Жизнеописания славных писателей-сказочников

Посвящение

Писателю Анатолию Васильевичу Митяеву, художникам Владимиру Петровичу Панову, Наталье Борисовне и Евгению Алексеевичу Мешковым, а также всем друзьям (как уже закончившим свой земной путь, так и ныне здравствующим), кто в 1990-х годах создавали «Новую Игрушечку. Русский журнал для детей», посвящается эта книга.

КНИГА I. 

Писатели-сказочники зарубежных стран

От автора

Вначале я хочу рассказать о том, как возник замысел этой книги, и как она писалась. А поскольку все, что связано с литературой последних десятилетий, неизбежно находится в неразрывной связи с государственной политикой, каждого, кому опротивело самое это понятие, советую пролистнуть мой рассказ и сразу перейти к знакомству с судьбами создателей прекрасного мира сказки. Кому же интересны перипетии моего сочинения, читайте и думайте.

* * *

Сегодня много говорится о необходимости и неизбежности горбачевской перестройки. Но, как правило, умалчивается о том, с чего началась и как осуществлялась эта перестройка не на словах, а на деле. А началась она с натравливания всех народов СССР на русский народ. При прямой поддержке Кремля повсеместно поднимали головы националистические движения, силком вколачивавшие в головы населения мысль о генетической ленивости, тупости, жадности, физической грязи и агрессивности русских. Идеологическим центром этой пропаганды были прибалтийские республики, а самыми рьяными последователями их стали прорумынская интеллигенция Молдавии и грузины. Именно их силами повсеместно распространялись россказни о том, что «русские поработители» сделали другие народы СССР несчастными жертвами сталинизма и марксизма, а не будь русских, сейчас все горемычные жертвы русской любви к тоталитаризму были бы полноправными членами свободного богатого европейского сообщества.

Националисты националистами, но еще большей травле русские как народ подвергались в Москве, Ленинграде и прочих крупных городах страны — преимущественно со стороны чиновничества и денационализированной интеллигенции, в авангарде которых буквально галопировали телевизионщики и либеральная (как ныне ее называют) пресса. Причем осуществлялась эта травля под эгидой партийной и государственной номенклатуры с лозунгами о необходимости излечить русских от косности, отсталости и иждивенчества ленивого большинства, привыкшего жить за счет обездоленных истинных тружеников.

В ход шло все. Даже сказка «По щучьему велению» и былина «Исцеление Ильи-сидня» оказались «документальным свидетельством» «гнилого менталитета русских», «развративших оккупированные ими народы» — но только не прочие национальные интеллигенции, как один восставшие на борьбу «против русских оккупантов». В укор нам ставилось даже знаменитое теперь пушкинское «черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!» Смысл многого, в том числе этой фразы, был перевран московскими интеллигентами из расчета, что мало кто читает первоисточники. Откуда было знать падким на обличение России и русских жаждущим «жить как на Западе», что поэт написал данную фразу в частном письме, причем походя, не касательно России или русских, а всего лишь описывая мелочную свару современных ему столичных интеллигентов, к которой он вообще не имел никакого отношения (См. Письмо Наталье Пушкиной от 18 мая 1836 г. Собр. соч. в 10-ти томах. Т. 10. Письмо № 715). И самое противное, что опровергнуть всю эту ложь было негде — вся пресса, будучи во власти номенклатурных либералов, отказывалась публиковать опровержения, а на том же московском Арбате за слова в защиту русских если не убили бы, то гарантированно покалечили бы. Кто жил в те годы в Москве, меня поймут и со мной согласятся.

Особо надо отметить телепрограмму «Взгляд» под руководством известного диктора Игоря Кириллова. Чуть ли не после каждого ее выхода в эфир на национальных окраинах взбаламученная националистами молодежь устраивала избиение (вплоть до убийств) русских за то, что они говорили на русском языке. Видную роль в этом баламутстве играл ныне почему-то объявленный русским патриотом Сергей Бодров-младший, рьяно страдавший тогда в уютной московской студии за вину русских перед «оккупированными» малыми народами. 

