В режиме бога (драйвер заката)

Евгений ПРОШКИН

В РЕЖИМЕ БОГА

(Драйвер заката)

Эпизод 1

На стене висело ружье, в углу под нереально разросшимся фикусом стоял поцарапанный белый рояль. За мутным окном то и дело проезжали трамваи — почти беззвучно, но с такой мощной вибрацией, что поднывала печень. Солнце светило ярко и зло. В воздухе витали пылинки, особенно заметно они кружились вокруг голой лампочки, свисавшей с потолка на длинном кривом шнуре.

Виктор в который раз оглядел комнату: старая тахта, ружье на стене и вот, рояль до кучи. Лёха Шагов корчил из себя постмодерниста, но кому он собирался всё это продавать, он не знал и сам.

Виктор потянулся к ружью.

— Не заряжено, можешь взять. — Алексей нетерпеливо пошевелился в кресле, которого еще минуту назад тут, кажется, не было.

Потеряв к ружью интерес, Виктор отошел от стены и присел на тахту.

— А рояль-то зачем? — обреченно спросил он.

— Интерьер. — Шагов пожал плечами.

— И как он здесь оказался?

— Сосед отдал за ящик водки. Он сам не играет, слава богу. У него дед был композитором. Не очень известным. Не то чтобы каким-нибудь там Моцартом.

— Это можно не объяснять, — заметил Виктор. — Будь он внуком Моцарта, я бы удивился.

— Не Моцарт, конечно. А этот, как его... Лист... Лист...

— Ференц Лист? — Виктор все-таки удивился.

— Да нет. Лист... Листопадов, вот! — вспомнил Алексей.

— Слушай, какая мне разница, как звали дедушку соседа?

— Не знаю. Ты спросил, я ответил.

— Плохо, дружище, — мрачно произнес Виктор. — Плохо.

— Что конкретно?

— Всё. Ружье, рояль, фикус. Всё это похоже на зубную боль.

Под окном опять проехал трамвай, и Виктор поморщился.

— Я не чувствую мотивации, не вижу драйверов, — продолжал он. — Пружины в тахте впиваются отлично. И пыль тоже. Я такой пыли нигде не видал. Это комплимент, если что.

— Я понял. — Алексей настороженно кивнул.

— Но кроме пыли и пружин... и вот этого идиотского фикуса... я уж не говорю про рояль. Здесь же ничего нет!

— Ну ясно, ясно. На стене должна висеть не двустволка, а что-нибудь покруче — бензопила или катана. А на диване должна лежать голая баба. Или труп. В идеале — труп голой бабы, наверно. Или лучше парочка?

— Ты, когда злишься, Лёх, таким дураком становишься... — Виктор коротко взмахнул рукой, словно в заведомо провальной попытке отогнать голодного комара, и посмотрел вверх.

Судя по всему, потолок Алексей скопировал прямо отсюда, из своей квартиры: высокий, без единой трещинки, но с заметной пылью на гипсовых завитках. От этого Виктор на мгновение впал в тоску. Ему вдруг почудилось, что ничего не изменилось, что скрипт не выгрузился и в тусклом Лёхином креативе ему придется проторчать еще бог знает сколько времени. Впрочем, стоило отвести взгляд, как наваждение прошло. Окно раздалось вверх и вширь, а стекло сделалось идеально прозрачным: даже с высоты двадцать шестого этажа пестрота улицы прорисовывалась до мельчайших деталей. Рояль, понятное дело, исчез, на его месте появился рабочий стол, а вот растение осталось, хотя и не такое мощное, как в бреду, сочиненном Алексеем.

Ни самурайского меча, ни тем более бензопилы на стене тоже не было, там висел постер бестселлера «Окунись в Ад» с фантастической брюнеткой, одетой лишь в меховые унты и патронташ. Несоразмерно крупные патроны прикрывали всё то, что не должны были видеть школьники, но левая рука воительницы лежала на поясе так, словно она вот-вот собиралась от него избавиться — сразу, как только пытливый подросток доберется до родительской кредитки и оплатит доступ к «Аду». В правой руке девушка сжимала заиндевевший гипертрофированный ствол, аккурат под огромные патроны: чудовищный гибрид помпового ружья и, пожалуй, гаубицы. Обнажение брюнетки казалось особенно немотивированным из-за огромных сугробов у нее за спиной. Снег был черным, и небо тоже было черным, и вообще всё вокруг было того же самого цвета. Художникам пришлось потрудиться, подбирая пятьсот пятьдесят пять оттенков черного, чтобы постер выглядел одновременно и мрачным, и ярким. Но глаза у девушки получились отлично, тут нужно было отдать должное: из-под длинных ресниц с налипшими снежинками смотрела и звала настоящая бездна. У ног роковой красавицы покорно сидели два одинаковых боевитых волка в стальных масках, посеченных глубокими царапинами от касательных попаданий. Плакат был образцом чистого, незамутненного китча, поэтому он здесь и висел. Таков уж был Лёха Шагов: потешался над мультимедийным бизнесом, презирал его всеми фибрами, но втайне мечтал в него встроиться, да еще и надеялся при этом остаться самим собой.

