Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

Мамаево побоище
Мамаево побоище
Мамаево побоище
Ebook169 pages1 hour

Мамаево побоище

Rating: 0 out of 5 stars

()

Read preview

About this ebook

Историческая беллетристика Даниила Лукича Мордовцева, написавшего десятки романов и повестей, была одной из самых читаемых в России XIX века. В произведениях отражено отношение автора к той трагедии, которая совершалась в истории, начиная с XV века, в период объединения российских земель вокруг Москвы. Он ярко показывает, как власти предержащие, чтобы увеличить свои привилегии и удовлетворить личные амбиции, под предлогом борьбы за религиозное и политическое единомыслие сеяли в народе смуту, толкали его на раскол, духовное оскудение и братоубийственные войны. Даниил Мордовцев - Мамаево побоище

LanguageРусский
Release dateOct 31, 2013
ISBN9781783844746
Мамаево побоище

Read more from Даниил Мордовцев

Related to Мамаево побоище

Related ebooks

General Fiction For You

View More

Related articles

Reviews for Мамаево побоище

Rating: 0 out of 5 stars
0 ratings

0 ratings0 reviews

What did you think?

Tap to rate

Review must be at least 10 words

    Book preview

    Мамаево побоище - Даниил Мордовцев

    КОММЕНТАРИИ

    I. ИГРИЩЕ ДИД-ЛАДО И ТАТАРСКИЙ НАБЕГ

    В тихий, светлый летний вечер, у села Карачарова, на берегу Оки, на лужайке, называемой девичьим полем, совершается игрище: девки и парни хоровод водят.

    Это было летом 1376 года. В то далекое время народные игрища совершались так же, как и в настоящее время в глухих захолустьях русской земли, но только с большею обрядностью и строгостью, словно бы это было нечто религиозное, торжественное, с такими унаследованными от старины приемами, отступление от которых казалось неуместным, чем-то как бы греховным. В этих игрищах -- и в их приемах, и в напевах песен -- жила нетронутою та незапамятная старина, когда браки совершались посредством умыкания девиц у воды, на этих самых игрищах, когда молились под овином, кланялись роду и рожанице, пели песни Перуну, и Дид-Ладе, и Дажбогу¹. Для этих обрядовых игрищ были особые места у сел и городов, большей частью лужайки у воды, и назывались они девичьими полями, каковые имелись около каждого города и села.

    Такое игрище совершалось в один летний вечер 1376 года у села Карачарова, у того знаменитого села Карачарова, в котором когда-то родился богатырь Илья Муромец.

    Девки в белых сорочках и понявах, а иные, по девственной наивности того наивного времени, в одних срачицах и с бусами или с красным шиповником вместо бус на шее, а парни в рубахах и портах и босиком, точь-в-точь как изображены они еще в виде скифов на Трояновой колонне в Риме и на кульобской скифской вазе², взявшись за руки и сплетаясь и расплетаясь, то сходясь плетнями, то расступаясь, ведут то коло, то кон и поют звонкими, здоровыми, чистыми, как у детей, голосами величание таинственному Дид-Ладе.

    В то время, когда молодежь творит игрище и оглашает воздух величанием неведомых богов старины, старцы и пожилые мужи и жены сидят кто под своими избушками на завалинках, кто на траве, кто под старинным дубом, под которым когда-то совершались еще приношения лешему и русалкам, сидят, любуются играми молодежи и говорят о старине, о современных порядках, о татарщине, об удельных раздорах, усобицах и розратьях. Тут же и дети, и большею частью белоголовые, непременно босые, часто совсем голенькие, то, копаясь в песке, играют в татар, темников и баскаков³, то собирают дань великому князю, то гонят в орду полоняников, большею частью девочек.

    А коло звенит молодыми голосами: парни, наступая лавой на девок и хорохорясь, молодечествуя перед ними, потряхивая русыми кудрями и притопывая босыми, широкими, как у молодого медведя, лапами, выкрикивают:

    А мы просо сеяли, сеяли,

    Ой Дид-Ладо, сеяли, сеяли.

    А девки, держась за руки плетнем, задорно улыбаясь и поводя плечами и широкими, как квашни, бедрами, как бы нехотя уклоняются от парней и вызывающе вывизгивают:

    А мы просо вытравим, вытравим,

    Ой Дид-Ладо, вытравим, вытравим.