Но жесточайшим ударом по всему русскому миру стала публикация газетой «Комсомольская правда» многомиллионным тиражом сочинения А.И. Солженицына «Как нам обустроить Россию». Там под прикрытием общих патетических фраз давалась глобальная установка: 30 миллионов русских и десятки миллионов русскоязычных жителей СССР должны быть принесены в жертву националистам малых народов во имя созидания новой «свободной» России. Главным проповедником идей Солженицына в СССР стали «борец за русскую деревню» писатель В.Г. Распутин и его окружение. Впоследствии эта идея-установка была осуществлена кремлевскими властями полностью.

Какое отношение имеет все рассказанное к тихому мирку прославленных писателей-сказочников? Никакого. Я всего лишь пытаюсь контуром обрисовать реальную, но ныне тщательно умалчиваемую картину духовного состояния советских людей, и меня в том числе, в годы, когда появилась идея этой книги.

* * *

Само собой разумеется, повсеместно стихийно возникало русское сопротивление. Слабенькое, очаговое, на уровне отдельных личностей или маленьких группок единомышленников, оно не оказало никакого воздействия на главные исторические процессы, прошло стороной по обочине горькой дороги национального унижения и изничтожения русских и в конечном итоге вылилось в «пшик!». Однако морально это сопротивление на какое-то время поддержало многих и позволило всем нам хотя бы найти возможность временного выживания в условиях национальной катастрофы. 

К одному из таких очагов оказался причастен и я, автор этой книги. В конце сентября 1989 г. по приглашению журналиста-предпринимателя Василия Петровича Тишкова в подмосковном селе Талицы, в арендовавшейся им тогда усадьбе купцов Аигиных, собралась небольшая группа деятелей российской культуры. Были приглашены писатели и художники-графики, работавшие в детской литературе. К тому времени отечественные авторы вообще не публиковались, зато единовременными многомиллионными тиражами выходили и мгновенно раскупались толпой (иначе не скажешь) писания Рекса Стаута, маркиза де Сада и сценаристов блокбастеров «Терминатор» и «Назад в будущее». Книги для детей вообще не издавались, будто дети в нашей стране вдруг вывелись.

Затем и собрались в тот раз в Талицах профессионалы детского книгоиздания, чтобы своими силами наладить издание нормальных детских книг и патриотического журнала для детей. Были там замечательные люди. Анатолий Васильевич Митяев — многолетний главный редактор журнала «Мурзилка», затем главный редактор киностудии «Союзмультфильм», известный в стране писатель и издатель. Владимир Петрович Панов — любимый ученик и преемник Б.А. Дехтярева, главы школы советских книжных графиков с 1948 г. до 1990-х гг.; после смерти Дехтярева, уже будучи главным художником нашего журнала, Владимир Петрович стал главным художником Детгиза и заведующим кафедрой книжной графики МГХИ им. В.И. Сурикова. Станислав Тимофеевич Романовский, замечательный наш детский писатель, многолетний заместитель главного редактора журнала «Сельская молодежь», возглавлявший издание знаменитого приложения к журналу — «Подвиг». Александр Степанович Старостин, писатель, в литературной среде прозванный советским Джеком Лондоном, один из ведущих авторов «Мурзилки»; летчик, путешественник, исследователь русского Севера, этнограф, участник славной экспедиции на Таймыр, открывшей гнездовья синей птицы. Широко известный нынче детский поэт, тоже постоянный автор «Мурзилки» Владимир Александрович Степанов. Нинель Ивановна Кондакова и Инна Георгиевна Найденова — опытные редакторы Детгиза. Оказались там и два просто энтузиаста — поэт, студент Литинститута Андрей Иванович Устименко, и я, вообще случайный человек, профессиональный историк, в те времена даже не представлявший себе, что такое издательская деятельность. Надо еще отметить, что журнал никогда не состоялся бы, не помогай нам изначально в его организации общие наши друзья — супруги-художники Наталья Борисовна и Евгений Алексеевич Мешковы. Именно им мы обязаны приглашением Панова и его согласием возглавить художественную часть издательства. 

