятные известия бывают своевременными!). А известие было крайне несвоевременно – уже в воскресенье начнут съезжаться участники международной конференции в честь 15-летия пуска первого лазерно-ядерного реактора ЛЯР-1. Никогда ему не приходилось раньше решать одновременно несколько задач, каждая сложнее другой. «Что теперь делать с Конференцией, как праздновать, если в любой момент есть опасность ядерной аварии? А этот профессор Гюнтер... Он обязательно полезет на установку, да еще со своим неразлучным дозиметром. Его надо встречать в воскресенье в аэропорту. Вместе с двумя дочками. Прелестные создания! Мечтал познакомить их с моим Альбертом. На всякий случай…. А теперь что? Отменить форум? «Дорогие коллеги! Спешу вас уведомить, что ввиду возможности террористического акта на установке Конференция отменяется… нет… переносится… нет… откладывается до совершения акта. С глубоким уважением академик N». Какого акта, спрашивается? Ну, не того, о чем вы подумали. Ха! Я еще могу шутить… Авария на реакторе! А тут еще Синюгин. Какой Синюгин?! Какой аэропорт?! Какая Конференция?! Реактор! Вот – главное! Его нет – и меня нет. Тут уже путь не в Академию, а куда? От сумы и от тюрьмы не отказывайся? Накоси – выкуси!… Почему собственно этот теракт обязательно произойдет? Какой теракт?! У нас? В научном центре? Кому это нужно!? Эти доберман-пинчеры всегда что-то придумают, чтобы оправдать свои немалые зарплаты и бездействие. Значит так: Первое — надо получить подтверждение сообщения Егора». Аналитический и комбинационный ум Силана Давидовича, наконец, начал работать. «Это — прежде всего. Потом — собрать ответственных и настроить на бдительность. Наверное, отключить установку – это должно снизить последствия, даже если этот старый интриган прав»…

Не успел член-корреспондент Российской академии наук нажать кнопку вызова секретарши, как та уже появилась в дверях и своим изумительным голосом в манере Шараповой-Образцовой громко объявила:

— Все собрались, Силан Давидович!

«Как это она узнала мои мысли, бестия?» – удивился Силан Давидович.

---------------------------------------------------------------

Мыслей эта бестия не угадывала — просто имела прямую связь с Егором Кузьмичом. И, кроме того, была любопытна и догадлива. Наверное, эта белокурая ведьмочка могла бы даже эффективнее директора провести предстоящую трудную беседу с ответственными работниками установки и начальниками всех отделов безопасности института, которые толпились в приемной, неожиданно вызванные к «Великану» (так за глаза именовали директора) в необычное для совещаний вечернее время пятницы. Некоторые были схвачены звонком Светика буквально при выезде из города на дачу, другие – в раздевалке сауны или на теннисном корте, и только главный теоретик реактора оказался еще на рабочем месте – он по обыкновению только что явился на работу. Любовь Сергеевна Недолина, зам. гл. инженера установки по вопросам безопасности, запаздывала по совершенно объективной причине – она сидела в салоне и сушила голову, на которой парикмахер только что произвел очередной шедевр искусства куафера — Любовь Сергеевна готовилась вечером исполнить на концерте в клубе ученых собственные романсы, музыку к которым написал местный композитор Соловьев-Крутой.

— Приглашайте.— В голосе директора чувствовались неуверенность и раздражение – это преждевременное совещание помешало ему созвониться с приятелем из федерального центра, чтобы навести справку о возможности теракта.

Когда все расселись, и Силан Давидович увидел выражения лиц своих подопечных, ему на миг стало смешно. Захотелось сказать словами классика: «Я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное …». Но мысль о том, какое известие он им сообщит, сразу отбила охоту шутить. Обведя еще раз глазами всех присутствующих, он начал:

— Никогда не думал, что придется когда-нибудь собирать вас по этому поводу. Хотя вопросами безопасности реактора мы занимались и занимаемся постоянно. Не так ли, Рудольф Ефимович? — он посмотрел на главного инженера установки Задрюченко. Тот медленно, озираясь, встал, и, прижав сцепленные пальцами руки к туловищу – его обычная поза в минуты волнения или неудовольствия, тихо произнес:

— На установке все в порядке, Силан Давидович, полчаса назад мне докладывал начальник смены. Разве за это время…что-то….?

