Преступления на почве страсти, ревности и несчастной любви

Луи Проаль

ПРЕСТУПЛЕНИЯ НА ПОЧВЕ СТРАСТИ,

РЕВНОСТИ И НЕСЧАСТНОЙ ЛЮБВИ

Публикуется в изложении М.А.Орлова

по изданию

«Le crime et le suicide passionels

par Louis Proal»

ООО Остеон-Пресс

Ногинск — 2014

при участии

encoding and publishing house

Книга, которую мы вам предлагаем, могла бы считаться безнадежно устаревшей, тривиальной и бесцветной, поскольку на самом деле представляет собой отчет фрацузского криминалиста, работника юстиции на тему самых распространенных преступлений в мире. Если бы... Если бы преступления эти до сих пор, спустя 100 лет после публикации не оставались бы самыми распространенными в мире. И если бы эта книга не была написана таким живым и образным языком и не приковывала бы к себе внимания читателя настолько прочно, что вправе стоять на одной полке с самыми крутыми детективами. И наконец, если бы эта книга не занимала почетного места в книжном багаже криминалистов царской России, что позволило и нам предложить ее в список книг серии Русь криминальная.

Под редакцией Л.И.Моргуна

ISBN 978-5-00064-802-5

© Леонид Моргун, редактирование, адаптация и подготовка текста, 2014

ПРЕДИСЛОВИЕ

Число самоубийств и преступлений, совершаемых под влиянием страсти, так значительно и быстро растет, что на них невольно останавливается общественное внимание. Любовь и ревность раньше были главными мотивами художественных произведений, интересовали только артистов, романистов, поэтов; теперь они овладевают вниманием криминалистов, врачей, моралистов. Романисты и поэты все еще продолжают петь свои восторженные гимны любви, а чины судебного ведомства что ни день открывают все новые факты в свидетельство того позора, того отчаяния, тех преступлений, которые порождаются и питаются любовью и ее спутницей — ревностью. Поэты, пожалуй, и правы, когда изображают счастливую любовь в образе молодой и прелестной женщины, но криминалисты были бы не менее правы, изобразив ее в виде Парки с грозными ножницами в руке или Фурии, размахивающей кинжалом. Cyмacшecтвиe, самоубийство, веревка, кинжал, револьвер, склянка с серной кислотой—вот обычные атрибуты этой страсти, когда она предстает не перед поэтом, а перед судьей.

Глубокий интерес, внушаемый любовной страстью в этих её зверских, враждебных человечеству проявлениях, побудил известного французского криминалиста, президента апелляционного суда в Риоме, Луи Проаля, приняться за основательное изучение всей этой, так сказать, уголовной области любви. Результатом его усидчивого труда явился недавно выпущенный в свет весьма объемистый том, озаглавленный: «Le Crime et le Suicide passionnels» (Преступление и самоубийство по страсти). Несмотря на внушительные размеры этого труда, он читается сначала до конца с неослабевающим интересом,—так богат он фактами из обширного свода уголовной практики и подбором литературного материала, которым Проаль также щедро пользуется, как и уголовными летописями.

Проаль начинает с самоубийств по страсти, а затем последовательно рассматривает всевозможные разрушительные проявления любовного чувства — переход любви в ненависть, случаи соблазна и оставления соблазненной на произвол судьбы, ревность, измену, мщение пострадавшей стороны. Этим любопытным статьям посвящена первая половина его книги; во второй он разбирает все причины, способствующие росту преступлений по страсти, и затем переходит к разбору влияния, оказываемого на этот рост литературой и театром. Он придает огромное значение этим факторам развития преступности по страсти и посвящает им более трети всего своего обширного труда. Того же порядка будем придерживаться и мы.

ГЛАВА I.

Любовная страсть и самоубийство из-за любви.