Все названные люди и составили редколлегию начинавшегося журнала. Позднее по разным причинам из нее вышли В.П. Тишков и В.А. Степанов. Но зато вошли великолепный русский художник-график Вениамин Николаевич Лосин и прекрасный организатор Татьяна Всеволодовна Гончарова. Технические работы выполняли Евгений Андреевич Гостев, Сергей Русланович Должков, Ирина Павловна Белоусова, Наталья Дмитриевна Брылева и Ольга Владимировна Ромашкина. Называю всех, потому что все наши.

В тех исторических условиях особенно важно было публично определить национальную принадлежность издания. Ранее подобного в судьбе России никогда не требовалось. За 3 эпохи массовых гонений на русский народ — петровско-аннинскую в первой половине XVIII в., троцкистско-зиновьевскую в начале 1920-х гг. и горбачево-ельцинскую в 1990-х гг., ничего омерзительнее и позорнее горбачево-ельцинской не было. Поэтому имя «русский» в названии журнала было для нас принципиально важно. Поначалу он назывался «Игрушечкой» в знак преемственности от одноименного, самого популярного у детей дореволюционной России журнала, издававшегося выдающейся подвижницей Татьяной Петровной Пассек. После расставания с В.П. Тишковым издание было переименовано в «Новую Игрушечку. Русский журнал для детей». 

Последнее время мне неоднократно приходилось слышать по этому поводу, что слово «русский» в названии ни о чем не говорит, что это либо дешевый пиар-ход, либо мракобесие, и вообще этим словом расшвыриваются нынче все, кому не лень. Критики как правило забывают, что в начале 1990-х гг. слово «русский» разве что к мату не приравнивалось. Сколько оскорбления и поношений пришлось нам всем претерпеть от чиновников и просто «борцов за свободу», перечислить не хватит страниц. И все-таки первый в истории русский национальный журнал для детей был тогда основан и дело свое исполнил с честью.

Чтобы пояснить положение издания после переворота в августе 1991 г. расскажу такой характерный случай. В первом же номере «Новой Игрушечки» была опубликована Пушкинская «Песнь о Вещем Олеге» в гениальных иллюстрациях В.Н. Лосина. Буквально через неделю А.В. Митяев был вызван в Комитет по печати, который тогда возглавлял ельцинский любимец М.А. Полторанин. Я пошел с главным редактором. Почти час подчиненная Полторанина орала и глумилась над старым писателем, инвалидом Великой Отечественной, человеком, сделавшим для нашего Отечества в сотни раз больше, чем весь тот Комитет со всеми его сотрудниками за все время их существования. Предметом разноса была публикация произведения «сегодня никому не нужного Пушкина». И постоянно задавались одни и те же вопросы: «Почему в названии журнала стоит слово русский?», «Вы фашисты?», «Зачем вы оскорбляете другие народы? Им что, читать ваш журнал запрещено?». Полторанинская дамочка настойчиво угрожала Митяеву помещением его в клинику им. Кащенко, но под конец сбавила обороты и уточнила: «Ладно, закрывать мы вас не будем. Сами сдохнете». 

Безусловно, все это мелочи и невидимые миру слезы в сравнении с тем, что произошло с великой державой. Но и такое тоже было, да в таких масштабах, что именно подобное определяло жизнь и судьбу страны. А потому память о тогда происходившем должна быть сохранена во времени. В добавление скажу, что позднее та же дамочка устраивала нам разнос за недостаточный патриотизм издания и к 200-летнему юбилею А.С. Пушкина пыталась направить классиков русского книгоиздания на «повышение квалификации в журнал Барби, чтобы учились современности и были ближе к молодежи». Такова трансформация столичных чиновников во времени.

