Морган. Человек с тысячей лиц

ПРОЛОГ

Кристоф сидел у огня вместе с товарищами, отдыхая после тяжелого дня, проведенного в пути. В его руках была миска с рыбной похлебкой и черствым куском хлеба. Ночь брала свое. Бледный серп луны улыбался путникам с небес холодной бесстрастной улыбкой, а деревья вокруг будто замерли в томном ожидании, не нарушая всеобщей тишины. Кристоф знал, почему даже ветер не шелестел листвой над их головами: все живое давно покинуло эти края, уступив леса неведанной и грозной силе, убивающей все, до чего та сможет добраться.

Проклятое место.

Кристоф приказал своим людям разбить лагерь в Шепчущих землях, зная об опасности. Однако не по своей глупости, а с надеждой, что более жуткие твари, идущие по их следу, отступят, подарив отряду разведчиков хотя бы краткую передышку.

И все же его план провалился. Четверо неизвестных с мертвецкими желтыми глазами вошли в лагерь мятежников раньше, чем кто-либо успел что-то предпринять.

— Господа, — нахмурился светловолосый мужчина в черной одежде, стоило всем, включая Кристофа, подскочить с насиженных мест и схватиться за оружие. — Вы устали, мы — тоже. Зачем же усугублять ситуацию? — Ухмылка незнакомца превратилась в звериный оскал. — Вы и так знаете, чем все закончится.

Заблестели лезвия клинков в свете вспыхивающего пламени, свистели стрелы и звенело битое стекло, перекрывая крики боли. И только дьявольский гогот одного из незнакомцев не прекращался до самого конца битвы, изначально предрешив судьбу победителей и проигравших.

ГЛАВА 1

Яркие мигающие огни софитов под высоким потолком, запахи духов и табака, почти раздетые танцовщицы по углам огромного зала и люди в разноцветных одеждах, нарядившиеся персонажами из любимых фильмов ужасов.

Никто и представить себе не мог, как все это было мне чуждо и неприятно. Чего стоили одни пульсирующие всепоглощающие басы электронной музыки — один шум — и ничего сквозь него не слышно.

Я никогда не любила подобные вечеринки, предпочитая тихие посиделки дома, но сегодня мне пришлось находиться в компании безумных пьяных людей, привыкших «зависать» в клубах после тяжелой трудовой недели.

Это был праздник «Пятница тринадцатое», своего рода костюмированный бал. Дешевая вечеринка в занюханном отвратительном клубе... Все декорации делались на скорую руку, казалось, чтобы просто отмахнуться от посетителей: картины, неестественная паутина, бутафорные свечи, страшно разрисованные стены. Атрибутика танцевального зала создавала очень неуютную и угнетающую атмосферу, а присутствующие здесь личности так и вовсе не давали расслабиться, настораживая одним своим видом. Кругом мелькали раскрашенные гримом лица, маски, ужасные пышные платья, кожаные плащи, пугающий и неуместный боди-арт, разноцветные линзы.

...И это был день рождения моего хорошего друга детства. Я не знала, почему он решил отмечать его именно здесь. Раньше мы всегда праздновали культурно: либо у него дома в тесном семейном кругу, как обычные люди, либо в очень хорошем баре и в нормальной компании людей. Однако сегодня никого из наших общих друзей не было. Дэвид твердо решил позвать своих «новых знакомых» и притащил нас в этот клуб — грязный, пропахший алкоголем и табаком. Осматриваясь вокруг, я понимала, что об этом месте спокойно могли бы написать в колонках криминальной хроники.

Наверное, мне не стоило сюда приходить, но и отвергнуть приглашение Дэвида было некрасиво по отношению к нему. Все-таки лучшие друзья, он бы не понял.

Поэтому я и здесь. Стояла у мрачной шершавой стены с бокалом странного на вкус коктейля и наблюдала за тем, как захмелевшие гости разливали уже которую бутыль шампанского в дальнем углу зала, и как виновник торжества зажимался в тени с некой барышней с синими щупальцами на голове, позабыв про всеобщее празднование.

Нет, ревности к юноше не было никакой. Дэвид с самого детства относился ко мне как старший брат, и мне всегда было плевать на его постоянно меняющихся подруг. Но почему-то именно сейчас его заигрывания с сомнительной незнакомкой оставили на душе неизгладимо гадкий отпечаток.

Я отвела глаза.

Под монотонный звук басов и косые взгляды ряженых гостей клуба я начинала подумывать, что можно незаметно уйти отсюда, пока все заняты своими делами. Проводить время на этом празднике мне нравилось не больше, чем любому другому человеку драить унитазы в уборной. Ну а что? Пришла, отметилась, подарила подарок, выпила за здоровье именинника. Все! Моя задача выполнена. Конечно, я знала, что завтра Дэвид обязательно будет бухтеть на меня за то, что я ушла, не попрощавшись, но это все мелочи.

Я искоса взглянула на опьяневшего друга, улавливая за танцующей толпой его темный силуэт, и удовлетворенно хмыкнула — можно уходить без угрызения совести. Я сразу заметила его у противоположной стены в свете неоновых ламп: высокий паренек в плаще и маске ютился в самом темном углу и прижимал к себе миниатюрную синюю «медузу горгону». Мне вдруг стало ясно, что он на учебу он завтра не придет, и можно без угрызения совести собираться домой.

Кинув прощальный взгляд на мутных знакомых Дэвида, я залпом выпила обжигающий глотку напиток и осторожно под ритм диких электронных барабанов двинулась в сторону выхода по мерцающим плиткам на полу. Людей на танцполе оказалось в несколько раз больше, чем я ожидала. Невыносимая духота, ослепляющий и горячий свет прожекторов, приторный запах духов, перемешанный с табачным дымом... Шаг за шагом я проталкивалась сквозь толпу неадекватных танцующих и дергающихся тел. Блестящие глаза с расширенными зрачками и неуклюжие движения красноречивее слов говорили об их состоянии. Люди, подобно зомби, повторяли одни и те же танцевальные движения снова и снова. Я старалась не обращать на них внимания, но они буквально гипнотизировали меня.