Любовная страсть в её обычных проявлениях.— Слово о ней св. Фомы и Боссюэта.—Андрогин Платона.— Как Беранже вылечился от любви.— Самоубийства из-за любви: почему среди женщин они встречаются реже.—Рост преступности на почве страсти.—Причины амурных драм.— Замечания о существенных признаках половой любовной страсти.—Любовь — непокорная рассудку; акробат Матрача и его возлюбленная. — Психофизиологические черты любовных самоубийств.—Орудия самоистребления.—Предсмертный туалет женщин.—Двойные любовные самоубийства.—Влечение к самоистреблению; нетерпение самоубийц.—Мысли Шопенгауэра о любовном самоубийстве. — Ответственность родителей за детей, погибших из-за любви.—Любовные самоубийства разорившихся.—Роман студента Шамбижа.—Мнение Сигеле о том, что женщина всегда зачинщица двойного любовного самоубийства. — Одумавшиеся самоубийцы. — Самоубийства мотов вместе с любовницами; дело Тони Орэ.—Взаимовнушение при двойных самоубийствах.— Двойные самоубийства женщин-друзей. — Заразительность самоубийства. — Раздражение против сообщника, изменившего уговору о двойном самоубийстве.—Женщины тверже мужчин в принятом решении лишить себя жизни.—Дело доктора Банкаля.

Любовь любви рознь. Между детьми и родителями часто устанавливается очень сильная привязанность, и, однако, эта любовь не особенно часто влечет за собой катастрофы уголовного свойства. Скорбь, причиненная, например, смертью родителей детям или обратно, редко доводит их до самоубийства. За 1890 г. во Франции насчитано только 67 самоубийств на этой почве, тогда как за тот же год самоубийств из ревности и вообще исходивших из области половой любви набралось до 500. [примечание редактора: по данным ВОЗ количество самоубийств во Франции за 2012 год составило 10093  чел. (2618  женщин и  7475 мужчин ) — Л.М.]

Неразделенная или обманутая любовь дорого обходится представителям той и другой половины рода человеческого. Особенно глубоко страдают от  нее молодые девушки. Жгучая печаль любви часто изводить их насмерть; иная на настойчивые вопросы родных так прямо и ответит, что ее мучит «смертная тоска», и это вовсе не метафора, а самое верное обозначение того, что в ней в самом деле происходит. Всякая печаль может убить, а любовная легче, чем всякая; иная. Мужчины, вообще говоря, имеют более шансов утешиться, но, однако, и им иногда солоно приходится. Проалю  пришлось  выслушать от одной несчастной матери весьма печальное повествование о смерти ее сына. Он был вместе с нею где-то в гостях. Когда они; вышли оттуда, мать заметила, что молодой человек что-то очень подавлен; она со страхом шла за ним, предчувствуя какое-то громадное несчастие. Вдруг он остановился, повернулся к ней, горячо обнял ее, потом тихо оттолкнул и сказав:  «Прощай, мама, оставь меня!», выхватил из кармана пистолет и тут же застрелился у нее на глазах. 

Проаль приводит много примеров из уголовной хроники, когда свидетели своими безыскусственными показаниями удивительно метко характеризовали состояние духа жертв несчастной любви. Так, один отец, у которого 16-летняя дочка сбежала  с любовником, показывал на следствии: «Она была хорошая работница, но тут она совсем потеряла голову; ей приходилось беспрестанно переделывать свою работу». Хозяин так рассказывает про своего молодого работника, покончившего самоубийством: «Он не мог работать. Я видел, что он стал задумчив; я был поражен его мрачным видом и все допытывался у него, о чем он думает, а он отвечал мне: «Я думаю о ней». — Не так давно в Марселе одна молодая девушка покончила с собой из-за того, что ей не удалось выйти замуж за любимого человека. Перед тем все ее подруги были поражены ее рассеянностью, задумчивостью, полной безучастностью ко всему окружающему; с ней стало невозможно разговаривать: она ничего не слышала, словно спала, и надо было ее разбудить, чтобы добиться от нее ответа.