— Ничего не получится, — подытожил Виктор.

Он аккуратно снял с головы эластичный обруч, отнес его к столу и вдруг заметил книгу. Книга была настоящей, бумажной. «Как стать успешным морфоскриптером. 12 уроков от автора мировых бестселлеров».

Живой бумаги, за исключением туалетной, Виктор не держал в руках уже очень давно, но фальшивого чувства ностальгии, которое порой симулировали коллеги, он не испытывал. Книги вызывали у него скорее любопытство, чем трепет. Так относились нормальные люди к первым паровым двигателям.

Виктор полистал учебник, но, наткнувшись на слово «антагонист», без сожаления захлопнул книжку и бросил ее обратно на стол.

— Не забивай себе голову, — посоветовал он. — Живешь как сыр в масле. Зачем тебе всё это?

— Ты не первый раз спрашиваешь. — Алексей тоже снял свой обруч и теперь пытался крутить гаджет на пальце, раздражающе сбиваясь с ритма.

— Так ведь и ты не в первый раз меня зовешь свои поделки смотреть. Заготовки, точнее. До поделок им еще далеко. Здесь нечего доводить до ума, здесь все изначально криво, неправильно.

— Извини... потратил твое время... — Голос товарища стал таким холодным, что, казалось, еще немного, и он укажет на дверь. — Могу заплатить за бета-тестинг.

— Во-от. Ты можешь меня нанять, а я тебя не могу, денег не хватит. И всё равно ты рвешься на моё место. Зачем? Вдохновение замучило? Оно проходит сразу, как только начинаешь сочинять на заказ. Если неймется, твори для себя. Маленькие скрипты на два-три хода — этого достаточно, чтобы выпустить пар. Работать в коммерческом формате не обязательно. Работать! — страдальчески повторил Виктор. — Вот во что ты пытаешься впрячься.

— Я и без этого нормально зарабатываю, — подтвердил Шагов. — А через скрипт я хочу донести... — Он предсказуемо замялся. — Ну, мысли свои донести. Свое отношение к жизни.

— И кому это надо?

— Мне.

Виктор с тоской уставился на постер к «Аду», но всё интересное там по-прежнему было скрыто за широким патронташем.

— Тащи сюда мой гонорар, — вздохнул он.

Когда Алексей вышел из комнаты, Виктор отвернулся к окну и, заложив руки за спину, стукнулся лбом в стекло. С Лёхой они дружили еще со школы, и при неизбежном цинизме столь долгих отношений отказать ему Виктор не мог. В итоге каждый раз, когда Алексей креативил очередной морфоскрипт — вернее, очередной нелепый набросок без конца и начала, без какого-либо намека на смысл, — каждый раз Виктор приезжал в гости и с отвращением тестировал новый интеллектуальный продукт. Это было похоже на бесконечную дегустацию пирожков разной формы, состряпанных из одной и той же глины. Виктор надеялся, что когда-нибудь Лёхе надоест и он найдет себе хобби поинтересней, хотя за последнюю пару лет эта надежда заметно потратилась. Шагов продолжал сочинять, Виктор продолжал приезжать и объяснять. Других общих интересов у них уже не осталось. Проектировщик информационных сетей и профессиональный морфоскриптер — их давно ничего не связывало. Технарь и гуманитарий, лед и пламень.

Виктор задумался, откуда могла быть эта цитата, но его отвлек появившийся в комнате Шагов. Квадратная бутылка «Джека Дэниэлса», два широких стакана и тарелка с парой порезанных яблок — традиционный магарыч Алексей нес, как всегда, сноровисто и, как всегда, искал глазами, где бы расположиться, хотя, кроме стола, вариантов не было. Виктор невольно отметил, что даже этот момент в их общении повторяется из раза в раз: хозяин заносит выпивку, и поскольку руки у него заняты, гость разгребает на столе хлам, освобождая место.