«Новая Игрушечка» выходила еще 5 лет, с великим трудом, исключительно на деньги подписчиков. И это в те времена, когда к моменту получения подписных за 6 номеров полугодия инфляция сжирала деньги до половины стоимости производства одного номера. Ни спонсоров, ни добровольных помощников у журнала никогда не было. Сегодня мне самому тяжко понять, как мы выживали. Но выживали чудесным образом. После чиновного глумления над Анатолием Васильевичем, по государственным инстанциям от журнала стала ходить Нинель Ивановна Кондакова. Силе этой женщины можно только удивляться. Как только над нею не издевались господа ельцинские чиновники, как только ни унижали. После каждого похода к ним бедняжка возвращалась в редакцию обессиленная и в слезах. Но на следующий день опять шла искать помощи и поддержки, искать финансов на издание. Тщетно. Кроме глумления и измывательств мы ничего не увидели и не могли увидеть: русской культуре в Кремле было предначертано издохнуть, а на обложке нашего издания стояло слово «русский».

«Новая Игрушечка. Русский журнал для детей» закрылся в дни экономического коллапса 1998 г., оставшись эталоном детской периодического издания для детей России. Пишу об этом без смущения, в полной уверенности в справедливости сказанного.

* * *

В журнале я занимался поиском интересных для переиздания произведений, опубликованных в дореволюционных российских изданиях — в периодике для детей, в книгах и брошюрах. За несколько лет, неделями просиживая в Ленинской библиотеке, я перечитал практически все детские журналы, когда-либо выходившие в империи. А было их очень много — подходило к сотне. Перечитал множество авторских книг, их было гораздо больше. Если не считать постоянно переиздававшихся в советское время классиков, выделить особо некого, разве что Л.А. Чарскую — да и та на любителя. Тогда я полностью осознал слова Марины Ивановны Цветаевой, написавшей в 1931 г.: «Русская дошкольная книга — лучшая в мире» (М.И. Цветаева. О новой русской детской книге. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М.: Худож. лит., 1988 г.). Добавлю — школьная тоже.

Там, в Ленинке, встретил я катастрофу августа 1991 г. На всю жизнь запомнил я миллионную, как утверждают историки, толпу, двигавшуюся от Белого дома к Ваганьковскому кладбищу для погребения погибших накануне по собственной дури под танками. Людьми шедших в колонне назвать я не могу — толпа нелюдей, убивавших самим фактом своего там присутствия наше Отечество и обрекавших на жуткую моральную и даже физическую гибель десятки миллионов их соотечественников, двигалась под стенами Ленинки. Будто смертельные воды цунами плескались у ног успевших выскочить на гору беглецов. 

Невозможно передать словами то отчаяние и ту безнадежность, охватившие душу при виде этого бесконечного потока безумцев, ненавидевших свою страну. Это уже потом великий русский философ Александр Александрович Зиновьев скажет: «Целились в коммунизм, а попали в Россию!». Им, эмигрантам, такая роскошь обманываться была позволительна. Мы, в Москве, задолго до августа 1991 г. видели и знали, кто такие Горбачев и Ельцин и что с приходом к власти последнего Россию швырнут к ногам, без боя сдадут в рабство магнатам США. Это видел и понимал каждый, кто хотел что-либо видеть и понимать. Той толпе под моими ногами было наплевать и на Россию, и на понимание происходившего, она жаждала шмоток и вкусной обильной жратвы. Перефразируя того же Ельцина: вместо благополучия Родины они требовали желанного китайского киви! А Родина и соотечественники были для толпы пустым звуком. Достаточно представить себе миллионную толпу, аппетитно дружно чавкающую киви — что может быть омерзительнее?