    -- А Илья Муромец, поди, тоже, как молодым был, так здесь на игрище игрывал.

    Это говорила молодая, курносенькая, светлоглазая бабенка, которая сидела на земле у завалинки и искала в склоченной рыжей голове с такою же бородою, лежавшей у нее на коленях.

    Косматая голова повернулась боком.

    -- Что баишь? -- проговорила она спросонья.

    -- Я, чай, и Илья Муромец, баю, игрывал здеся на игрище, как молодым был,-- повторила бабенка, продолжая искать в голове мужа.

    -- Что ты, дура-баба! Илья, чай, тридцать и три года сидел сиднем сидячим, покуль не пришли к нему калики перехожие и он не выпил с ними ковша браги... Где ж ему на игрищах было игрывать! -- наставительно проговорила косматая рыжая голова.

    -- Ах, чтой-то я, дура! И забыла, Перун-те бей! -- спохватилась баба.

    -- Мама! Мама! -- подскочила к ней голенькая с льняными волосками девочка, лет пяти.-- Добрынька велит мне по-татарски молиться, кусту.

    -- Да он играет, он тебя нароком в полон взял,-- успокаивала мать мнимую полонянку.

    А голоса парней гудели в коле:

    А чем-ту вам вытравить, вытравить?

    Ой Дид-Ладо, вытравить, вытравить!

    А горластые девки перекрикивают:

    А мы коней запустим, запустим,

    Ой Дид-Ладо, запустим, запустим!

    -- Я не хочу, мама, в полон! -- твердила белоголовая девочка.

    -- Ну, ин не играй с Добрынькой,-- утешала ее мать,-- играйте сами девочки в Ярилу⁴.

    Девочка побежала к сверстницам, радостно восклицая: В Ярилу! В Ярилу!

    -- Ишь, девка боится полону татарского,--улыбнулся плечистый, рослый молодой мужик с огромной, словно браслет, медной серьгой в ухе, сидевший тут же на завалинке рядом с седым как лунь стариком.-- А топерево татары-те уж не то, что в старину были, не больно страшны... Вон как в те поры мы ходили с суждальскими, да с нижегородскими, да с московскими дружины, под воеводой под князь Димитрием Волынскием, Казань город громить⁵, так выпущали они, татаровя, на нас громы-те со стен, уж и перунили же гораздо собаки! Да выпущали на нас велбудов стадо, страховиты таковы, с горбами, шеи что у гуся либо у лебедя, ревут и саплют страх! А мы ну их громить, ну громить и вогнали в город-ат, и князи их, Гасанки да Махметки, нам челом добили и окуп большой дали.

    А мы коней выловим, выловим,

    Ой Дид-Ладо, выловим, выловим.

    А чем-ту вам выловить, выловить?

    Ой Дид-Ладо, выловить, выловить!

    А мы уздом шелковым, шелковым,

    Ой Дид-Ладо, шелковым, шелковым...

    -- Так-ту так, Малютушка,-- качал седой головою старик, прислушиваясь к звонким голосам игрища, как парни хотят выловить коней уздом шелковым,-- токмо коли бы у нас, на Руси, не усобицы княжьи, коли бы Москва с Тверью не короталися да суждальски князи с рязанскими розратья не чинили да татаровей на нас не водили... А то, что год, то нас же и свои князья, и татаровя пустошат и бьют и в полон продают... После дни времена настали...

    -- Что ж, дедушко, ноли в стары времена лучше было?

    -- Не в пример... При покойном царе Озбяке⁶ нас, русских людей, никто не смел обижать: как он десять князей-ту наших сказнил в орде, так наши-те князья стали ниже травы, тише воды, да и дань-ту брали по-божески... А ноне с нас и рязанской князь кожу сдирает, и московской, и суждальской: станешь за Олега рязанского, Митрей московской зорит и пустошит, за суждальского станешь, пронской доезжает... Пропадай они пропадом!