Эта страшная сила любовной тоски, очевидно, не что иное, как крик неудовлетворенная стремления к соединению. Св. Фома очень верно характеризует сущность любовного чувства: «Любовь по своей природе единительна, — говорит он, — она стремится к возможно тесному союзу, она требует самого полного обладания, вечного соединения... Любимый поглощается в любящем и любящий в любимом. Тело, сердце и душа каждого из них испытывают потребность поглотиться и слиться с телом, сердцем и душой другого». Но редко кому удавалось так правдиво и смело обрисовать любовь, как знаменитому проповеднику Боссюэту.  По  его словам, влюбленные «хотели бы съесть, пожрать друг друга, воплотиться, внедриться один в другого, во всех видах и формах». И вот, когда эта потребность остается неудовлетворенной, любовники глубоко страдают, потому что каждый из них чувствует себя неполным, не цельным без другого.

Платон придумал для объяснения этого явления человеческого духа особый миф, любопытный по своему психологическому значению. По словам великого философа, человек первоначально был создан андрогином, т. е. существом, в котором оба пола были слиты. Когда же впоследствии полы были разделены, то каждая половина, естественно, вечно стремится отыскать свою другую половину, чтобы вновь слиться с ней. И человек счастлив, если находит эту половину и сливается с ней, а пока ее не найдет, остается неполным, и страдает, пока этого не достигнет.

Мысль о любимом существе становится у влюбленного неподвижной; влюбленный — это одержимый, и великий Корнель прекрасно описывает эту одержимость, увы, по собственному тяжелому опыту. Он был уже весьма немолод, когда насмешница-судьба заставила его влюбиться в красавицу Дюпарк. «Неужели я не могу, — говорил он в звучных стихах, посвященных своему предмету, — думать об этом не так много, хоть изредка обратиться к чему-нибудь иному, найти удовольствие в чем-нибудь, кроме мысли о вас, видеть мой душу, не так полно одержимой этой мыслью?».

Напрасно стали бы подставлять влюбленному другую женщину, стараясь вытеснить нею из его сердца ту, которая им раньше завладела. Если такой прием удается, то это доказывает только, что никакой и любви тут не было. — «Я очень ценю и уважаю эту девушку, — говорил один молодой человек в подобных обстоятельствах, — но полюбить ее я не могу; передо мной неотступно стоит образ другой; я болен ей». — «Неужели во всем мире нет женщины, которая удовлетворила бы желаниям вашего сердца?» твердит Шарлотта Гётевскому Вертеру, и тот отвечает ей, что для него другой Шарлотты нет во всей вселенной. То же самое отвечал один молодой марселец, самоубийца от любви, своим товарищам, убеждавшим его не думать о любимой девушке. Мало ли, дескать, у нас в Марсели хорошеньких девушек. Для него во всей Марсели была только одна девушка, на других он и не смотрел.

Обычное средство для того, чтобы «разогнать» любовь,— разлука, отъезд далеко не всегда увенчивается успехом. Часто разлука только разжигает страсть, Проаль лично знал влюбленных, которые отправлялись нарочно в весьма продолжительное путешествие, чтобы позабыть о предмете своей страсти. По возвращении они оказывались столь мало исцеленными, что или покапчивали сами с собой, или убивали свою возлюбленную, которая их отталкивала. В 1897 г. одна уже немолодая вдова задушила себя (обычная французская манера) угаром. Она, еще будучи молодой девушкой, была влюблена в своего двоюродного брата; но ее не выдали за него, а принудили выйти за другого. Она протосковала и проныла всю жизнь, а когда овдовела, решилась покончить с собой: жизнь стала ей невыносима.