Вот в тот день, стоя над океаном медленно двигавшихся голов, я вдруг страстно захотел сбежать в нереальность. Понятия виртуальный мир в те времена еще не существовало, была нереальность, а еще точнее — сказка. Именно тогда задумал я рассказать и себе, и всем, кому это интересно, о людях, которые сотворили для человечества (в том числе и для нас, русских) этот виртуальный мир сказки, спрятаться в их творениях и более не видеть ничего иного. Благо творцов таких оказалось мало, по настоящему — и 200 не наберется из примерно 100 млрд когда-либо живших на Земле. Другое дело, что спрятаться не удалось. Потому что реальная жизнь этих людей оказалась гораздо печальнее и тоскливее, чем наша. И сами они создавали сказки, чтобы сбежать, защититься, даже спастись от земных реалий. О том и получилась написанная мною книга. Радости в ней мало, равно как счастливых сочинителей сказок отыскать в истории тяжко.

С другой стороны, страшно подумать, но замысел книги родился в августе 1991 г., а воплотил я его в жизнь лишь в апреле 2013 г. Прошло почти 22 года! Саму идею книги о жизни писателей-сказочников я предлагал и прежде, причем в несколько издательств. И везде получал отказ: дескать, кого могут заинтересовать сочинители сказок? Разве что детей, но детям такие книги не нужны. Я и сейчас, когда пишу эти строки, точно не знаю, увидит ли моя книга свет или так и сгинет в чреве моего компьютера. Но честное слово, я рад, что все-таки осуществил задуманное — еще тогда, в те страшные горькие дни отчаяния.

* * *

Писать для детей дано единицам одаренных писателей, и лишь единицы читателей это понимают. Сочинять же сказки способны единицы из одаренных детских писателей, правда, сами писатели этого не понимают и не желают понимать. 

Литература для детей — самое сложное направление в искусстве словотворчества. Мыслящему человеку гораздо проще написать философскую статью или публицистику, чем сочинить рассказ для ребенка. Дураку же в литературе вообще делать нечего, правда, к сожалению, именно этот контингент нынче преобладает в современном отечественном книгоиздании и прежде всех лезет к детям и юношеству.

Литература для детей сродни поэзии эпохи классицизма, она целиком подчинена законам, сформулированным в самом начале XVII в. великим Франсуа де Малербом. Законы эти требуют от автора: 1) чистоты — в текст нельзя вводить какие угодно слова, они непременно должны быть простые, не грязно ругательные и обязательно известные читателю соответствующего возраста; 2) ясности — слово в тексте не должно нести двойной смысл и должно строго соответствовать тому, что хотел сказать автор; 3) точности — на родном языке надо писать так, чтобы все его понимали и не могли не понимать.

К законам де Малерба прибавляется русская аксиома, четко сложившаяся еще в творчестве основателей национальной школы литературы для детей — В.А. Жуковского и А. Погорельского: детская литература обязана быть доброй (не жестокой) и высоконравственной. Именно эту аксиому чаще всего пытались обойти многие авторы прошлых лет — неудачно, и вышвырнули на помойку истории современные щелкоперы. Однако именно эта аксиома заставила отечественных переводчиков сказок тех же Перро или братьев Гримм не дословно переводить, а пересказывать их произведения своими словами, или Алексея Николаевича Толстого вообще сочинить собственную сказку «Золотой ключик, или Приключения Буратино» по мотивам садо-мазохистского «Приключения Пиноккио» К. Коллоди. В работе советских редакций литературы для детей этот принцип был святым, и мне неоднократно доводилось наблюдать, как анализировались на предмет жестокости и отвергались на первый взгляд вроде невинные тексты.

Почему этот принцип был возведен в аксиому? Каждый из нас обязан сознавать, что от природы человек рождается очень жестоким. Не надо прятаться за сказку об изначальной доброте детей. По крайней мере большинство из нас становятся относительно добрыми и порядочными исключительно благодаря целенаправленному привитию нам норм общежития.