...И через мгновение все пропало, как будто кто-то неожиданно погасил свет. Исчез и едкий запах, и бьющие по ушам басы. Меня словно ударило оголённым проводом, пропустившим через тело тысячи вольт. Все просто растворилось перед глазами, расплываясь легкой рябью на воде, а затем я провалилась в небытие.

* * *

Ощущение реальности вернулось не сразу. Далеко не сразу... Я была будто в вакууме, пока, наконец, не начала чувствовать кончики пальцев, которые подрагивали как крылья птицы колибри на ветру.

Пробуждение занимало, как мне казалось, очень много времени — невыносимо долгие минуты, превращающиеся в часы, а потом меня пронзила жгучая невыносимая боль. Сказать, что у меня болело все — это ничего не сказать. Кричала каждая мышца, каждая ожившая от коматозного сна клеточка тела. Дикая слабость, ужасная головная боль. Кровь невыносимо пульсировала в висках, а желудок хотел вывернуть из себя все содержимое. Я боялась, что если попробую встать на ноги, то меня рвотными позывами нагнет обратно.

Внезапно, вместе с вернувшимся слухом пришло осознание, что я лежу на земле. Не на полу из мерцающих плит среди танцующих людей, а именно на земле! Она пахла сыростью и травой. Я кожей чувствовала ее влагу на щеке, лбу, подбородке, шее... и как по моим рукам ползали маленькие жучки.

От вспышки внезапного приступа страха я попыталась быстро встать с земли, как вдруг от резкой боли в ногах вновь рухнула на землю. Я буквально услышала, как мерзко скрипнули суставы в ослабленных коленях, и мысленно выругалась.

Через несколько секунд собрав всю силу воли в кулак, я с трудом села и попыталась отряхнуться от назойливых насекомых, уже посчитавших меня частью экосистемы. Ослепительное солнце припекало голову, а яркий свет бил по глазам. Тут было слишком светло, слишком жарко, слишком... странно. Я чувствовала, как явно что-то упустила из виду, безуспешно пытаясь восстановить хронологию недавних событий в гудящей от боли голове.

Практически отовсюду слышалось жужжание маленьких букашек, а где-то за моей спиной раздавался отчетливый шелест покачивающихся на ветру деревьев, напоминающий своим рокочущим звуком морской прибой. По ощущениям уже был полдень.

Что за... чертовщина?

Все зашло слишком далеко. Смотря очевидным фактам в лицо, я чувствовала себя совершенно беспомощной и разбитой.

На фоне неестественно голубого неба меня встретила широкая полоса зеленых деревьев, кустарников, ветвистых елей без каких-либо знакомых мне признаков цивилизации. Я мечтала разглядеть хотя бы блестящие крыши деревенских домов среди зеленой долины лесного массива, но даже этого мне было не суждено — кругом пустота, словно в этом краю никогда не было ни одного человека.

От охватившей меня злобы и паники язык присох к небу, и мне ничего не оставалось делать, кроме как широко распахнутыми глазами бездумно оглядывать окрестности.

Если это была чья-то идиотская шутка, то абсолютно не смешная.

Я не находила никаких объяснений кроме того, что на празднике «Пятница тринадцатое» я потеряла сознание, и кто-то из подвыпивших панков решил повеселиться, привезя меня в лес. Или, вполне возможно, сам Дэвид был в этом виноват. Тут меня обуяла навязчивая мысль, что придется оторвать ему голову голыми руками, если мы увидимся вновь, и кривоватая ухмылка сама поползла по моему лицу.

Я так начала углубляться в размышления, что не заметила, как рядом со мной приземлилась огромная черная птица: взъерошенная и грязная, с распушенным хохолком на голове. Слишком огромная, чтобы быть вороном. Удивительно, но она, кажется, меня совсем не боялась. Присев на расстоянии вытянутой руки, птица стала как-то не по-доброму разглядывать меня своими маленькими щелками-глазами.

— Свали отсюда! Я еще жива! — злобно крикнула я, отмахнувшись от уродливого стервятника ослабевшей рукой.

«Ворон» от неожиданности щелкнул клювом, и, будто бы обидевшись на меня, взлетел ввысь к золотому солнечному диску.

* * *

Умиротворяющую симфонию леса нарушил пронзительный яростный вопль. Альма Стивенсон орала так, что ее можно было услышать на другом континенте. С её губ слетали все нецензурные слова, которые только можно было упомянуть в подобной ситуации. Она, пошатываясь, встала над высокой травой и тут же застыла в ступоре, прекратив ругательский вой.

Вокруг нее открывалась огромная панорама.

Находясь на небольшой возвышенности, девушка могла разглядеть бесконечную зеленую полосу леса до самого горизонта и огромное лазурное озеро рядом с холмом, которое попалось ей на глаза только сейчас.

Альма в ужасе шарахалась из стороны в сторону, пытаясь в панике найти хоть какой-нибудь намек на цивилизацию. Тропинку, оберт­ку, дым от костра над деревьями... Но растерянность в ее глазах ­промелькнула лишь на мгновение, сменяясь еще более неудержимым приступом ярости.

— Дэвид, скотина! Сукин сын! — не унималась она, грозя руками небесам. — Когда выберусь отсюда, ты пожалеешь что притащил меня сюда! — Альма издала еще один истерический визг и, чуть прихрамывая, двинулась в сторону озера, без понятия, что делать дальше. Происходящее для нее вдруг стало походить на очень страшный сон, который никак не хотел заканчиваться.

* * *

Немного успокоившись и переведя дыхание, я попробовала трезво взглянуть на ситуацию. Да, все было просто ужасно, бесспорно, и мне как можно скорее требовалось найти дорогу домой, пока голодные падальщики, не равнодушные к человеческой плоти, не сочли меня свежеподанным обедом.

Все еще прихрамывая на затекшую ногу, я обошла холм вдоль и поперек, пытаясь найти следы своих похитителей. Ведь должна же была остаться примятая трава, поломанные ветки или следы от колес автомобиля. Но мои поиски не увенчались успехом. Я ничего не нашла, даже пресловутой обертки от чипсов или пивной бутылки — признаков близкой цивилизации, которых полно в обычных лесах. Будто бы меня занесло в дикий девственный край, где никогда не ступала нога человека.