— Нет, нет, Рудольф Ефимович, с установкой все в порядке…пока… Мне даже как-то странно, как будто бы неуместно говорить об этом, но…

В это время в кабинет, без сообщения Светика, вошел Егор Кузьмич и сел у окна, не поздоровавшись. Силан Давидович как будто не заметил вошедшего, но все присутствующие знали начальника местного ФСБ в лицо, и сразу поняли, что собрали их не зря.

----------------------------------------------------------------

Ночная субботняя смена началась на лазерном ядерном реакторе ЛЯР-2 в этот драматический для истории Вязны весенний день 25 мая почти как обычно. Известно, что первым всегда сменял своих коллег пунктуальный и флегматичный старший инженер Круглов, приходивший, как положено по инструкции, за 15 минут до начала смены. Однако на этот раз, появившись на пульте как всегда в 23.45, он был удивлен, увидев в кресле своего обычного начальника смены Журавлева Всеволода Анатольевича (естественно, все коллеги звали его Журавль, тем более что тот был долговязый, под два метра), который никогда не приходил ранее положенного срока.

— Ты почему здесь – вы же договорились с Романом (Романом звали Сергея Павловича Романова, начальника предыдущей вечерней смены), что он будет дежурить сегодня ночью вместо тебя – он ведь должен тебе ночную смену за.. ну…

Он замолчал – неловко было напоминать, что такой положительный и непьющий человек как Романов, пришел недавно к 12 часам ночи такой «хороший», что Журавлев прогнал его и отдежурил за него ночь.

— Должен-то-то долже-жен, но он позвонил мне да-амой, попросил отсрочить долг. Больше того - сменить его раньше: у него неожиданно умер дядя и он должен уехать вечерним экспрессом из области. Вот и сижу уже т-т-три часа. Ничего, я сдеру с него две ночи! – пояснил заикающийся Журавлев.

Вскоре появилась и техник Зоя Владимировна, уже немолодая и всегда беспокойная мать троих детей. Как обычно, опаздывал, несмотря на постоянные разборки у Главного и строгие замечания своего начальника смены, инженер-теплофизик Женя Шашков, еще «молодой специалист». Сегодня, опоздав на положенные 12 минут, он буквально ворвался в зал управления (ЗУП) с криком: Они там! Посмотрите – они ходят вокруг здания!» Старший инженер, не отрываясь от оперативного журнала, спокойно среагировал: Кто они? Инопланетяне?» Все привыкли к необузданным фантазиям Жени и его любви ко всяким «неопознанным» явлениям. Однажды он «декодировал» хаотические каракули самописца мощности установки и заявил, что это — предупреждение жителям Земли из космоса об опасности использования термоядерной энергии. Попытки широкого использования преобразования ядерной материи в энергию непременно вызовет глобальную катастрофу. Ему удалось даже выйти с этим сообщением на институтский семинар, который случайно (или по воле «авторов послания»?) пришелся на 1-ое апреля… Работы на ЛЯР по этой причине не закрыли. Были случаи, правда, очень редкие, когда фантазии Шашкова шли на пользу установки. Так, одно время аварийные автоматические отключения (ААО) стали происходить без всякой видимой причины. Даже искушенный теоретик Тенгиз Гелиани разводил руками. Шашков всегда настаивал на строгую связь между поведением людей и машин с явлениями природы, «космоса», как он обычно выражался. Большинство было его оппонентами; поддерживающее меньшинство – женщины, и этот факт мог бы помочь Евгению иметь успеха у прекрасного пола, но, к сожалению, ему по-молодости не хватало настойчивости, так необходимой в этом случае. Все, что он мог сказать в ответ молодой особе, которая восторгалась его теорией единства «всего на свете», — это только: «Ты такая умная!». О каком единстве можно после этого мечтать?