Приведу исторический пример. 28 апреля 1478 г. во Флоренции банкирским семейством Пацци была предпринята попытка свержения банкирского семейства Медичи, в результате которой погиб младший из братьев Медичи — Джулиано. Заговор подавили. Главу заговорщиков Якопо Пацци повесили, после чего труп закопали. Через месяц труп выкопали дети, долго издевались над ним, а затем сбросили в реку Арно. Прославленный меценат Лоренцо Великолепный в воспитательных целях запретил им мешать. Мимо какого бы поселения не проносила река останки Пации, дети вытаскивали их из реки, вволю измывались и вновь выбрасывали в Арно. В устье реки вода принесла жалкие клочья жертвы детских игр. Отметьте, что речь идет о нормальных детях, которые потом выросли и стали достойными гражданами своих городов. Бессмысленная, омерзительная жестокость была заложена в них изначально.

Как бы взрослые ни ограждали детей от мрачных сторон реальной жизни, они, безусловно, рано или поздно узнают и о жестокости, и об изуверстве, и о разврате, и о святотатствах. Ублюдков и сребролюбцев на свете много, кто-нибудь из таких обязательно ткнет их рожицей в гнусные стороны человеческого бытия, этого не избежать. Но каждый нормальный человек, кому дан талант творчества, обязан помнить о русской аксиоме и сказать себе: «Да, дети все равно все это узнают и увидят, но не от меня узнают и не в моем творении увидят, потому что я не ублюдок!» На наглые же заявления негодяев: «Все равно всех нас этому кто-то и когда-то научил!», отвечу словами Ланцелота из сказки «Дракон» Евгения Львовича Шварца: «Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?»

Жесткие установки русской аксиомы породили иную крайность — графоманию «сю-сю-сю» и «ню-ню-ню». Приторные до рвоты паиньки «Ванечки» и «Танечки» с их «ножками» и «ручками», «книжечками» и «цветочками» были высмеяны и преданы анафеме еще Алексеем Максимовичем Горьким в его отзывах о журнале «Игрушечка» и Корнеем Ивановичем Чуковским в статье о творчестве Лидии Алексеевны Чарской. Но Чарская трагедией собственной жизни доказала свое право на такое сладостное сюсюканье как отдушину в житейских бедах и обидах, а журнал «Игрушечка» вообще-то ничем таким особо не отличался, Алексей Максимович выбрал его для критики по причине массовости. Но в любом случае, слюнявые сентиментальные бабы обоего пола своим сюсюканьем превращают литературу в словесную клоунаду самого низкого пошиба, делая ее антилитературой, собственной противоположностью. Книга для ребенка должна быть взрослой книгой, но с непременным исполнением законов Малерба и русской аксиомы.

* * *

О книге «100 великих сказочников» скажу, что написана она для взрослого читателя. Дети в ней воспримут только факты и события. Чтобы вникнуть во внутренний мир сказочника, чтобы понять истоки его творчества, мысли и надежды, читатель должен иметь собственный жизненный опыт. Поэтому не надо включать мою книгу в детское чтение, она предназначена родителям.

Нет, должно быть, грамотного человека, кому бы в детстве не запала в душу сказка или даже несколько сказок, с которыми он прошел по всей жизни. Пусть неприметно, но она всегда была с ним. Ведь недаром говорится: «Все мы родом из детства». В начале каждой биографии я преднамеренно выделил курсивом наиболее известные из созданных писателем сказки. Бегло просмотрев эти фрагменты, вы непременно найдете своих сказочников, тех, кто сумел до скончания века погрузить вас в свою виртуальность и сделать вашу жизнь светлее и сентиментальнее.

В заключение хочу от души поблагодарить за искреннюю помощь и ценные советы при подготовке этой книги моих дорогих друзей-писателей Диану Удовиченко и Виорэля Ломова.

Джамбаттиста Базиле (Giambattista Basile)

Портрет Джамбаттисты Базиле.