«А вот был бы здесь вправду рояль... Бутылка «Джека» на белом рояле — это в высшей степени стильно», — мелькнула у Виктора странная мысль.

Вслух он, однако, сказал другое:

— Что у тебя за окном?

— Реальность, — с сарказмом ответил Шагов.

— Я про дамочку с телескопом.

Алексей вдруг смутился, точно кто-то посторонний заглянул в его личный дневник. Чтобы скрыть замешательство, он открутил пробку и плеснул виски по стаканам.

— Что за баба? — повторил Виктор.

— Ну, баба и баба... — Шагов неопределенно мотнул головой. — Мальвина.

— Вы знакомы?

— Нет, конечно.

— Та-ак... — Виктор взял стакан и заинтересованно вернулся к окну. — В доме напротив живет самка, подсматривающая за тобой в телескоп, а ты, вместо того чтобы выяснить её адрес и предложить ей что-нибудь логичное... придумываешь для неё сказочное имя. Гениаль­но. Тебе что, через дорогу перейти лень?

— Это всё не так просто, — отмахнулся Шагов. — Забудь. Как ты её вообще разглядел-то? Сволочь глазастая.

— За знакомство! — Виктор отсалютовал женщине стаканом и выпил.

Заметила ли она его жест, было неясно: здания разделяло более сотни метров, и даже пол наблюдательницы Виктор угадал лишь по фигуре. О том, чтобы разобрать черты лица, не могло быть и речи.

— А твой телескоп где? — оживился он.

— У меня нет, — сказал Алексей.

— Хорош врать! Неси давай.

— Собирался купить. Когда её увидел, это было первым, что пришло в голову. Только я не телескоп хотел, а бинокль. Потом передумал. Не хочу выяснять, за кем она наблюдает.

— Боишься обнаружить, что ты не интересен какой-то иллюзорной Мальвине? Если выяснится, что она подсматривает не за тобой, а за соседом, тебя это ранит?

— У меня слишком скучная жизнь. Работа, сон, работа. Никакой интриги.

— Ой, Лёха, как же это знакомо... Игла мужика — его самолюбие, а игла всегда в яйце, поэтому мы их так бережем. — Виктор поднял стакан. — За нас, социопатов!

Алексей выпил маленькими глотками и медленно выдохнул. Виктор закинул в рот дольку яблока и вновь уставился в окно.

— Жениться не пробовал? — спросил он, не оборачиваясь.

— Заработаю миллион и сразу женюсь, — ответил Шагов таким тоном, что нельзя было понять, шутит он или нет. — Ну, а ты?

— Скреативлю что-нибудь бессмертное, получу миллионов десять... И тоже. Сразу же.

— Десять?

— Бывают и такие гонорары. Не у меня. Но, в принципе, бывают.

— И за что у вас платят десять миллионов?

Виктор отметил это «у вас» и удовлетворенно покивал. Похоже, опасения были напрасны, и Алексей всё же не стремился превратить хобби в работу. С его стороны это было более чем разумно.

— За взрыв рынка, — после паузы ответил Виктор. — За то, что люди крутят твой скрипт месяцами, покупают футболки, бейсболки, постеры. — Он ткнул большим пальцем за спину, указывая на плакат «Ада». — Потом покупают апдейт, и снова крутят, и снова покупают: рюкзаки, очки, кеды, целые серии кружек... Ты, кстати, наливай, наливай. Пока не допьем, не уйду.

— Это я знаю, — покорно отозвался Шагов.

Он взял бутылку и встал рядом с товарищем, так же пристально глядя на едва различимую вдалеке Мальвину.

— И что нужно сделать, чтобы взорвать рынок?

— У тебя же есть учебник, — усмехнулся Виктор. — Штудируй.

— Фуфло все эти учебники.

— Вот и я о том же. Это нельзя объяснить. Даже унылый интерьер с бредовым роялем могут скреативить немногие. Поэтому какие-то способности у тебя, конечно, есть. Вот только развивать их не нужно. Это несчастливая жизнь. В следующий раз приеду с биноклем, — неожиданно заявил Виктор. — Надо разобраться, что там за Мальвина такая.

— Следующего раза не будет.

— Ты это уже говорил.

— Сочинять я не перестану, я просто не буду тебе больше ничего показывать.