После получаса бездумных поисков, злость сменилась грустью. Мое тело все еще ломило, а я, нагнетая все большую тревогу, терзала себя возникшей в душе неизвестностью и страхом остаться в этом месте навсегда.

Вскоре счет времени от бесполезной ходьбы потерялся. Ноги привели меня к огромной ветвистой иве, росшей у кромки воды. За неимением других хороших идей я спряталась в ее тени от палящего дневного солнца. Присела, устало приложила ладони к лицу. Веющая с озера прохлада приятно остужала кожу. На какой-то миг вид сказочного края заставил меня отвлечься от насущных проблем, но потом я с горечью осознала, что мои личные вещи остались где-то в совершенно другой реальности. Кошелек, документы, плеер — со всем этим я могла спокойно распрощаться, как и со своей сумкой, которую, скорее всего, разворовали, стоило лишь сомкнуть глаза на полу танцклуба.

— Стоп, а где телефон? — по телу пробежался всплеск адрена­лина.

Активно похлопав руками по голубым джинсам, я нашла его — тоненький черный мобильник, лежавший в одном кармане вместе с зажигалкой Дэвида.

Конечно, толку от этой находки было мало. Найденный телефон не видел сети мобильного оператора, а грустный анимированный кот на заставке непринужденно намекал, что заряда устройства еще хватит максимум минут на сорок.

Выключив и убрав мобильник в очередном приступе паники, я прижалась головой к коленям и обхватила себя руками.

* * *

Время шло. Солнце достигло зенита, и жара стала просто невыносима. Воздух прогрелся градусов до тридцати пяти. Ветер все же продолжал поддувать с озера, лаская кожу еле ощутимой прохладой, только вот от этого больше не было никакой пользы. Он только дразнил своей свежестью, после чего опять накатывала неприятная волна горячего воздуха.

У меня с собой не было часов, и потому я не могла точно сказать, сколько времени прошло на самом деле, хотя по внутренним ощущениям — несколько десятилетий. Самобичевание не приносило удовлетворения, и с горем пополам я стала обдумывать дальнейшие действия.

Мне показалось, что правило «если ты потерялся, то сиди на одном месте и жди помощи» тут не подействует, и я нехотя решила, что надо уходить в лес и прятаться там от невыносимо аномальной жары. Ведь только вчера на моей памяти была осень, месяц октябрь, а что сейчас происходило с природой?

Но осмотрев себя с ног до головы, я передумала — прежде чем идти дальше, нужно было смыть засохшую грязь.

Озеро, как одно большое зеркало отражало все вокруг: кустарники, росшие у самой воды, стройные деревья и ослепительно голубое небо. Если бы не дальний берег, который очерчивался на горизонте зеленой сантиметровой полоской, то передо мной бы предстала иллюзия одного бесконечного неба.

Медленно, будто в предвкушении чего-то необычного, я подошла к гладкой поверхности озера по покрытому илом берегу, и, сняв обувь, закатала штанины.

Вода оказалась ужасно холодной и даже хуже, чем я могла себе вообразить. Ноги, находящиеся по голень в воде начало постепенно сводить судорогой, и я, стиснув зубы, заглянула в водную отражающую гладь, где сначала не узнала родного отражения.

Идеально сделанная праздничная прическа в буквальном смысле стояла колом. Залаченные темные волосы распались на хаотичные пряди и теперь торчали в разные стороны как у дикобраза. А про размазанный по лицу «марафет» стоило вообще промолчать. Существо, смотревшее на меня из воды, больше напоминало уродливого клоуна, чем девушку. Даже отдаленно.

Я продолжила свой путь вдоль берега возле разросшегося камыша, и, подойдя к лесу, обнаружила небольшой ручей, втекающий в озеро, который вскоре стал для меня основным ориентиром направления движения по лесной чаще.

Смыв с себя грим и другую химию, я почувствовала себя намного легче. Да и боль, появившаяся при пробуждении, почему-то мгновенно ушла из тела, стоило мне выбраться из ледяной воды. Я отдавала себе отчет, что в таком состоянии могу с легкостью бродить до вечера в поисках дороги домой. Это место вдохнуло в меня жизнь. Появилось ощущение душевного спокойствия, которого раньше не было, и убежденность в том, что все будет хорошо. Я знала, что справлюсь со всеми трудностями, или, может, это было простое самовнушение.

После купания в чудо-озере, я еще очень долго рассиживалась под деревом в спасительной тени, не зная, как поступить со своими вещами. Хотелось оставить хлопковый шарф в полоску и черную толстовку на берегу за ненадобностью, но здравый смысл подсказал мне, что вещи вскоре могут пригодиться. Ведь никто не знал, сколько мне придется блуждать по бескрайним просторам неизведанной глуши.

* * *

В лесу оказалось не намного прохладнее, но высокие лиственные деревья укрывали меня от прямых солнечных лучей, что не могло не радовать.

Я двинулась вверх по ручью в надежде найти хотя бы какое-нибудь поселение. Мои мысли водили хороводы и явственно обрисовывали в голове тот день, когда Дэвиду придется платить по счетам за разыгранную со мной шутку. Эта злорадная мысль как-то по-своему радовала душу и придавала сил, что стало для меня отличным стимулом для поиска обратной дороги.

Я брела по траве сквозь лес, оглядываясь по сторонам, и думала, что в пути мне не хватало только мр3-плеера. Привыкнув постоянно ходить в наушниках по городу, я чувствовала себя очень неуютно, слушая звуки природы и журчание ручья.

Я не любила оставаться наедине со своими мыслями.

Пока я прислушивалась к музыке леса, до меня вдруг дошло: чем дальше я отдалялась от озера, тем тише становилось пение птиц и тем меньше докучали кровососущие насекомые. Это было странно, но я старалась внушить себе, что мне все только кажется.

Через некоторое время ручей начал извиваться словно змея, и с каждым новым шагом окружающий меня лес становился все тише, пока звуки не исчезли совсем. Был слышен только легкий шелест листьев на ветру и журчание воды, остальное же — вовсе пропало. Из-за окружающей навязчивой тишины мне всерьез начало казаться, что я стала героиней банального фильма ужасов, где вот-вот на меня должно было выпрыгнуть огромное злое чудище.