Известен, впрочем, случай, когда разлука внесла исцеление в душу человека, одержимого любовной страстью. Мы упоминаем об этом случае, потому что его героем был знаменитый французский поэт Беранже. Он был уже немолод, когда с ним приключился этот казус; он вдруг почувствовал, что влюблен до безумия; в кого — этого мы не умеем сказать, потому что обо всем этом лишь глухо упоминает известный биограф поэта Поль Буато. Почуяв в себе этот тяжкий недуг, Беранже был очень сконфужен; ему, при тогдашнем его возрасте, показалось неподходящим делом лелеять себя мечтами о взаимности. Здравый смысл, которым он не был обижен, подсказывал ему, что лучшим лекарством для него будет удаление от любимой женщины; он так и поступил, и вылечился.

Сами влюбленные почти все отдают себе отчет в своем состоянии и особенно отчетливо отмечают эту неподвижность их мысли, ее устремление на одну точку. Один молодой человек, убивший изменившую ему невесту, так показывал на допросе у следователя: «Она словно свела меня с ума; я не говорю, что я в самом деле помешался, но у меня была неподвижная мысль, что эта девушка должна стать моею женой, и я не мог изгнать ее из ума. Многие уговаривали меня забыть ее, выкинуть эту мысль из головы, но я не мог этого сделать». В подобных случаях родные часто до того поражаются чисто болезненным видом и состоянием влюбленного, что, не задумываясь, обращаются к врачу. Один из таких одержимых — тоже кончивши убийством отказавшей ему невесты — часто ударял себе по голове и говорил: — «Тут у меня засела одна мысль, которая мучит меня, в этом и вся моя болезнь». Он не мог ни работать ни спать и ни одной минуты не оставался в покое. Призванный врач тотчас распознал сильный прилив крови к мозгу, и без обиняков предсказал, что юноша добром не кончит; так потом и вышло.

В простонародии такие казусы, благодаря первобытности воззрений, часто истолковываются как чары, колдовство. Несколько лет тому назад в одном из южных департаментов Франции судили юношу за убийство девушки; на суде он все время твердил, что убил ее за то, что она напустила на него болезнь, лишила его сна, аппетита и способности к труду. Простой народ во Франции, да и повсюду еще в Европе, в этом отношении недалеко ушел от нашего; матери сплошь и рядом громко обвиняют соблазнителей своих дочерей в том, что они околдовали соблазных девушек. Отец Дездемоны тоже ведь не может понять, почему его красавица-дочка влюбилась в старого, черномазого араба Отелло, и объясняет это колдовством.

Мысль влюбленного сосредоточивается вокруг любимого человека, и от этого счастье обладания им представляется таким необъятно громадным, а страдание от неудовлетворенной любви таким необъятно ужасным. Воображение, все поглощенное одной мыслью, одним предметом, представляет то и другое в неимоверно преувеличенных размерах. Счастливый любовник с искренним удивлением вопрошает себя, как он мог жить на свете, когда он еще не знал предмета своего обожания, и ему кажется, что, исчезни этот предмет, ему станет невозможно жить. Так оно на деле и выходит. В письмах, оставляемых влюбленными самоубийцами, почти неизбежна фраза: «Жизнь без (него или нее) невыносима; я предпочитаю смерть». Это сосредоточение мысли на любимом человеке совершенно удовлетворительно объясняет беспредельную; власть женщины над любящим ее.

В любви часто мы видим какие-то непостижимые обманы чувств, чудовищные ошибки суждения; влюбленный наделяет свой предмет всеми прелестями, видит в нем сочетание всех совершенств, но видит это он один на всем свете, потому что всякий другой из вежливости только плечами поводит, слушая его восторженные превозношения. Проаль видал при уголовных делах портреты «героинь» уголовных романов и часто поражался их невзрачностью. Случается, что такая безумная любовь иногда проходит, и тогда бывший влюбленный не без оторопи спрашивает себя, что его могло прельстить в героине его недавнего романа... Очень часто этому разукрашиванию любимой женщины много способствует неудовлетворенное желание; как только оно удовлетворяется, призраки, созданные воображением, тают; до — она была писаная красавица, а после — самая обыкновенная женщина!