Виктор озадаченно покосился на друга.

— Нашел я тут кое-кого. — Алексей снова налил, теперь по полному стакану, и это выглядело как прощание. — Хватит тебя мучить, отдыхай.

— Да ты не особо-то и мучаешь. Если ноль семь тебе не по карману, я согласен на пол-литра, — пошутил Виктор. — Всё равно половину сам выпиваешь.

— С тобой у нас одни разговоры, — серьезно ответил Шагов. — Лучше заплатить и получить хороший совет от чужого человека, чем от тебя — бесплатно и ничего.

Виктор хотел оскорбленно поставить стакан на стол, но вместо этого выпил — одним махом. Алексей со своей порцией виски поступил точно так же и, продышавшись, сказал:

— Ты же сам велел мне завязывать с этим. Считай, что я завязал. На этом всё, Витя.

— Как-то не по-людски выходит... — выдавил тот.

— Надоело чувствовать себя убогим.

Шагов хмелел на глазах. Бутылку «Джека Дэниэлса» он осторожно поставил на пол и, выпрямляясь, пошатнулся.

— Как будто я в чем-то виноват перед тобой, — проговорил он, гулко постукивая кулаком в оконное стекло. — Перед тобой лично как будто. Прям вот виноват. А ты, такой гуру, снисходишь... с вершин своих... чтобы по щеке меня, дурачка, похлопать.

— Лёха, ты что несешь-то?..

— Сам весь такой гений, ага! — Алексей, заводясь, перешел на крик. — Автор бестселлеров, едренать! Куда уж мне до твоих талантов!

Он неуверенно нагнулся, цапнул бутылку за горлышко, коротко к нему приложился и протянул товарищу:

— На посошок!

Виктор скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся к стене. Первой мыслью было оставить внезапно поплывшего друга наедине с его истерикой. Позволить выговориться в пустоту, проспаться и хмурым утром всё осознать. Однако Виктор не уходил, что-то ему подсказывало: если расстаться вот так, то отношения могут уже и не наладиться. Терять Шагова навсегда ему не хотелось. И кроме того, он начал тревожиться за Лёху: уж больно быстро тот окосел.

— Пей, я сказал! — рявкнул за спиной Алексей. Он закашлялся, и у него из горла вырвался хриплый визг: — Пей, сука!

Виктор таращился на постер со слабо одетой женщиной и лишь постукивал пяткой по паркету. Теперь он точно не мог уйти.

Он не заметил, в какой момент это произошло: к патронташу, от которого трудно было оторвать взгляд, вдруг приклеилась размашистая бурая клякса. Шагов как раз начинал очередную тираду, но резко умолк, и это не было похоже на новый спазм в горле. Зато клякса... она чудовищно напоминала то, что Виктор тысячу раз видел в чужих скриптах и десятки раз сочинял сам, неизменно размышляя, должен ли клок волос прилипать к стене намертво, или его потащит вниз.

Клок волос медленно сползал по плакату, оставляя на глянцевой поверхности красный шлейф.

Спустя мгновение Алексей раскинул руки и рухнул на пол. Встретившись с паркетом, квадратная бутылка глухо лопнула и разлетелась по комнате веером мелких осколков. Из разжавшегося Лёхиного кулака выпало уцелевшее горлышко и с дробным цокотом подкатилось к Виктору — это его и отрезвило.

Он суматошно огляделся. Взгляд выхватил на стекле круглое отверстие в тонких лучиках трещин. Виктор бросился на пол и, вляпавшись ладонью во что-то вязкое, зажмурился от ужаса. Выстрел в окно, кровавое пятно на плакате, упавший Лёха — кто мог подумать об этом еще минуту назад...

Виктор открыл глаза. Лицо Шагова оказалось совсем близко, сантиметрах в пятнадцати. Алексей со злой пьяной улыбкой продолжал смотреть вперед, куда-то сквозь Виктора. Вокруг щеки, плотно прижатой к паркету, наплывала густая кровь.

Из-за огромного окна с низким подоконником вся комната была у снайпера как на ладони. Алексей не то чтобы сознательно стремился к минимализму, он просто не понимал, что такое уют. В кабинете ему хватало стола и пары кресел, остальное было развешено по стенам — большой монитор, несколько узких полок, даже фикус у Шагова не стоял на полу, а свисал с потолка. В итоге всё помещение простреливалось — Виктор отметил это без отчаяния, скорее деловито, словно речь шла о каком-то второстепенном персонаже скрипта, а не о его собственной жизни.