Пытаясь перевести дух и отогнать нехорошие мысли, я прислонилась к небольшому древнему дереву, единственному, не поросшему мхом. Но тут под моей тяжестью оно с характерным треском наклонилось в сторону. И я, в который раз потеряв равновесие, рухнула в грязь, растеряв все остатки собственного достоинства.

Однако, несмотря на это недоразумение, госпожа удача улыбнулась мне.

Обвалившись, дерево придавило собой огромный разросшийся куст, создав в нем небольшое «окно». А за ним, немного подальше, виднелся небольшой, неестественный для этих мест кусок какой-то коричневой ткани, и я сразу же кинулась туда.

* * *

Мне открылся лагерь. Кусок ткани, что виднелся меж деревьев, оказался верхушкой палатки, своеобразным пологом. Правда, уж очень необычной — самодельной, и невероятно большой. Я никогда ничего подобного не видела. Она больше походила на шатер, чем на палатку. Чем ближе я подходила к незнакомому месту, тем крепче тревога овладевала мной. Всюду были разбросаны вещи, а полог шатра оказался напрочь изодран, будто дикое животное с острыми когтями бесновалось тут, яростно размахивая лапами.

Хозяев лагеря, живых или мертвых, я не нашла, но судя по всему в лагере произошло что-то ужасное: кругом валялась столовая утварь, поблескивающая на солнце, а рядом с моими ногами лежал металлический, чуть проржавевший котел с чем-то дурно пахнущим внутри. Этих людей, похоже, застали прямо во время трапезы.

Сколько их тут было? Почему они поставили свои палатки именно в этом месте? Зачем?

Я разглядела на траве явные пятна крови, и у меня внутри похолодело.

Сделав несколько глубоких вздохов, я обошла пятачок замершей в разрухе поляны, выискивая хоть что-нибудь полезное для себя, и, ничего не найдя, двинулась в сторону рваной палатки, которая всем своим видом говорила, что вот-вот рухнет на землю.

Подошла к входу, чуть боязливо отодвинула тяжелый полог и заглянула за темную занавесь, будто бы все еще опасалась нарушить чей-нибудь покой. Но внутри опять же никого не было, даже трупов. Только разбросанная одежда, тряпичный хлам, шерстяные подстилки и какие-то безделушки, не представляющие особой ценности... Все выглядело так, будто кто-то что-то искал, но потом оставил это дело.

В любом случае я решила убраться от этого места подальше. Лагерь без каких-либо признаков цивилизации не на шутку меня встревожил. Неужели тут ни у кого не было работающего телефона?

* * *

Солнце начинало садиться, а я все еще тащилась куда-то вдаль. Ноги начинали ныть от усталости, а тело снова заломило как днем при пробуждении. Наверное, я делала что-то неправильно. Мое путешествие привело только к полному упадку сил и не более. Я выдохлась от своей же глупости и гордыни, не понимая, что вообще делаю в этих краях.

Ведь сегодня, если мне не изменяла память, должна была начаться рабочая суббота, а дальше один спокойный выходной день. Мама бы поутру громко болтала по телефону, договариваясь о выгодных сделках, заваривая капучино, ну а я бы спокойно позавтракала и поехала на учебу. В университете повстречала бы Дэвида с опухшим после пьянки лицом и выслушала все его нотации по поводу исчезновения с вечеринки, дополненные рассказами о недавних любовных подвигах с дамой с щупальцами на голове.

...Несколько лекций, один зачет, а дальше домой на автобусе или же на «шевроле» Дэвида; работа по дому, бессмысленное перелистывание страниц в интернете, написание курсовой работы и здоровый сон в мягкой теплой постели с хрустящими от чистоты простынями. Но нет! Вместо этого я очень голодная и уставшая бродила по лесу в поисках следов цивилизованной жизни. Глубоко в душе я понимала: еще несколько дней таких скитаний, и я могла бы со спокойной душой встречать свою погибель.

Мне не хотелось этого признавать.

Через несколько минут я вышла на небольшой склон, освещенный алыми солнечными лучами, и сплюнула в сердцах — это был очередной спуск в низину, с которого открывался пугающий вид на бесконечную, такую же однообразную лесную степь, расползшуюся до самого края видимых границ.

Я знала, что сдаваться нельзя. Меня с детства учили идти до конца. Держаться из последних сил, чтобы хоть чего-то добиться. Но сейчас я была в полной растерянности и нерешительности. Как отсюда выбраться? Что делать?

Очень хотелось есть. По пути обратно к ручью я попыталась найти съедобные ягоды. Но здесь таковых не было. Вообще никаких. Даже поганки с мухоморами отсутствовали в этом краю, исчезнув так же, как все животные и птицы.

С каждым часом становилось все холодней. Не в силах идти дальше, я присела возле ручья и опустила в ужасно холодную воду болевшие, намозоленные ноги, начиная копошить пальцами мягкий текучий ­песок.

Блаженство.

Вновь включенный телефон не порадовал меня и одним делением спутниковой связи. Сеть здесь не ловила, как и во всем остальном лесу, а в небе уже потихоньку стали появляться первые звезды. Алый закат все меньше занимал пространства на небесном полотне, сгоняемый лоснящейся тьмой.

Я начала нервничать.

Наступили своего рода сумерки, окрашенные кровавым закатом. Я с тоской посмотрела на нежеланную смену дня и ночи и молча застегнула молнию на толстовке до самого конца, накинув на голову капюшон. Следующие шесть часов не предвещали ничего хорошего, кроме холода, голода и страха за свою жизнь.

И тут краем глаза я поймала какое-то совершенно незначительное шевеление. Там, вдали, что-то большое мелькнуло между покосившихся деревьев. Такое точно не могло показаться. Мои нервы вновь натянулись как струна, вот-вот готовая лопнуть.

«Может это медведь?» — подумала я. — «Или кто-нибудь похуже?». Я этого не знала и сколько бы ни всматривалась в одну и ту же точку, больше ничего разглядеть не могла.

Выждав минуты две, с облегчением вздохнув, я вновь принялась изучать песчаное дно ручья, как вдруг сбоку, где прошмыгнула тень, послышался отчетливый шум.

Теперь сомнений не было — здесь точно был кто-то еще.