Люди, пожившие на свете, знают, что жизнь чревата горестями и что в ее неистощимом запасе пилюль, преподносимых ею бедному человечеству, найдется немало таких, которые будут покрепче несчастной любви. Но юноше еще не было случая на практике познать эту истину. Ближайшая горесть, какая ему угрожает, это несчастная любовь; а так как все впечатления несравненно живее воспринимаются юношей, то и эта первая жизненная волна горя захватывает его с беспредельной мощью, ставить перед ним вопрос: быть или не быть? Вот почему иногда одно только опасение, что брак с любимой особой может расстроиться, совершенно ошеломляет молодого влюбленного и приводит его в состояние полной безнадежности, которая толкает его на самоубийство. Проаль приводит такой, лично ему хорошо известный, случай. Восемнадцатилетний юноша влюбился в девушку и посватался за нее; родители девушки, отнюдь ему не отказывая, просто-напросто благоразумно настаивали на том, чтобы он- сначала отбыл воинскую повинность, а потом женился. Юноша согласился на это и хотел поступить на службу вольноопределяющимся; но на это не согласились его родители: они хотели, чтобы он служил по жребию. А так как это отсрочило бы его брак на год или на два, он пришел в такое отчаяние, что наложил на себя руки. Какой-то молодой марсельский рабочий оказался еще нетерпеливее. Родители девушки, за которую он сватался, резонно ответили ему: — «Соловей сначала вьет гнездо, а потом уж начинает петь, — так, дескать, и ты, сначала устройся и обзаведись своим домом, тогда и получай дочку». Но марсельский соловей не пожелал вить гнезда и, не откладывая дела в долгий ящик, покончил с собой.

Ни высокое духовное развитие, ни талант, ни далее гениальность не охраняют человека от самоубийства из-за любви. Многие крупнейшие таланты нашего века — Гете, Шатобриан, Мюссэ, Жорж Занд, Ламартин — были под искушением самоубийства. Впрочем, поэтические натуры, благодаря своей повышенной чувствительности, гораздо отзывчивее на муки несчастной любви, чем обыкновенные смертные.

Женщины, если говорить вообще, несколько реже прибегают к самоубийству из-за любви, и на это нетрудно указать свои причины.  Женщина боязливее, и смерть для нее страшнее, ее сильнее сдерживает религиозное чувство; она больше боится скандала, огласки; ее чувства часто не так пылки; наконец, иной раз женщину останавливает от самоубийства тот странный стыд задним числом, который трудно понять, но который несомненно у нее существует; ее смущает мысль о том, что ее обнаженное тело будет после смерти выставлено в Морге на всеобщее позорище! По этой части особенно поразителен известный классический факт. В древности в греческом городе Милете вдруг, неизвестно с чего, начались массовые самоубийства молодых женщин. Эта безумная эпидемия была почти мгновенно остановлена оригинальнейшим способом: начальство объявило, что труп каждой женщины-самоубийцы будет выставляться в обнаженном виде на городской площади. Эпидемию как рукой сняло. Однако, как бы то ни было, самые скромные и целомудренные девушки, равно как и женщины, прошедшие огонь и воду, одинаково не задумываются покончить с собой, когда несчастная любовь делает их жизнь невыносимой; тут разница между обоими полами: чисто количественная, да и то небольшая. Притом она сказывается не в цифре самоубийств, а в соотношении между этой цифрой и общим числом страдающих от несчастной любви. Если на 100 мужчин, истязуемых несчастной любовью, прибегает к самоубийству, положим, 30, то на 100 женщин насчитается только 25 самоубийц. Но так как несчастных в любви женщин вообще больше, нежели мужчин, то абсолютные цифры самоубийц от любви обоего пола сравниваются, даже женщин оказывается больше. Так, в 1789 г. во Франции насчитано 247 самоубийц из-за любви, в том числе мужчин 123, а женщин 124; в 1893 г. — 333 самоубийства, и в том числе женщин 169, мужчин 164.