    И старик, казалось, весь погрузился в созерцание прошлого, когда жилось лучше, когда и царь Озбяк был могущественнее всех царей, и великие князья были тише воды, ниже травы, и солнышко грело жарче молодые кости, и небо было голубее, зелень зеленее... Он, казалось, и видел, и слышал это дорогое, незабываемое прошлое в чужой молодости, вот в этих звуках, что неслись с игрища... Все, все изменилось; не изменились одни старые игрища, не изменился голос величания Дид-Лада, величания, под которое когда-то и он, стар-престар человек, скакал молодыми босыми ногами, выслеживая свою зазнобушку, толстокосую и широкобедрую, в одной, в единой лишь срачице лебедь белую, младую Рогнедь-девку, которая так же, как вот и эти девки, своим лебединым гласом величала:

    А мы дадим сто куниц, сто куниц,

    Ой Дид-Ладо, сто куниц, сто куниц!

    А он, ныне стар-престар человек, а тогда еще млад, русокудр Рогволодушко, своим зычныем голосом выгукивал своей Рогнеде-девке:

    Не надоть нам сто куниц, сто куниц.

    Ой Дид-Ладо, сто куниц, сто куниц!

    А она, Рогнедь-девка, заплетаясь плетнем с другими девками, как свирель, свиристела:

    А мы дадим семь вдовиц, семь вдовиц,

    Ой Дид-Ладо, семь вдовиц, семь вдовиц!

    А он, млад Рогволод-парень, с прочими парнями ответствовал:

    Не надоть и ста вдовиц, ста вдовиц,

    Ой Дид-Ладо, ста вдовиц, ста вдовиц!

    Тогда Рогнедь-девка, подымая на Рогволода свои глаза, эки были зенки с поволокой, тихо выговаривала, маня к себе Рогволода:

    А мы дадим девицу, девицу,

    Ой Дид-Ладо, девицу, девицу.

    И Рогволод, широко расставляя босые лапищи, медведем шел на Рогнедь и выговаривал:

    Ох. надоть нам девицу, девицу, Ой Дид-Ладо, девицу, девицу!

    Плетень девичий и плетень из парней совсем переплетались, и слышались возгласы то мужские, гогочущие, жеребячьи, то девичьи, лебединые:

    -- А котору вам девицу? -- звенел лебединый голосок.

    -- Доброгневу! Доброгневу! -- брало несколько глоток.

    -- Прекрасу! Гориславу! -- перекрикивали их другие глотки.

    -- Верхуславу! Милолику! Вышеславу! -- брали третьи, смотря по тому, какая кому девка нравилась.

    -- Давай всех девок! Мы их всех...-- завершал здоровенный голосище широкоплечего, широколицего, почти без профиля парня, который, раскрыв мускулистые руки и растопырив толстые, как обрубки, пальцы, казалось, хотел заграбить под себя всех девок.-- Всех их!..

    -- Любо! Любо! Ярополк правду говорит! Ай да Ярополкушко! Всех их! Всех! -- восторженно кричала вся мужская половина.

    Но эти восторженные возгласы покрыты были мгновенно отчаянными раздирательными криками детей, которые, несколько в стороне, на возлесье, играли в татар и в великих князей, заставляя меньших ребятишек и девочек кланяться царю Мамаю, которого изображал из себя босой и без штанов Добрынька, шустрый черноголовый мальчуган, заставлявший потом своих улусников и полоняников кланяться калиновому кусту.

    -- Татары! Татары! -- кричали не своим голосом дети, стремглав несясь от лесу к селу, цепляясь друг за дружку, падая и снова отчаянно голося.-- Татары! Татаровя!

    Действительно, из-за лесу показались характерные шапки золотоордынцев, синеордынцев, ясов и черкесов с саблями в руках и зубах, с арканами и луками за плечами. С страшным гиком и алалаканьем неслись они прямо на игрище, подняв высоко правые руки с арканами.

    Как испуганное стадо, бросились врассыпную парни и девки, последние с страшным визгом, кто в село, к избам, кто мчался к лесу, кто прямо бросался в Оку и плыл на ту сторону.

    Началась дикая ловля полоняников: кто скакал за убегающей девкой, кто пускал аркан вослед бегущему парню, и аркан, описывая в воздухе дугу и свистя, захлестывал шею бегущего, и тот со всего размаху падал навзничь, вскидывая к небу

    Enjoying the preview?
    Page 1 of 1