Долго ругаясь с инстинктом самосохранения, я, не отдавая себе отчета, двинулась на звук, спешно надев обувь. Любой шорох мог выдать мое местоположение, а потому пробираться вглубь леса пришлось медленно и бесшумно, как можно тише шелестя травой и ветвями кустарников. Впереди меня ожидал представитель местной фауны, и я могла только молиться, чтобы он не оказался диким кабаном. Камень, подвернувшийся под ногу, стал для меня единственным средством самозащиты.

«Отлично», — ухмыльнулась я и вышла к тому месту, где в первый раз появилась тень. Ничего. Никаких следов. Но я и расстроиться не успела, как слева от цепкого терновника увидела темный силуэт, сидевший спиной к массивному стволу дерева.

Это был человек!

Человек!

Сердце чуть не выпрыгнуло от радости. Значит, все-таки существовала возможность выбраться из этих дебрей, и незнакомец должен был поведать мне, как. Непередаваемый восторг бередил душу, и я почти бегом кинулась в сторону неизвестного, не замечая, как быстро мимо меня пролетали покрытые ночной пеленой деревья.

Человек сидел с опущенной головой и будто бы не слышал приближения моих шагов. В его длинных спутанных волосах виднелись листья и блестящие скомканные обрывки паутины. Он скорее походил на лешего, чем на человека, будто ему пришлось спасаться от кого-то бегством. Обувь покрывал значительный слой грязи, а сам он выглядел как ободранный бродяга — не лучше, чем я.

— Извините, у вас есть телефон? — тихо промямлила я, приблизившись к незнакомцу. — С вами все в порядке? — хотелось спросить это все бодро, уверенно, но голос предательски дрожал, выдавая мое внутреннее напряжение.

И тут лесное чудище резко подняло голову.

От неожиданности я отшатнулась назад и обомлела. Застыла с широко распахнутыми глазами.

Его глаза были цвета золота. Желтые. Казалось, они даже немного светились в сгустившемся полумраке. Это существо одарило меня таким яростным взглядом, что сразу возникло желание где-нибудь спрятаться и там же свести счеты с жизнью. Я никогда не встречала столько злобы и ненависти в одном человеке. Взгляд мужчины внушал только необъяснимый животный ужас и более ничего.

Но, как оказалось, это только полбеды: незнакомец почти полностью был залит собственной кровью. Его лицо представляло собой одну страшную опухоль, покрытую темно-зелеными разводами: сломанный нос, разбитая в мясо бровь... Но все это не входило ни в какое сравнение с глубокими ранами на теле, из-за которых одежда мужчины приобрела свойственный темно-алый оттенок.

Угнетающий взгляд незнакомца длился не более пяти секунд, после чего его желтые глаза закатились, и голова опять безвольно повисла.

Он потерял сознание.

* * *

Девушка, выронив из рук булыжник, тут же приземлилась на колени возле раненого странника и приподняла его голову, пытаясь привести в чувство. Ей было дурно от вида крови, но все ее страхи отошли на задний план, когда мужчина вновь открыл глаза. Однако теперь в его взгляде не было прежней ненависти, а скорее в нем читалась нескрываемая печаль. Незнакомец будто бы смотрел сквозь девушку и, наверное, вообще не понимал, что происходит.

— Нет, нет, нет, нет, нет.., — начала причитать девушка, чуть ли не плача от испуга. — Ты не можешь умереть. Только ты можешь вывести меня отсюда! — неожиданно для себя, она произнесла последнюю фразу на повышенных тонах так резко, что мужчина тут же обратил к ней замыленный взор. Он выглядел просто ужасно: бледный как альбомный лист, с запекшейся кровью на лице, шее и волосах. Словно живой труп.

Альма убрала прилипшие пряди волос с его лица:

— Как тебе помочь?

В ответ незнакомец вздрогнул и попытался что-то сказать, но вместо слов у него получился только хрипящий звук, и изо рта хлынула кровь. Он смотрел на девушку с необъяснимой мольбой, будто уже начиная сомневаться в собственных силах. Было видно, что это последние минуты его жизни.

Альма сняла с себя шарф, и попыталась подтереть кровь с лица странника, в иллюзорной надежде, что это ему хоть как-то поможет, но в этот момент его пробрала сильная колотящая дрожь, и он обмяк на месте.

«Умер?» — промелькнула мысль у бедняжки в голове.

Но нет, желтоглазое существо еще хваталось за жизнь. В неестественной тишине леса прекрасно слышалось его хриплое дыхание. Он просто потерял сознание, а она же так и продолжала смотреть на него, изучая раны и увечья.

По-хорошему он уже должен быть мертв. Глубокие и ужасающие надрезы на его животе, думала она, не совместимы с жизнью. Девушка с трудом подавила рвотный позыв — такое кровавое зрелище она могла наблюдать только по телевизору в новостях или в фильмах-боевиках, но никак не в реальной жизни. Альма не знала, что делать дальше с этим почти погибшим существом. Где искать для него помощи — неизвестно, а оставлять одного — неправильно. Да она и не могла поступить плохо по отношению к нему, так как он на данный момент был единственной связью между ней и окружающим миром.

Стивенсон вновь терялась в сомнениях и неизвестности.

Через некоторое время неестественная тишина сумеречного леса начала сводить ее с ума. Где ночное пение сверчков? Где надоедливые комары? Куда пропали все звуки кроме недалекого и зловещего журчания ручья? Это все снова начало напоминать Альме типичный сценарий к голливудскому фильму, и она всерьез, который раз за день, стала ждать чудовища, обязанного вот-вот наброситься на нее из темноты.

Девушка положила незнакомцу руку на запястье, пытаясь прощупать пульс, безмолвно чертыхаясь сквозь зубы. К ее удивлению сердце человека билось быстро, сильно и размеренно, как у спортсмена, пробежавшего стометровку. Это привело ее в некоторое замешательство, и она тут же отпрянула от незнакомца.

Альма попыталась мыслить трезво: без паники и страха, — собрать бегающие мыслишки в одно единое целое, чтобы найти правильный выход из сложившейся ситуации, но все ее попытки оставались тщетны. Непонятное внутреннее беспокойство мешало ей сосредоточиться.

Она не знала, что ей нужно делать: куда идти, к кому бежать? Как помочь раненому бедняге? Как спастись самой? Ведь существо, что покалечило несчастного мужчину, могло быть где-то рядом.