Женщины более или менее легких нравов вовсе не чужды любви и ее мучениям. Известно, что весьма значительное число проституток обзаводятся «котами», т. е. любовниками, и среди этих интересных парочек часто разыгрываются необыкновенно бурные сцены ревности с выстрелами, ядами, угарами и всяческими другими уголовными декорациями. Среди женщин довольно часто встречаются натуры с нарушенным духовным равновесием, в высшей степени щекотливые в отношении своих желаний, которые ими считаются неизменно подлежащими немедленному и неуклонному исполнению. Малейшее противоречие часто совсем вышибает эти неуравновешенные натуры из седла. Под влиянием мгновенно овладевающего ими в эти минуты норова, они нередко бросаются из окошка, топятся. Таким финалом часто заканчиваются у них схватки с их возлюбленными на почве ревности.

Проаль решительно утверждает, что число самоубийств из-за любви растет и что прежде их было меньше, чем в наше время. К сожалению, он не в состоянии привести точных статистических цифр, которые бы подтверждали это его положение. Во Франции даже и в последние годы не имеется точных записей, по которым можно было бы установить цифру самоубийств именно из-за несчастной любви; официальная статистика дает общую цифру самоубийств из-за ревности, разгула и беспорядочного поведения; выделить из этой цифры любовные драмы в тесном смысле слова очень затруднительно. Но общее число самоубийств по этой составной статье несомненно возрастает. Для того, чтобы получить точную цифру самоубийств из-за любви, надо было бы, по словам Проаля, часть случаев из под рубрики «пьянство» перенести под рубрику «ревность и любовь». Пьянство, например, в 1892 г. дало 927 жертв (во Франции), а между тем, само-то по себе пьянство нередко и начинается из-за любовного горя, которое человек топит в вине. Гетевский Вертер пьет; Альфред Мюссэ, покинутый Жорж Занд, тоже пьет. Разгул тоже иногда предпринимается, как заглушающее средство; брошенные любовниками молодые девушки сплошь и рядом пускаются с горя в буйный разврат, ища в нем забвения и ошеломления. Наконец, в списках самоубийств есть еще рубрика «семейные неприятности» и опять-таки не маленькая: в 1890 г. во Франции было свыше 1.000 самоубийств из-за этих загадочных и неопределенных семейных неприятностей, а ведь среди них любовь и ревность сами собой напрашиваются в счет. Таким образом, если бы поразобрать эти графы списка самоубийств, то из них выбралась бы добрая тысяча в графу самоубийств из-за несчастной любви и ревности.

В числе побуждений к самоубийству из-за любви надо отметить те случаи, когда человек кончает с собой, чтобы избежать ненавистного ему брака. По этой части в громадном запасе фактов, которыми располагает наш автор, нашлись довольно любопытные случаи. 

Так, один молодой человек соблазнил свою кузину и бросил ее в то время, как она готовилась быть матерью. Дядя, узнавший о его подвигах, настаивал на том, чтобы он женился на соблазненной. Но юный Дон-Жуан успел уже охладеть к своей жертве и, находя свое положение безвыходным порешил лучше прикончить себя, чем жениться на нелюбимой женщине. 

Молодая девушка, просватанная за офицера, которого не любила, отпросилась в Париж повидаться с родственниками; прибыв к ним, она очень весело болтала, не подавая никакого вида насчет своих намерений, и устроила так, что все вышли на минуту и оставили ее в комнате одну; воспользовавшись этой минутой, она застрелилась. 

Другую молодую девушку, хотевшую при таких же обстоятельствах покончить с собой, что называется, не спускали с глаз; эта же воспользовалась тем, что присутствующее на секунду отвернулись от нее, и выбросилась из окна.

