Любовь типа морковь

Любовь типа морковь

от Алексея Оутерицкого

2005 - 2011 гг., (с) Алексей Оутерицкий

Все права защищены

Автор: Алексей Оутерицкий

alkn@inbox.ru

Обложка: издательство «AO Project», Рига

Корректор: Лариса Шикина

ISBN 978-9934-8190-0-1

Эта цифровая книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена перепродана или передана без разрешения автора

E-Book Distribution: XinXii

www.xinxii.com

Алексей Оутерицкий

Любовь типа морковь

Сборник рассказов

Серия «Контркультура»

Неопасное, занимательное проникновение в мироощущение психически неуравновешенных личностей, погружение в мир похмельного бреда и буйных фантазий

В данном сборнике популярный автор с присущей ему иронией не только прибегает к одному из своих излюбленных приемов, такому, как «закольцованность» сюжета, но и создает закольцованность самих рассказов. В итоге возникает впечатление целостного повествования с одним сквозным героем, который то «ловит» похмельную «белочку» (Белочка обыкновенная, perpetuum), то превращается в гротескного маньяка (Пиджак справедливости), то вещает о своих похождениях в стиле выпускника ПТУ (Любовь типа морковь)

С. Гильман «Литературный обзор»

ВНИМАНИЕ!

Рассказы содержат ненормативную лексику

Белочка «perpetuum», обыкновенная

Он проснулся, как это было в последнее время все чаще, в привычном холодном поту. И резким рывком сел на кровати, подобно тому, как вскакивают в американских боевиках вляпавшиеся в неприятную историю крутые ребята, то есть когда режиссеру требуется показать, что герои его фильма гонимы, в опале, и не могут спокойно спать по причине запредельной расшатанности нервов. Перед глазами еще мельтешили резко выделяющиеся во тьме цветовые пятна замысловатых конфигураций, совсем как в калейдоскопе из детства – картонной трубочке с зеркалами и осколками пивных бутылок внутри; такие некогда продавались преступными советскими бизнес-организациями в качестве детских игрушек. Пятна, в отличие от тех, вызывающих восторг, волшебных, из детства, были неприятными, гнусными, и вызывали даже не страх – безотчетный неконтролируемый ужас. Они не были четкими, калейдоскоповскими – скорее напоминали электроны из школьных схем, крутящиеся вокруг каких-то омерзительных ядер, подобно сперматозоидам, взявшим в осаду яйцеклетку.

Откинув одеяло, он с усилием сел, спустил с дивана ноги и, коснувшись подошвами пола, вздрогнул от накатившего приступа паники – прикосновение тоже показалось ему омерзительным, хотя и было несколько иного оттенка, чем омерзение от осознания существования пятен. Оно было телесным, физическим, а пятна воздействовали на мозг, энергетику, каким-то особым – волновым? – способом разрушая его волю, разум, вообще всю саму его сущность.

Неуловимой тенью бродила по просторам его разума смутная догадка, что причины всех его мук кроются в американской системе употребления алкоголя, на которую он, к своему несчастью, вынужден был перейти под давлением деловых партнеров и дурацких советов жены. Алкоголь по этой системе, если уж не согласен обходиться без него совсем, надлежало принимать с шести – или около того – вечера; пить, сколько влезет, затем некоторое время следовало отвести сну, а проснувшись, до шести – или около того – вечера не глотать ничего крепче, чем огромные шипучие таблетки, вызывающие дурноту и тягостное чувство в желудке. За это время, согласно выкладкам американских деляг от медицины, организм более-менее очищается от токсинов и готов к принятию очередной дозы.

Система была мерзкой и вызывала чувство омерзения не только своей омерзительностью в плане физическом; гораздо большее омерзение приносила она морально – самим фактом, что ты этой идиотской системе зачем-то подчиняешься, вместо того, чтобы просто жрать алкоголь, заливать таковой в свою глотку, пока его принимает физическое тело при поддержке бестелесной души.

– Ты ночью кричал. Что, опять эти твои пятна?

Голос жены прозвучал вроде бы сочувственно, но похмельная подозрительность и та самая расшатанность нервов диктовали совсем иное толкование обычных на первый взгляд слов и жестов: подобно рентгену, она как бы обнажала очевидное в совсем не очевидном – скрытом от невнимательных глаз – свете, вскрывала второе, потаенное дно. Поэтому вопрос жены он оценил как издевательский – вопрос с подвохом, вопрос, должный послужить катализатором для усиления его мучений по меньшей мере вдвое.

Ничего не ответив, он сел за стол и хмурым взглядом окинул приготовленные яства. Стол тоже был американским, типа тостов с джемом и прочей диетической пакостью, и один только вид его вызывал в похмельном желудке болезненные спазмы, сопровождающиеся рвотными позывами.

– Есть что, опять не будешь?

Возможно, и этот вопрос был без подвоха, без того второго дна, но сейчас этого было не разобрать. Может, к обеду, когда накатит первая – робкая – волна некоторого облегчения, или – уже совершенно точно – после шести вечера и второй, к примеру, стограммовки, он, обдумав все тщательно, придет к определенному выводу.

– Слушай, я нашла хорошего врача...

Это прозвучало будто бы нейтрально, даже, скорее, мягко, что не могло не вызвать озлобления.

– Ты хочешь сказать, будто я алкоголик?

Жалко, что сейчас нельзя было заорать, затопать ногами, забрызгать слюной или сделать еще что-то климактерическое, в этой ситуации надлежащее и достойное настоящего мужчины – просто из-за невозможности сделать это физически, потому что при малейшем сбое дыхания опять последуют рвотные позывы. Вопрос следовало решать кардинально, иначе американская система просто сведет его в могилу. И он уже решил, как будет его решать.