Сожалея, что в кабинете нет дивана из недоделанного Лёхиного креатива, он начал медленно отползать к кухне. От двери его отделяли два метра открытого пространства, преодолеть которые можно было за мгновение — если не замешкаться и не споткнуться, — а уж на кухне всегда найдется, где спрятаться. Решившись на бросок, Виктор оттолкнулся от пола, когда за стенкой вдруг прогремел взрыв. Это было так неожиданно, что он вновь распластался по паркету и закрыл глаза — на большее у него не осталось сил.

Шорох мягких подошв — где-то в прихожей, затем на кухне, затем в кабинете — звучал как нарастающий листопад. Внезапно он прекратился, и Виктор почувствовал у себя на шее чье-то прикосновение.

— Этот жив!

— Этот мертв! — доложили рядом.

Две пары рук перевернули Виктора на спину, и в ту же секунду у него над лицом сработала вспышка. В глазах поплыли молочные пятна. Он беспомощно озирался, но почти ничего не видел, даже не мог понять, сколько в кабинете народу. Боковое зрение зафиксировало оранжевую резиновую перчатку.

— Повреждений нет. Вероятно, шок.

Рядом снова сверкнула вспышка, но на этот раз не ослепила: объектив был направлен в сторону. Снимали не Виктора. Снимали убитого Алексея...

— Что здесь произошло? — Кто-то присел на корточки, но как Виктор ни щурился, рассмотреть ничего не мог. — Посадите его.

Виктора легко подняли и перенесли в кресло.

— Что между вами произошло? — повторил полицейский.

— На пол! — опомнившись, крикнул Виктор. — Все на пол! Там... там... — Он принялся тыкать дрожащим пальцем в сторону окна.

— Отпечатки свежие, — проговорил человек, изучавший со сканером стекло.

— Осторожно! Они могут опять... — Виктор запоздало сообразил, что на его слова никто не реагирует.

Каждый был чем-то занят: двое медиков корпели над трупом, несколько криминалистов что-то искали на полу. Фотограф неспешно расхаживал вокруг и снимал общие планы. И лишь один полицейский, кряжистый дядька лет под шестьдесят с тяжелым подбородком и редким ежиком волос, продолжал стоять в ожидании ответа.

— Спрашиваю еще раз: что здесь произошло?

— Пришла идентификация, — сообщил фотограф и продиктовал социальный номер Виктора.

Тот нервно поморгал. Его не только сняли, но и отсканировали сетчатку. Можно было догадаться.

— Угу... — Кряжистый откинул полу короткого плаща и достал из внутреннего кармана коммуникатор. — Виктор Андреевич Сигалов. Все верно? Год... — Он прищурился, выполняя в уме очевидную арифметическую операцию. — Тебе двадцать пять лет? Серьезно? Выглядишь старше.

— Еще не исполнилось. У меня день рождения в конце мая. И я мог бы просто показать вам документы.

— Зачем они мне? Ах да. Капитан Коновалов, — улыбнувшись, представился полицейский. — Начинаем запись. Итак, Виктор Андреевич, что тут случилось? Твоя версия.

— Версия?.. Моя версия?! — Виктор поперхнулся от гнева. — Вы что, заранее сомневаетесь в моих словах?

Теперь на него обратили внимание. Криминалисты синхронно подняли головы и одарили его неодобрительными взглядами.

— На горлышке четкий отпечаток, — сказал один из них.

— Есть совпадение, — подал голос второй.

— Ну да! — воскликнул Виктор. — Мои отпечатки на бутылке, на стакане и вообще на чем угодно. Я ведь не отрицаю того факта, что я здесь нахожусь... — Он умолк, размышляя, не слишком ли парадоксально это прозвучало. — И в сортире тоже, и на кухне. Везде найдете мои отпечатки.

— Показания записываются, — спокойно напомнил капитан.

— Вот и отлично! Записывайте дальше. А лучше присмотритесь к окну. Там же дырка от пули! Что вы по полу шарите? В окно смотрите! В том доме надо искать, во-он в том. Там Мальвина... вернее, как ее... Не знаю, как ее зовут, но, короче, какая-то женщина с телескопом, она вам все расскажет, если видела. А может, это она и стреляла?!

Виктор осекся. Никто не воспринимал его всерьез, он должен был заметить это еще раньше.