Так вот, однажды Женя заявил, что «необъяснимые» аварийные автоматические отключения ААО объясняются очень просто. На вопрос «как?» он не ответил, а назвал дату и время, когда это произойдет. Кое-кто заподозрил мистификацию, и было предложено на это время в ЗУП Женю не допускать. Срабатывание ААО произошло только на 20 минут позднее указанного Евгением срока. Не поверив в ясновидящие свойства инженера-теплофизика, эксперимент повторили. Женя назвал новую дату – «это будет либо ровно через четыре недели, либо не будет». Через четыре недели, вечером, ААО состоялся. В ЗУПе по этому поводу распили шампанское (это было условием Жени), и после этого он попросил всех посмотреть в широкое окно за щитом управления на небо. Там, как желтая громадная тарелка, ярко светила полная Луна. «Свет полной Луны при ее положении на небосклоне в полнолуние как раз падает на этот вот светочувствительный диод и вызывает срабатывание ААО» — объяснил Женя. «А почему же Солнце…» — начал кто-то спорить, но тут же осекся: ведь в дневное время щиты панели и жалюзи окон всегда закрыты - светочувствительность элементов электроники была хорошо известна…

— Кто это «они»? Инопланетяне? — спросил практичный Круглов.

– Обыкновенные люди, но чего им нужно в такое время около нашего здания? Вы меня за идиота держите, что ли? – обиделся Женя.

— Что-то я никого не вижу. А ты, Зоя? – Круглов раздвинул жалюзи окна (ночь была облачная, и света луны не надо было опасаться).

— Нет, никого, кроме этой своры бездомных псов.

— Ну как же – они там, у транспортных ворот! – уточнил Женя.

— А как же это ты у транспортных ворот оказался? Через забор, что ли, лез на площадку?

— Да я… это… обошел вокруг здания – хотел на Луну взглянуть – сегодня обещали лунное затмение. Только пасмурно очень. – Женя подошел к окну и отодвинул шторы на противоположной стене.

— Действительно, человек шесть, нет, семь, у ворот. Расходятся. Смотрите – у них на рукавах красные повязки! – сообщила Зоя Владимировна.

— Хоронить кого-то собрались ночью, — пошутил Круглов.

— Точно: кого-то зарезали, и сейчас будут зарывать. Вон, у одного и лопата или лом с собой, — поддержал шутку Женя.

— Из этой «лопаты» они и застрелили – это ружье, садовник ты мой, притом снайперское, — уже серьезно сказал старший инженер.

Воцарилось молчание. Начальник смены Журавлев, писавший до этого в сменном журнале, положил авторучку и взял трубку телефона:

— Надо сообщить Г-главному. Алло? Рудольф Ефимович? Это… У нас? Все на-армально. Вот только ка-какие-то люди около здания ходят, с оружием (Слушает). А па-аччему? (В трубке: Не задавайте лишних вопросов!).

Повесив трубку, Журавлев сообщил:

— Это какие-то учения охраны, оказывается. Велено не обращать внимания и не мешать им.

Только тут Журавлев сообразил, что звонил главному по внутреннему телефону – значит, тот на работе, в полночь? Женя тут же нашел ответ:

— Так он участвует в этих учениях, «Затмение Луны» называется. Впрочем, где же мой пунктуальный босс? Уж не его ли ищут люди в повязках?

— Сказал, что вынужден неожиданно уехать на похороны дяди, — разъяснил начальник смены.

— Ну, брат, придется Зое Владимировне уступить тебе кушетку на пару часов, — сделал вывод Женя.