Вдруг оно до сих пор ищет сбежавшую жертву?

Внезапно в тишине леса прозвучал резкий, громкий и отчетливый смех. Незнакомец тут же пришел в себя и широко открытыми золотыми глазами уставился на девушку так, будто впервые в жизни ее увидел. В неестественно холодных глазах проскользнул страх.

Встрепенувшись, он начал с бешеной скоростью осматривать окружающее его пространство, пытаясь что-то найти.

— Кто это? — еле слышно спросила Альма, с опаской оглядывая мрачный лес. — Это они тебя так?

Мужчина опять попытался что-то ответить, но получились у него только страшные булькающе-хрипящие звуки, и он закашлялся.

«Беги», кажется, сказал он одними губами, чуть мотнув головой в сторону рослого кустарника, но Альма так и смотрела на него, испуганно и непонимающе.

* * *

Что он сказал? «Беги»? Куда «беги»? К людям? Или от них? Что вообще происходит?

Я все продолжала стирать ему кровь с лица, а он уставился на меня каким-то животным, пронизывающим душу взглядом. Глаза незнакомца обратились в стекло, совсем неживые, как у фарфоровой куклы. Я смотрела на него и чувствовала, как от страха во рту все пересыхает. Будто бы он нарочно пытался заставить меня закричать от отчаянья.

Вдруг за спиной мужчины что-то треснуло, будто ветка сломалась. Совсем близко. Звук эхом облетел поляну, нарушая всеобщую тишину. Послышались приближающиеся шаги и чья-то тяжелая поступь.

Я и заметить не успела, как раненый желтоглаз схватил меня за руку и с силой оттолкнул в сторону. Осознала я все уже лежа на земле, глядя в темное небо; поднялась и тут же бросилась прочь. Я была не глупа и такие намеки хорошо понимала: он сказал мне спасаться. Бежать отсюда подальше и прятаться.

Но опять от своего сказочного «везения», заскочив за куст, я поскользнулась на грязи и рухнула спиной на землю, больно стукнувшись затылком о свой же выброшенный булыжник.

В глазах резко потемнело и поплыло. Я сразу подумала, что вот-вот отправлюсь в страну грез, но не поддавалась страшному соблазну, стараясь сфокусироваться взглядом на ветвях дерева, нависших где-то над головой.

Я держалась за ускользающую ниточку сознания, чтобы прийти в себя. На это ушло не менее двух минут, а вот голова так и продолжала гудеть, причем с каждой секундой боль становилась все сильнее.

— Ты еще жив? Интересно. А мы думали, что ты уже давно помер, и твое тело поедают хищные птицы, — послышался где-то позади гулкий мужской голос. — Это чудовище проспорило мне пятьдесят золотых.

Игнорируя головокружение, я медленно присела на месте, чтобы как можно тише и незаметнее раздвинуть ветви куста, самую щелочку, чтобы увидеть происходящее. Ночь почти вступила в свои законные права, и потому разглядеть все в деталях было невозможно. Ясно было одно — около раненого бедняги стояло двое в темных одеждах.

Один — бритоголовый мужчина с такими же желтыми глазами, а второй... У меня от ужаса волосы зашевелились на затылке.

— Боги, что это такое?! — слова беззвучно слетели с моих губ.

Там впереди, за терновыми кустами, я увидела огромную гору мышц, мяса и сухожилий, с очень неправильной осанкой и мелковатой головой. Эта тварь отдаленно напоминала человека, но это ни разу не мог быть человек. Чудище казалось раз в пять шире в плечах своего товарища, и выше примерно на три головы, будто я смотрела на голема, вырезанного из камня. У меня не получалось отвести от него взгляда. Очень хотелось увидеть лицо страшной твари, но из-за темноты, навалившейся густой пеленой на землю, это не представлялось возможным.

Бритоголовый достал что-то из кармана и, схватив полуживого беглеца за волосы, бесцеремонно запихнул ему в рот предмет, находившийся в руке. Тот сразу же начал кашлять, хватаясь за свое горло ослабевшими руками, и через несколько мгновений обмяк, словно желе — повис на собственных волосах в руке противника.

Бритоголовый мужик напоминал бессердечного кукловода, расправлявшегося со своей куклой. Он немного ослабил хватку, и бездыханное тело тяжело упало на землю.

«Господи, они добили его...» — эта мысль повергла меня в шок, а из глаз градом хлынули слезы.

— Так, давай бери его, и пойдем обратно, — почти безразлично произнес желтоглазый убийца, потирая лысый череп. — Мы и так уже много сделали.

Несмотря на свои габариты, огромное существо двигалось довольно проворно и ловко. Чудовище без колебаний схватило обездвиженное тело и потащило в сторону зарослей. Окровавленный бедняга, ­теперь уже мертвый, в его руках походил скорее на семилетнего мальчика, чем на взрослого человека. Насколько он был мал и ничтожен, по сравнению с этой тварью.

А бездушный головорез так и стоял на месте, сверля своими глазами-фарами залитою кровью траву.

— Чуешь? Человеком воняет, — размерено, практически шепотом произнес он, медленно поворачивая голову в мою сторону.

От его слов меня пронял непередаваемый ужас. Я замерла на месте, боясь даже вздохнуть, не то, чтобы просто пошевелиться. А сердце заколотилось как бешеное, отдаваясь стуком в ушах, что, казалось, его было слышно на десятки метров.

Огромное существо повернулось в сторону убийцы:

— Тут везде ими воняет. Перестань.

Еще бы чуть-чуть, и я не успела бы зажать рот руками, чтобы не заорать от страха: голос огромного существа прозвучал как скрежет по металлу, жирный, с неестественно низким басом. Этот звук можно было сравнить только с гулом тысячи неисправных механизмов — ужасной какофонии звуков.

Чудовище, не задерживаясь, двинулось дальше, и скоро совсем скрылось в темноте, в отличие от своего товарища, который так и пытался разглядеть меня в кустах терновника.