— Да что за бред! — Он попытался вскочить, но сзади кто-то взял его за плечо и с силой гидравлического пресса вернул на место.

— Я не буду считать это попыткой к бегству, — благожелательно проговорил капитан. — Но только при условии, что подобные порывы не повторятся.

— Послушайте... — Виктор скрипнул зубами. — Послушайте, как вас?.. Простите...

— Можно Игорем Сергеевичем.

— Игорь Сергеевич! Вам не кажется, что всё это немножко странно?

— Немножко — да.

— Я пришел к Лёхе... к Алексею Шагову. Где-то около полудня. Мы договаривались, он меня ждал. Даже не сегодня ждал, а еще на той неделе, но раньше я не мог. Ладно, если честно, я мог бы и раньше, но мне не очень хотелось. Короче, сегодня я приехал, и мы гоняли его скрипт. Любительский морфоскрипт, — уточнил Виктор. — Я его тестировал по просьбе Алексея. Смотрел, что там можно изменить, что лучше выкинуть... и так далее. Я ему не первый год помогаю. Бесплатно, по дружбе.

— А вообще за это платят? — осведомился капитан.

— Я этим и зарабатываю. Ну, в основном. Сам тоже создаю иногда... так, кое-что... Но не бестселлеры. И поэтому мне комфортней заниматься технической работой. Некоторые думают, что морфоскрипт — это сочинение одного человека. На самом деле это целая индустрия, куча разных специалистов. Хотя бывают и авторские проекты. Нет, я куда-то не туда углубился...

— Продолжай, — поддержал Коновалов.

— Сегодня мы с Алексеем погоняли его скрипт. Потом начали обсуждать. Он принес выпивку. Мы всегда так делаем, это не то чтобы традиция... хотя да, можно сказать, традиция.

Виктор с раздражением отметил, что продолжает болтать лишнее. Не такое лишнее, что следствие могло бы использовать против него, а просто — лишнее. Кому в этой комнате было интересно, чем он зарабатывал, о чем они спорили с Лёхой и сколько бутылок «Джека Дэниэлса» они успели выпить с тех пор, как Алексей обнаружил в себе дар морфоскриптера?

— Вы распивали спиртные напитки и спорили, — прокомментировал капитан. — О чем конкретно?

— Почему обязательно спорили? — насторожился Виктор.

Через дверной проем он увидел, как на кухне появились сложенные носилки. Их прислонили к шкафу так, чтобы осталось лишь занести в кабинет и разложить параллельно телу. Кажется, криминалисты уже закончили.

— Я объяснял Алексею, что все его скрипты страдают отсутствием мотивации, — подавленно произнес Виктор. — Пытался ему это втолковать уже в сотый раз, наверно. Он создает какие-то вычурные интерьеры, но без внятных драйверов эта красота гроша ломаного не стоит. Обычному пользователю там нечего делать, там никогда ничего не происходит... Я не слишком многословен?

— Подробности — это всегда хорошо. Ни одно слово из твоего рассказа не будет упущено. — Коновалов похлопал себя по груди, вновь напоминая о работающем коммуникаторе. — Если я правильно понял, Шагов постоянно допускал одни и те же ошибки. Тебе это надоело. Ты усомнился в его способностях. Это и привело к ссоре. Алкоголь обострил...

— Да не ссорились мы!

— Не ссорились, говоришь... — вздохнул Коновалов.

Он молча взялся за спинку второго кресла, подкатил его к Виктору и уселся напротив — всё это было сделано нарочито медленно, как будто полицейский не хотел отнимать у подозреваемого последний шанс.

— Может, тебе невдомек, но сейчас опрашивают соседей убитого, — доброжелательно произнес капитан. — У нас уже есть свидетельские показания. Звукоизоляция здесь хорошая, и если люди слышали крики, значит это были именно крики, Витя.

Задушевный тон Коновалова и его ненавязчивое, как бы отеческое тыканье резко контрастировали с тем, что он говорил. Похоже, он уже сделал все выводы и теперь заботился лишь о том, чтобы окончательно их закрепить — и закрыть дело на месте. Когда-то Виктор участвовал в большом проекте, где в сценарную группу входил отставной полицейский. Интересными историями тот пенсионер не побаловал, зато просветил по части уловок, которые помогают следователям оптимизировать работу. Например — сочувственный разговор под запись без адвоката.

Виктору это было ясно с самого начала. Лишь одного он не мог понять: зачем?