Свернув завтрак, он позвонил в свою контору и сообщил бизнес-партнерам, что намерен взять небольшой тайм-аут. Как он и предвидел, его заявление не вызвало не то что возражений – вообще особых эмоций. Никаких экстренных дел, которые могли бы послужить препятствием для осуществления его скромного желания, в конторе в данный момент не было. Единственное, что слегка омрачило радость предстоящего – дружеское пожелание не слишком увлекаться отдыхом, чтобы вернуться в строй бодрым и полным творческих идей.

– Они тоже намекают, что я алкоголик! – с негодованием сказал он, вежливо распрощавшись с партнерами. И брякнул трубкой о стол так, что в ней что-то явственно хрустнуло. – Да, вы все принимаете меня за алкоголика! – с вызовом добавил он уже не вообще, а конкретному адресату.

– Никто не говорит, что ты алкоголик, – возразил получивший послание адресат опять мягко, что опять не могло не вызвать раздражения. – Но тебе действительно надо отдохнуть. По-настоящему отдохнуть.

– Этим я и собираюсь заняться, – с трудом сдерживая негодование, согласился он. – Потому что я принял решение бросить пить! – И в подтверждение своих слов немедленно проследовал к бару, где с целью снятия стресса, предсказуемо и скоротечно развившегося от циничного заявления жены, так же немедленно плеснул в бокал виски и еще более немедленно его осушил. – Именно этим! – чувствуя, как его отпускает, громко повторил он и плеснул себе еще. Примерно столько же, пальца на два. А заметив укоризненный взгляд жены, быстро наплескал и третий, вдогон, опять пальца на три, нарочно, хотя уже мог позволить себе сделать небольшую передышку – состояние улучшалось буквально с каждой секундой, потому что он, наконец, нашел в себе мужества с вернуть с порочной американской дорожки...

Примерно через неделю он решился на небольшую вылазку из дома. Жены он, слава богу, почти не видел, потому что в знак протеста против неизвестно чего она почти не покидала своего второго этажа, и это его вполне устраивало, потому что видеть он ее не хотел вообще, а еще больше не хотел конкретно натыкаться на ее укоряющие взоры или – не дай бог – слушать идиотские протесты против чего-то. Желание размяться возникло внезапно, в какой-то из дней прогнозируемо успешного лечения, когда обычная утренняя слабость была, как всегда, успешно преодолена всего какими-то двумя сотнями граммов рома. Лечение после затянувшейся американской болезни действительно проходило настолько успешно, что оставалось только удивляться, почему он не решился оздоровить свой организм раньше. Вообще, следовало бы еще хорошенько напрячься и припомнить, кто его на эту американскую систему подсадил, какой – возможно, подкупленный кем-то – негодяй так ловко промыл ему мозги...

Он принялся одеваться, а внимательный, не без сочувствия, взгляд спустившейся со своего этажа жены лишь укрепил его желание проветриться. Она, видите ли, переживает! Нет, вы только вдумайтесь в это! Словно он какой-то алкоголик. Словно не он своим потом заработал всю эту хрень в виде двухуровневой квартиры в престижном доме, двух дорогих автомашин и прочих радостей комфортной жизни.

– Я ненадолго! – все же зачем-то выкрикнул он и хлопнул дверью, злясь на себя за малодушие: словно он обязан перед кем-то отчитываться или – упаси боже – спрашивать разрешение.

Ноги, конечно, слушались плоховато, но в целом прогулка проходила нормально и даже принесла некоторое удовольствие, если не брать в расчет периодически возникавшие головокружения, приступы тошноты и прочие несущественные мелочи. Наверняка во всем виноват был свежий воздух, поэтому следовало вернуться и продолжить отпуск дома. Еще, возможно, он совершил ошибку, не взяв в дорогу плоскую двухсотграммовую бутылочку виски, производимую как раз для таких целей – согревать своим присутствием карманы деловых людей, подбодрять их морально в трудные жизненные моменты.

Едва он поднялся со скамейки парка, где решил сделать передышку перед последним переходом домой, как в дальнем конце дорожки возникли два темных силуэта. Как-то сразу он понял, что силуэты эти появились неспроста и пришли именно по его душу, хотя их разделяло метров сто. Слишком уж чужеродными были эти двое с деловой походкой в плотных черных костюмах сейчас и здесь – жарким летом в парке, среди беззаботно прогуливающихся молодых мам, почти полное отсутствие одежды на которых компенсировалось детскими колясками.

На секунду он замер в нерешительности, размышляя, не двинуться ли ему быстрым шагом в противоположном направлении, но в итоге счел эту мысль неперспективной. Вряд ли в случае чего он сможет побежать сейчас, в своем нынешнем состоянии, учитывая слабость не получавших около часа привычную дозу алкоголя ног – так чего тогда попусту суетиться, ставить себя в глупое положение.

Приняв мужественное решение вести себя спокойно, без паники, он испытал какое-то облегчение, сравнимое, наверное, с облегчением окончательно выбравших героическую смерть храбрецов, и застыл возле скамейки, дожидаясь приближения незнакомцев. Единственное, что при всей этой своей внезапно обнаружившейся храбрости он все же так и не смог заставить себя сделать – это смотреть на приближающихся быстрым шагом мужчин.

– Степанков Виктор Иванович?

Отзвуки четких шагов замерли – кто бы сомневался – рядом, и только тогда он решился повернуться. Близнецы по костюмам, они оказались близнецами и внешне – натуральными, в полном смысле этого слова. Не просто похожими, а являющимися абсолютно идентичными друг другу людьми.

– Да, – хрипло сказал – или, скорее, каркнул – он. – Чем обязан, господа?

Им было где-то между тридцатью и сорока, совсем как ему, и, судя по костюмам, они были