Законное желание обеспечить формальным браком себя и своих детей, конечно, является у женщины частой побудительного причиной взрыва отчаяния, доводящая до самоубийства, если это желание упорно не исполняется отцом ее детей. Само собой разумеется, что этим путем гибнут нередко и бездетные женщины. Девушка из хорошей семьи сходится с любимым человеком в расчете, что он на ней женится; но этот расчет не оправдывается. Любовник, правда, не покидает ее, но от женитьбы отказывается. Тщетно пробившись некоторое время в бесплодных усилиях восстановить свою честь, молодая женщина приходит в отчаяние и убивает себя.

Мы уже упоминали о том, что очень нередко предметом безумной страсти являются совсем некрасивые женщины. Проаль приводит в пример какого-то крестьянина, женатого на горбатом и хромом уроде. Когда она бросила его, он, узнав об этом, упал в обморок и едва не умер от нервного удара, а потом долгое время буквально выл от горя. И, очевидно, эта дама не ему одному вскружила голову, потому что тот, к кому она убежала, ведь тоже чем-то нашел в ней прельститься... Но духовное безобразие еще чаще привлекает мужчину, нежели физическое. Тут, очевидно, мы имеем дело с чисто чувственной любовью. Но... вопрос в том, существует ли еще какая другая, и если существует, то заслуживает ли она по всей справедливости обозначения ее словом «любовь»? Не будет ли это почтение, уважение, преклонение, дружба, все, что вам будете угодно, только не любовь?.. Но это так, мимоходом; решать этот вопрос мы не беремся. Восторженный обожатель часто на стену готов лезть от негодования, когда ему скажут, что в основе его обожания лежит воспроизводительный инстинкт; он кричит о том, что его любовь чиста, и стоит за эту чистоту горой. Но при громадной сложности сильного любовного чувства (а оно так сложно, потому что поглощает все существо человека во всей его совокупности) влюбленный не в силах рассмотреть его отдельные составные части и различить в них основное и существенное от тех фиоритур, которые навивает на эту основу его разнуздавшееся воображение. Любовь входит в человека не через мозг, а через сердце; она ударяет прежде всего на чувства. — «Если бы нос Клеопатры, — замечает Паскаль, — был немного покороче, то этого, быть может, было бы достаточно для того, чтобы все лицо и земли изменилось». И в самом деле,  часто одной улыбки довольно, чтобы зажечь в сердце любовь, а разве любовь не достаточная сила, чтобы изменить весь ход всемирной истории?

Любовь телесного происхождения; от этого она часто так неосновательна и даже дика в своих проявлениях, она вне разума. В ее возникновении могут играть значительную роль факторы внешней обстановки — температура, аромат, пища. Влюбленный увлекается исключительно внешностью, но при этом сплошь и рядом ему удается уверить себя (других в этом не очень-то легко бывает уверить), что его приворожили исключительно внутренние достоинства. Началом любви, первым стимулом, всегда служит нечто абсолютно неуловимое и невыразимое. Кто сумел бы сказать, что возбудило в нем любовь, тот был бы человек весьма хитроумный, «Не знаю» — вот капитальнейший ответ на этот вопрос. О скромной, более чем скромной роли нашего бедного разума в делах любви особенно ярко свидетельствует то обстоятельство, что любовь сплошь и рядом возникает мгновенно, обрушивается, как удар грома; разум не отличается таким молниеносным действием. Ромео и Джульетта почувствовали, что они принадлежат друг другу, после первого взгляда, которым они обменялись, и после этого взгляда разум сразу удалился из дела; рассуждать было уже поздно. Странно читать у умного и наблюдательного Паскаля рассуждения о том, что поэты ошибаются, считая любовь неразумной, что, наоборот, она всегда разумна. — «Любовь и разум это одно и то же», заявляет он с непостижимым легкомыслием. Между тем, на деле любовь и разум до такой степени не одно и то же, что даже обиходное слово отметило эту разницу между ними; «влюблен, как безумный», «любит до сумасшествия» — где же