— Зачем, Игорь Сергеевич, вы это делаете?

— Что именно? — оживился Коновалов.

— Игнорируете бесспорные факты. В окне дырка, я сам ее видел. Лёху... Алексея Шагова застрелили из дома напротив. У него на затылке выходное отверстие от пули. И вышла она вон туда, — не двигаясь, Виктор показал пальцем на стену с плакатом.

Капитан перевел тяжелый взгляд на постер и снова вперился в Виктора.

— Что с телом? — обронил он после паузы.

— Повреждение затылочной кости, — отозвался медик. — Обычной бутылкой так проломить череп сложно. Но, учитывая квадратную форму емкости...

— Ясно. Что с окном?

— Стекло целое, — доложил криминалист. — На внешней стороне след от разбившейся мухи. Старый, давно засох.

— Муха? — простонал Виктор. — Какая муха?!

— Возможно, шмель или стрекоза. Довольно крупная.

— Какие еще стрекозы? Здесь двадцать шестой этаж!

— Ну и стена на всякий случай, — перебил Коновалов.

Не дожидаясь ответа, Виктор судорожно обернулся и обнаружил, что кровь с постера исчезла. Вернее, крови-то было достаточно, но — лишь нарисованной. Настоящих потеков там не оказалось. Не было и куска кожи, от вида которого он недавно чуть не потерял сознание.

Не было. Ничего этого не было.

Капитан поднялся и дал знак кому-то за спиной у Виктора.

— Гражданин Сигалов, вы арестованы по подозрению в убийстве Алексея Шагова. Если у вас нет денег на адвоката...

— Погодите, Игорь Сергеевич! — отчаянно воскликнул Виктор. — Что вы дурака-то валяете!

— Гражданин следователь, — поправил его Коновалов. — Хотя следователем я у тебя буду не долго. Тут всё ясно, как божий день.

На запястьях у Сигалова ляскнули пластиковые браслеты. Невесомые наручники с упругими вкладками на внутренней поверхности почти не ощущались, но Виктор сразу почувствовал что-то другое, более важное. Какое-то новое качество, в котором ему предстояло находиться неизвестно до каких пор.

— Да проверьте же дом напротив!

— Свидетельницу тоже опросили, — заверил полицейский.

— Мальвину? И что она?..

— Подтвердила всё то, что сообщила ранее. Она нас и вызвала. Вперед, Сигалов. На выход! Проблемы у тебя уже есть, не создавай новых.

Виктор в последний раз оглянулся, словно надеялся, что неведомая Мальвина увидит его в свой проклятый телескоп и прочтет по губам: «Что же ты, сволочь, им про меня наплела?», однако санитары, поднимавшие носилки, заслонили окно, а в следующую секунду кто-то уже взял Сигалова за локоть и подтолкнул к двери.

Кроме Виктора и капитана, в лифте оказались еще двое полицейских. Тот, что встал справа, был ярко-рыжим. Золотая подсветка кабины искрилась в его огненной шевелюре, отражалась в зеркальном потолке и рассыпалась по хромированным стенкам кабины, вызывая какие-то необъяснимые праздничные предчувствия.

Пол ожидаемо ушел из-под ног, но ощущение потери веса непривычно затянулось. Коновалов стоял с отрешенным видом — вероятно, он был занят чем-то своим, не имеющим отношения к службе. Его подручные, отраженные в полированной стенке, казались манекенами с одинаковыми розовыми лицами. Цифры на табло мелькали с такой скоростью, что взгляд не мог их зафиксировать. Виктору подумалось, что раньше он успевал следить за сменой этажей. Впрочем, он не был в этом уверен до конца... Но вот ускорение кабины точно должно было прекратиться — однако по-прежнему не прекращалось.

Неприятная легкость в теле и пронзительный желтый свет натолкнули Сигалова на мысль о том, что его восприятие реальности изменилось. Мысль эта не была неожиданной, наоборот — она давно просилась наружу, стучалась в невидимом коконе еще во время допроса и вот теперь наконец-то проклюнулась, Виктор сумел ее сформулировать.

