Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

Лиственница: сборник стихов
Лиственница: сборник стихов
Лиственница: сборник стихов
Ebook193 pages50 minutes

Лиственница: сборник стихов

Rating: 5 out of 5 stars

5/5

()

Read preview

About this ebook

«Лиственница» — первая публикация стихов Керима Волковыского в России. В книгу вошли стихи разных лет, переводы из Федерико Гарсиа Лорки и эссе «Мальчик из Перми», в котором автор рассказывает о встрече с Беллой Ахмадулиной полвека назад.
LanguageРусский
Release dateMar 31, 2016
ISBN9785000991985
Лиственница: сборник стихов

Related to Лиственница

Titles in the series (38)

View More

Related ebooks

Poetry For You

View More

Related articles

Related categories

Reviews for Лиственница

Rating: 5 out of 5 stars
5/5

3 ratings0 reviews

What did you think?

Tap to rate

Review must be at least 10 words

    Book preview

    Лиственница - Керим Волковыский

    Керим Волковыский

    ЛИСТВЕННИЦА

    Автобиография

    Я родился в Москве в 1947 году, а в трёхмесячном возрасте родители перевезли меня в разрушенный после войны город Львов, освобождённый (почти) от немцев и от евреев.

    Рос в окруженье польско-украинских детей, с которыми рвал фрукты на чужих участках, швырялся камнями и бегал на соседскую Цитадель собирать патроны, неразорвавшиеся гранаты и ещё подсматривать за проводившими учения красноармейцами. В городе пошаливали бандеровцы, и молодая советская власть была вынуждена вновь истреблять одну часть народа, чтобы другая его часть могла радостно трудиться и не подыхать с голоду.

    Первая прочитанная мною книга — «Лис Микита» Ивана Франко. В первой молитве я обращался к боженьке на французском языке и попросил его помиловать неверующих папу, маму и тётю Риту.

    В 55 году семья переехала в Молотов. Я заболел холециститом. Город переименовали обратно в Пермь.

    Читал Пушкинские сказки, ныне прочно забытый роман Овод и не менее допотопного Майн-Рида. Жюль Верна не любил. Больше всего любил Лермонтова.

    В 14 лет написал странное стихотворение¹, которое, будучи редактором школьной стенной газеты, в ней же и поместил, за что был на следующий день вызван к директору.

    Директор, Софья Владимировна Марципан, грузная дама, с отёчными ногами и задумчивыми глазами профессиональной стукачки, плюхнувшись на стул, спросила меня после некоторого молчания: «Ну что ты такое пишешь Волковыский. Тебе 14 лет, о какой молодости идёт речь. И потом откуда у тебя этот блатной жаргон?»

    Дальше её понесло на политику, на «догнать и перегнать Америку», на кукурузу; не забыла подкованная дама упомянуть и Гагарина. Через полчаса, потная и красная, она замолчала также внезапно, как и начала; положила мне свою жирную руку на голову и грустно сказала: «Иди». К чести Софьи Владимировны надо сказать, что о происшествии она моим родителям не сообщила. А кому сообщила, я естественно знать не мог.

    Больше стихов не писал. Год. Участвовал, по настоянию родителей, в мат-олимпиадах, а по настоянию марципанши, которая была по совместительству нашей учительницей литературы, читал отрывки из лермонтовского Демона, со сцены районного Дома Культуры.

    В 1964 году, по окончании школы, поступал в МГУ на мехмат, не поступил, учился полгода в Перми, а потом в Ташкенте, куда никак не успокаивающаяся семья снова переехала. Начал по новой писать стихи. Писал о пыли, о далёких снежных горах, о летнем зное, о зеленеющих полях и об овечьем сыре. Бойко цокавшие мимо нашего дома по асфальту ослики тоже поражали моё воображение.

    В Ташкенте я пережил половое возмужание, первую любовь, получил письмо от Беллы Ахмадулиной, разочаровался в моем кумире Вознесенском, после того как прослушал его бездарные стихи «Помогите Ташкенту», которые он провыл гнусавым голосом в большой университетской аудитории.