* * *

Я лежала на куске отсыревшей ткани и смотрела на пламя огня. Когда убийцы скрылись из виду, я решила вернуться в заброшенный лагерь подальше от греха и непроглядной темноты. Дорогу туда пришлось искать практически наощупь при свете бледного полумесяца, но я справилась, и поэтому могла предаться отдыху хотя бы на время: собрала кострище, расстелила самую сухую подстилку, что смогла найти, и села греться у огня, пытаясь оживить околевшие пальцы рук и ног. Живот урчал как заведенный тракторный мотор, и я лишь молилась о том, чтобы те твари не услышали этих звуков.

Сколько человек может жить без еды? Неделю, две?

Ночь обещала быть долгой. Мысли не давали мне покоя, кружась в вихре хороводов. И когда я вновь вспомнила про несчастного мужчину, закончившего жизнь так скоротечно, сразу же разревелась как маленькая несмышленая школьница. Не только потому, что мне было его жалко, но и от того, что мне было жалко себя. Такая беспомощная дура. Жалкая городская девка, никчемная и слабая. Бездействие только угнетало, взвалив на плечи тяжелый груз из твердого клубка смешанных и противоречивых эмоций.

Заснуть удалось только чудом.

Из-за нервного перенапряжения я постоянно вздрагивала от любого, даже самого незначительного шороха. Вскакивала как полоумная и пыталась найти место, куда бы спрятаться от надвигающейся опасности. Но все было напрасно, ведь жуткие силуэты рисовало только мое разыгравшееся воображение.

Интересно, а что бы на моем месте сделал Дэвид?

Свернувшись в позу эмбриона, обнимая массивную дубину для самообороны, я лишь на минуту прикрыла глаза, отчего сразу же провалилась в сон, несмотря на встревоженное состояние и дикую голов­ную боль.

ГЛАВА 2

Светало. Первые солнечные лучи уже проталкивались меж деревьев шелковистыми нитями, освещая покрывшуюся инеем траву. Оранжевый рассвет заполнял все уголки небесного купола, прогоняя тьму прочь. Эта ночь оказалась самой холодной за последние несколько недель; в проклятом краю так было всегда: днем невероятная жара, а ночью — зуб на зуб не попадает. И от чего это зависело, для всех оставалось загадкой. Так же как исчезновения птиц, животных и насекомых из этих мест.

Два всадника ехали через лесную чащу; кобылы их лениво плелись вперед вторые сутки без отдыха, тихо шурша копытами по таявшему инею. Коннор уже больше двенадцати часов тащился за старшим братом, не обмолвясь с ним и словом. По его мнению, Клауд очень изменился как внешне, так и внутренне. В свои двадцать шесть лет тот успел приобрести седину как у старика и устрашающий шрам по левой стороне лица, рассекающий большую часть лба, бровь и щеку. Никто не знал, что он на самом деле пережил, и сам он не желал об этом распространяться. Либо не хотел, либо не помнил. Это случилось с ним около месяца назад: уходил он в лес веселым, жизнерадостным и любящим братом, обещая вернуться с дичью на плече, а возвратился седым и с изувеченным лицом. Точнее, его уже нашли такого — лежащего в ступоре посреди поляны с широко раскрытыми глазами.

Местные лекари, только пожимая плечами, сказали — Клауд сошел с ума от пережитого стресса. Когда его принесли, он, мотая головой, отказывался от любой предложенной помощи, пищи, воды, после чего и вовсе замкнулся в себе. Стал раздражительным, нервным, злым, постоянно язвил окружающим или же вовсе молчал. Словом, превратился в эгоистичного сноба, с которым не хотелось вести беседы. Больше всего в нем настораживали быстрые смены настроения. Этот человек мог спокойно сидеть и заниматься своими делами, а через секунду уже набросится на первого прохожего в припадке слепой ярости. И такое с ним случалось довольно часто.

Вопросы о произошедшем событии он игнорировал. Седовласый воин игнорировал все, что его не интересовало. Если раньше братья были «не разлей вода», то сейчас каждый мысленно представлял, как один избивает другого. Скрытая ненависть уже больше месяца очерняла их души, начиная с того дня, как Клауд окончательно перестал быть добрым и отзывчивым.

Вот и сейчас, Коннор уже более получаса пытался добиться внимания светловолосого воина, крича ему вслед о том, что необходимо устроить привал, но тот будто бы не слышал его, направляя своего коня дальше. Так не могло больше продолжаться. Остановив еле живую Розали — серогривую любимицу, юноша слез и помчался вслед за всадником, спотыкаясь о каждую неровную поверхность.

Усталость брала свое.

— Остановись и послушай! — взорвался Коннор с намереньем высказать брату все, что накипело, выкрикивая фразы на бегу. — Кем ты себя возомнил?! Царем?! Императором?! И больше не разговариваешь с простыми людьми?! Поверь, сейчас ты выглядишь как эгоистичный идиот, которого ничего не волнует, кроме себя любимого! Мы уже вторые сутки на ногах, а тебе все равно?! Сколько можно?! Когда мы в последний раз ели?! Если тебе плевать на меня, то подумай хотя бы о бедных животных, которые вот-вот падут замертво от усталости! — парень согнулся пополам, пытаясь отдышаться.

И все же, несмотря на полное отсутствие физических сил, Коннор почти догнал Клауда. До него оставалось каких-то десять метров — всего несколько шагов. Удивительно, но слова заставили его остановиться. Снимая капюшон дорожного плаща, Клауд буквально слетел с коня и быстрым шагом направился в сторону братца, похоже, с огромным желанием дать ему в глаз. Так же безмолвно, ничего не говоря в ответ, просто сжимая руки в кулаки.

Коннор немного опешил от такой бурной реакции, но тут же встал в оборонительную стойку, понимая, что разговор закончится увечьями в неравном бою.

Рослый мужчина с более-менее развитой мускулатурой большими шагами приближался к мальцу, который был на голову его ниже и на порядок уже в плечах. Седовласый воин одной правой мог вырубить мальчишку; прихлопнуть его, как назойливую муху.

Юноша поставил блок на уровне головы и закрыл глаза, ожидая первого оглушающего удара. Но сколько бы он не ждал, ничего такого не произошло. Недоумевая, он открыл глаза, и увидел застывшего на месте брата, с каменным лицом уставившегося в землю. Его горячий пыл куда-то пропал. Этот человек больше не хотел драться, и внезапно в Конноре проснулась невиданная смелость. Набрав в грудь воздуха, он заявил на весь лес, махая кулаками:

— Нет, иди сюда! Давай все решим в бою, раз и навсегда! Мне надоело!