Зоя Владимировна укоризненно посмотрела на юного коллегу, но не отпарировала – она относилась к нему также как к своим детям, снисходительно и с материнской любовью. В это время раздался длинный звонок внутренней связи. Только Журавлев начал обязательное «На-начальник смены…с-с-слу...», как главный инженер прервал его: «Фамилию называйте, согласно инструкции. Журавлев? А почему не Романов? Попросил сменить? Без моего согласия… так …самодеятельность… Может быть, Вы вообще один в ЗУПе?»

Главный был почему-то раздражен как никогда. Обычное это дело – подсменка. Конечно, по регламенту подмена возможна только с разрешения Главного, но это сплошь и рядом игнорировалось и, как правило, без нагоняя. « А что с тем? Дядя умер? Так, ладно… Как запаздывающий генератор? Стабилен? Держите меня в курсе дела. Да, вот что — не мешайте этим ... с повязками. Почему домой не иду? Что – хотите, чтобы скорей ушел? Шарики в компьютере погонять? Уже забыли про бдительность…. Ладно, спокойной ночи… в смысле, чтоб все нормально».

Не прошло и минуты, как снова зазвонил телефон, на этот раз городской. Это была жена Романова: «Сергея можно? Нет? Когда будет на пульте, скажите, чтобы позвонил домой – дочка заболела…».

Журавлев:

— Повесила трубку…Это Татьяна, жена Романа, спрашивала его.

— Ничего себе! И что же? – поинтересовался Женя.

— Что… Сказал только, что его не-ет на пу-пу-льте, как-то р-р-растерялся.

— Она же должна знать про дядю!? Что тот умер… Почему же она спрашивала Сергея? — удивилась Зоя Владимировна, святая мать троих детей.

Мужчины же обменялись многозначительными взглядами.

-----------------------------------------------------------------

А на экстренном заседании у директора, когда Романов еще дежурил в свою вечернюю смену и не успел уехать на «похороны дяди», продолжалось обсуждение тревожного сообщения Егора Кузьмича.

— Только прошу всех: о том, что сейчас нам предстоит здесь обсуждать, никому ни слова, — предупредил Силан Давыдович. Егор Кузьмич одобрительно кивнул.

— Рудольф Ефимович меня не раз убеждал в абсолютной безопасности установки, в том, что любая проектная авария не может быть выше 3-его уровня по какой-то там шкале.

Любовь Сергеевна:

— По 7-ми балльной международной шкале МАГАТЭ, Силан Давидович.

— Да-да, я помню. И это означает не аварию, а инцидент, простую техническую неисправность, так, Рудольф Ефимович?

Задрюченко, невысокий человечек (директор подбирал руководящий персонал, помимо прочих достоинств или недостатков, выгодных ему, в том числе и по росту) снова поднялся, и, стараясь быть видимым директору из-за широких плеч Егора Кузьмича, и оглядываясь на своих коллег, переадресовал этот вопрос им:

— Так просчитали наши специалисты. Они почти все здесь, могут выступить.

— У нас не семинар. Так или нет? — настойчиво заявил директор.

Лоб Главного покрылся потом, он снова огляделся, и тут вскочил Виталий Анатольевич, старший инженер по радиационной безопасности:

— Инцидент 3-го уровня, Силан Давидович, не приводит к выбросу радиоактивности и не несет никакого риска для населения. Но большое внешнее воздействие, например, падение современного пассажирского лайнера на здание установки или достаточно мощный взрыв, произведенный террористами, может вызвать разрушение установки и выброс радиоактивности.

— Но выброс будет небольшой, меня же так убеждали?

На этот раз директору ответила Любовь Сергеевна, с неуместной улыбкой:

— Силан Давидович, в этом случае только некоторая часть населения получит дозу, превышающую допустимый предел.

Силан Давидович ударил своей маленькой, но могущественной ручкой по столу, поглядев в сторону зама по научной работе:

— У нас тут ученые собрались или артисты? Что значит – «некоторая»? Сколько? И… кто именно?

Любовь Сергеевна покраснела, но ее