Это было сомнение... Нет, скорее, это была уверенность в том, что он не принадлежит самому себе. Виктор пошевелил пальцами и отметил, что они его слушаются. Он слегка прикусил губу, напряг ноги, незаметно ущипнул себя за живот — тело повиновалось, чувствительность кожи не снизилась. Все было в порядке, ни один врач не понял бы, что тревожит Виктора. А тревожило его то, что, ущипнув себя и удостоверившись в нормальной реакции, он уже через секунду переставал в это верить. Он не смог бы сказать, было это в действительности, или он только собирался все это сделать — ущипнуть, прикусить и... что еще?.. Он уже не помнил. Разница между поступком и намерением истончилась до прозрачной мембраны, видимой только тому, кто его контролировал, а для Виктора она исчезла. Хотел почесать руку или на самом деле почесался? Он не мог этого знать, как коммуникатор не знает, почему он лежит то в кармане, то в ладони и по чьей воле он звонит.

«Вот так, наверно, и сходят с ума», — отстраненно подумал Виктор.

— Да, конечно, — отрывисто произнес Коновалов. — Закончили. Через полчаса, если без пробок.

Его отражение в хромированной стенке было похоже на песочные часы: тело усохло до бутылочного горлышка, а голова с трубкой возле уха растеклась к потолку.

— Проблем не будет, материалов достаточно, — уверенно продолжал капитан. — Нет, это уже завтра, сегодня не успеть.

Коновалов закончил разговор и спрятал коммуникатор во внутренний карман плаща. Виктор удивился, зачем так далеко убирать трубку, если каждые пять минут приходится ее заново доставать. Впрочем, эта мысль была такой же необязательной, как и предыдущие. Словно кто-то специально отвлекал его от чего-то более важного. Оно, важное, постоянно ускользало от Сигалова, из-за ощущения собственного отсутствия он никак не мог сосредоточиться.

Кабина с непрерывно мелькающими цифрами на табло казалась несуществующей, и в то же время она была единственной точкой опоры, за которую Виктор мог бы поручиться. Чтобы вывести себя из этого мучительного состояния, он опять пошевелился: всем телом, стараясь внушить себе, что чувствует кожей одежду, что все вокруг реально — и лифт, и он сам, стоящий в лифте, и спутники Коновалова, чьи лица застыли в полированной панели двумя розовыми пятнами. Это напоминало отчаянную попытку проснуться, когда догадываешься, что видишь паршивый сон, но открыть глаза не хватает сил.

Дрейфующее сознание Виктора вцепилось в последнюю надежду: всё это могло оказаться сном — не только летящий в бесконечном пространстве лифт, а вообще всё, начиная с того момента, когда Лёха рухнул на пол и по паркету растеклась кровь.

Едва Сигалов об этом подумал, как тело вновь приобрело привычный вес. На табло вспыхнула двойка, а за ней, после невыносимой паузы, единица. Кабина толкнула в пятки, и двери раскрылись — впереди была просторная площадка первого этажа. Ожидавший лифта невзрачный мужчина с тонкими усиками и винтажным портфелем заинтересованно оглядел Виктора и остановился на его запястьях. Сигалов собрался иронически развести руками, но браслеты не позволили.

Это не было сном.

— Отойдите с прохода! — велел Коновалов, и мужичок проворно посторонился.

Один из полицейских вышел вперед, второй толкнул Виктора ­в спину.

— Не может быть... — обронил тот. — Как нелепо...

— Знаешь, сколько раз я это слышал? — проговорил капитан. — Никто никогда не виноват, у всех всё случайно.

— Я не по труп.

— Да?.. А про что же тогда?

— Вот про это про всё... — Виктор обвел взглядом кабину, имея в виду не только лифт, а нечто большее, но следователь его, естественно, не понял.

— Шок, — констатировал капитан. — Скоро отпустит. Выходи быстрей, не трать мое время.

Виктор даже не пытался рассказать, что он пережил за те несколько секунд, пока лифт несся в шахте с двадцать шестого этажа. Во-первых, полицейских это вряд ли волновало, но была и вторая причина, более весомая. Никто, кроме морфоскриптера, не понял бы, о чем он толкует. Состояние, близкое к трансу, которое Сигалов только что испытал, было, в общем-то, обыденным для любого, кто занимался сочинительством. Одной ногой в реальности, другой в создаваемом мире — так и возникали скрипты: в полубреду, на границе между сном и явью. Но это никогда не наступало само, бесконтрольно, иначе все морфоскриптеры заканчивали бы в психушке. Хотя Виктор считал, что некоторым его знакомым давно уже пора. Но, разумеется, не ему. У него-то всё было в порядке.

— Шагай резче! — раздражаясь, бросил Коновалов. — Не вынуждай применять