Клауд поднял голову и посмотрел на брата как на умалишенного:

— Заткнись и смотри, — холодным тоном произнес он, присаживаясь на корточки.

На солнце его белые волосы начали светиться ярким золотым светом, отчего стоящий поблизости паренек невольно поморщился.

Не посмев ослушаться старшего брата, он нехотя подошел к нему, все еще ожидая подвоха. Кто знал, что может сотворить тронувшийся умом человек?

— Ничего не вижу, — немного подумав, шепнул тот, обойдя брата.

— Это следы, идиот, — Клауд снял с правой руки кожаную перчатку и начал аккуратно прощупывать стылую землю. — Мы вчера ехали этим путем? — Его взгляд, опущенный вниз, становился все более серьезным. На лбу стали собираться маленькие морщинки.

— Нет, мы проходили чуть левее, — Коннор махнул в сторону ряда стройных берез, не понимая, к чему ведет этот разговор. Он ничуточки не разделял тревоги брата, который становился все более мрачным и задумчивым.

— Тут прошла не одна пара ног, — настороженно произнес Клауд. — Надо это проверить.

И не секунды не задерживаясь, он сорвался с места, исчезнув за ближайшим деревом. Только его белая голова быстро маячила среди замерзшей зелени и сухих древесных стволов.

— Клауд, куда ты?! Почему мы не можем спокойно отдохнуть? Давай хотя бы лошадей привяжем! — кинул Коннор ему вслед, но вместо ответа послышались лишь удаляющиеся шаги по хрустящей траве, и паренек от безысходности двинулся вслед за братом. В который раз.

* * *

— Что-нибудь нашел? — следопыт обернулся на раздавшийся позади голос. Из зарослей показался младший брат, взъерошенный, бледный и запыхавшийся. Клауд все не переставал удивляться их внешнему сходству. Точнее тому, как Коннор становился похожим на него прежнего. Тот же подбородок, те же высокие скулы, тот же прямой нос, те же серые глаза. Если бы не недавнее происшествие и разница в возрасте на целых восемь лет, то они бы смогли сойти за близнецов, различаясь только волосами — у младшего они были вьющиеся и постоянно торчащие в разные стороны. Их мать когда-то в шутку называла его мальчиком-одуванчиком, так же как покойного отца.

— Вот, посмотри на это, — со скривившимся от плохого предчувствия лицом Клауд поднял с окровавленной земли закругленный гравированный камень на плетеной веревке. Безделушка переливалась неестественным синеватым светом, бросаясь в глаза.

Коннор присел напротив брата, внимательно разглядывая находку. Медленно сползающая с его лица улыбка показала всю серьезность ситуации. Он узнал странные руны на камне — видел их каждый божий день на протяжении нескольких месяцев. Это был амулет его учителя по рукопашному бою, хорошего друга и духовного наставника.

Невольно по телу паренька поползли мурашки.

— Это же вещь Кристофа, ты же не думаешь что они все...

— Эрика этому не обрадуется, — перебил юношу на полуслове брат, задумчиво рассматривая найденную вещицу. — Думаешь, у них были шансы?

— Я не знаю по поводу их шансов, зато я знаю, где их лагерь, — тихо произнес кучерявый парень, смотря куда-то в сторону.

— Что ты имеешь в виду? — Клауд не смог сдержать удивления и вопросительно уставился на брата. Когда он поднимал брови, создавалось ощущение, что шрам вот-вот разойдется.

Коннор молча указал рукой на виднеющийся край шатра, нелепо торчащий над разросшейся зеленью.

* * *

— Что здесь произошло?! — оторопел Клауд при виде погрома и разодранных палаток. Вспыхнувшая злоба лишила его обыденного равнодушия. — Какого черта они вообще решили остановиться в этом месте?! — Мужчина со злостью пнул железную кружку так, что та со звоном отлетела на другой край поляны. — Почему они не почувствовали приближающейся опасности!? С ними же был Кристоф!

Пока Коннор осторожно ступал меж разбросанного хлама, досконально изучая место битвы, взбешенный светловолосый воин голыми руками разорвал полог шатра.

— Они все обнесли! Стервятники чертовы!

Впервые за долгое время юноша начал узнавать родного брата в чудовище, которое с недавних пор обосновалось в его теле. Справедливый, живой, с ясностью в глазах — то был настоящий Клауд, бесстрашный и полный решимости. Подобные внезапные перевоплощения в нем вселяли в Коннора надежду, что не все потерянно и старшего брата еще можно спасти от самого себя. Для кучерявого мальчишки его злобные выкрики звучали как давно забытая музыка. Он уже успел ­смириться с холодным и размеренным тоном брата, отвечающего только односложными фразами. Но сейчас Клауд будто снял маску и снова стал самим собой. Это было потрясающее ощущение.

От мыслей юношу отвлек с шумом падающий на деревья шатер. Старший брат выместил на нем всю злость, ломая и без того покосившиеся подпорки.

— Ты как? — осторожно спросил Коннор, когда длинноволосый мужчина вроде бы немного остудил свой пыл.

Тот не откликнулся.

Клауд стоял посреди поляны, сложа руки на груди. На его поросшем щетиной лице играла какая-то невеселая ухмылка, а его холодные глаза быстро осматривали царящий вокруг хаос и разруху, и опять же, он не обратил никакого внимания на заданный ему вопрос.

— Надо бы тут все сжечь, — после долгой паузы отрешенно ответил он. — Дотла.

— Только сначала надо доложить об этом Эрике, — Коннор тяжело вздохнул и аккуратно поднял замерзшую «розочку» от разбитой зеленой бутыли с земли, на которой отчетливо виднелась засохшая кровь.

— Представляешь, — пробормотал он себе под нос, изучая грязную поверхность стекла. — Кто-то этим пытался защитить себя. Как думаешь, это Охотники здесь постарались?

— Я более чем в этом уверен. Даже наемные убийцы с разбойниками не оставляют после себя такой разгром, — раздраженно выругался Клауд и поманил к себе младшего брата. — Вдобавок ко всему здесь нет ни трупов,