    Да, землетрясение. Оно многое изменило в моей жизни — нас перевели в Москву, где я и закончил учёбу, в ставшем, наконец, доступном МГУ. В Ташкент больше не вернулся, но сохранил к нему на всю жизнь горькую безоглядную любовь.

    В Москве я то сужал, то расширял свой кругозор, научился пить, материться (вслух), танцевать твист; часто влюблялся, иногда хулиганил, а два раза меня даже приводили в милицию; в политике активно не участвовал, скорее всего просто жил, познавая себя и других. Стихи писал мало и плохие; пару раз встречался с Ахмадулиной; продолжал любить Хлебникова и Мандельштама, к Бродскому слишком пылкой симпатией не проникся. Увлекался кино.

    По окончании вуза устроился на работу в НИИ АН СССР, под Москвой, где и проработал благополучно десять лет. В Черноголовке, так назывался посёлок городского типа, куда меня закинула судьба, я работал спустя рукава, занимаясь в основном киноклубом и писанием статей о кинематографе; иногда писал стихи, которые зачитывал двум-трём друзьям за чашкой чая. Не печатался и не помышлял о таком деле.

    В 1981 году женился и уехал в Швейцарию, где тихонько проживаю до сих пор. Жена умерла. Дочь живёт в NY. Остепенился. Стихов в Швейцарии почти не писал. Два года назад я начал писать прозу. С лета 2012-го переживаю, благодаря (виртуальному) знакомству с замечательными пермскими филологами и необыкновенными людьми Мариной & Владимиром Абашевыми, творческий Ренессанс. Начал снова писать стихи, за которые не стыдно. Все.

    Керим Волковыский

    10 ноября 2013, Цюрих

    1 Привожу ниже. Под названием «Сын Перми».

    Затянувшаяся юность

    От одиночества не спрячусь.

    Что делать — вовсе не придумаю.

    Живу, как Богом мне назначено:

    Беспечно, но благоразумно.

    Затягиваюсь сигареткой.

    В душе надеюсь на удачу.

    И сам с собой, как птица в клетке,

    О чём-то радостно судачу.

    * * * * *

    Черноголовка, 1973

    То ли будет в декабре.

    Шаг задумчив и чудесен.

    В снежной крошке воздух весел,

    Лёд таится в серебре.

    Пелось утром. Шум в лесу.

    След свежей, чем вспышки белки.

    Снег слепит. Глаза, как щёлки,

    Мнится — не перенесу.

    Перенёс. Напротив снег

    С ветки сорвался смолистой.

    Глухотой отмечен выстрел,

    Грузный выстрел снегом в снег.

    Но к волнению ресниц

    В мелкой суете воздушной

    Все остались равнодушны,

    Мальчик, вдруг замёрзнув, сник.

    Что за мальчик? Снежный вздор,

    Сосен рыжие проделки,

    Сплошь колючие иголки,

    Бестолковый разговор.

    О, хитреющий двойник,

    Пересохшей палки-ёлки

    И обманной белой белки

    Неумелый ученик.

    * * * * *

    Черноголовка, 1971

    Простуда

    Память моя умерла.

    Больно царапает рот

    Острый осколок стекла.

    Кровь по губе течёт.

    Не загустела пока,

    Капельку крови слизну

    Кончиком языка

    И проглочу слюну.

    Боже, но как же так?

    Рыбка в мутной воде,

    Мой путеводный знак,

    Исчезла, и быть беде.

    Кто-то сюда идёт

    По дырочкам потолка.

    Что-то произойдёт,

    Знаю наверняка.

    А может, неясный страх —

    Всего лишь мелкий испуг.

    И рыбка бьётся в руках —

    Жалобный влажный звук.

    А что, если переплыв

    Этот бездонный день,

    Я выживу, полюбив

    Мою смешную болезнь.

    Тише, быстрей на дно,

    В тонкую мякоть сна.

    Кто-то чужой давно

    Подслушивает у окна.

    * * * * *

    Черноголовка, 1972

    Тяжёлое расплывчатое солнце.

    Чужое слово — камешек во рту,

    Воздушную тревожит немоту.

    А день —

    Enjoying the preview?
    Page 1 of 1