Гравюра Николо Пери с картины Якобо Печчини

Пентамерон, или Сказка сказок

Называть Джамбаттисту Базиле сказочником можно с натяжкой, поскольку в его времена понятия сказки вообще не существовало. Джамбаттиста был новеллистом. Но с другой стороны, именно он первым в истории обработал целый ряд народных сказок и опубликовал их в сборнике новелл «Пентамерон» (др-греч. «Пятидневник». — В.Е.). Со временем это название стали трактовать как «Сказка сказок». В «Пентамерон» вошли неаполитанские варианты «Спящей красавицы», «Кота в сапогах», «Золушки», «Ослиной кожи», «Ворона», «Любви к трем апельсинам», сюжетов многих сказок братьев Гримм, Виланда, Тика, Брентано. В целом это первое в истории изложение классических сказок народов Западной Европы. Как записал в 1822 г. Якоб Гримм: «Пентамерон — самое богатое и самое изысканное из всех сказочных собраний мира».

Джамбаттиста Базиле родился между 1566 — 1575 гг. в Неаполе в небогатой дворянской семье. О родителях его ничего не известно, но у него были семь братьев и сестер. Брат Лелио стал композитором, три сестры — известными певицами. Особую роль в судьбе писателя сыграла его младшая сестра Андреана, получившая как певица общеитальянскую славу.

Не имея никаких перспектив в Неаполе, в 1603 г. Базиле поступил наемником в венецианскую армию. Служил он в Ираклионе — столице Крита. Воевать приходилось с турками. Там Базиле и начал сочинять, вступив в клуб интеллектуалов Академия чудаков.

По окончании контракта в 1608 г. писатель вернулся в Неаполь, женился, стал членом клуба Академия бездельников. Хлопотами Андреаны в 1611 г. Базиле взяли в придворный театр герцога Луиджи Карафа, одного из влиятельнейших неаполитанских нобилей. Писатель занимался устройством театральных представлений, поэтических вечеров, концертов, маскарадов… Деятельность эта совмещалась с секретарскими обязанностями.

Позднее семья нобилей — князья Караччоло наняли Базиле управляющим округа Авеллино. Казалось, с творчеством покончено. Однако Андреана не унялась. В 1620 г. она пристроила брата ко двору испанского вице-короля Неаполя — Альвареса де Толедо, герцога Альба. В 1503 г. неаполитанский престол законно перешел под скипетр испанских Габсбургов, и Неаполитанское королевство, занимавшее чуть ли не половину территории современной Италии — весь юг страны, на долгие двести лет фактически стало колонией Испании. Базиле исполнял при вице-короле секретарские функции, но больше занимался театром.

Около 1630 г. началась дружба писателя с молодым герцогом Ачеренца — Галеаццо Пинелли, который вздумал посещать заседания Академии бездельников. Когда в принадлежавшем семейству Пинелли городке Джульяно освободилось место управляющего, герцог назначил туда Базиле. Жизнь стареющего Джанбаттисты вошла в спокойное русло, ради него даже заседания Академии бездельников перенесли в Джульяно… Но в начале 1632 г. на юге Италии вспыхнула эпидемия гриппа, писатель заразился и 23 февраля того же года умер. Случилось это в городе Джульяно в Кампаньи. Похоронили писателя в пределе церкви св. Софии.

О личной жизни Базиле мало что известно. Современники отмечали лишь то, что на службе он был скромным и дипломатичным, а в частной жизни — повесой и баламутом. 

Писатель создал и опубликовал большое количество произведений всевозможных жанров. Практически ни одно из них не имеет литературной или исторической ценности. В Италии перечень его творений занимает более десяти страниц литературной энциклопедии. Но вечную славу Базиле принесла посмертная публикация сборника новелл «Пентамерон». Все свои творения, написанные на неаполитанском диалекте, Базиле предпочитал подписывать анаграммой Джан Алесио Аббаттутиса. Под этим именем вышел и «Пентамерон», однако тут же в предисловии указали настоящее имя автора — Джамбаттиста Базиле.

Публикацией сборника занималась Андреана. Весной 1634 г. в Неаполе напечатали первые два тома, затем в течение двух лет еще три. Издание было посвящено герцогу Галеаццо Пинелли. Хотя в подзаголовке книга названа «Забава для малых ребят», содержание новелл столь фривольно и столь перенасыщено грязными ругательствами, что при чтении книги впадают в смущение даже повидавшие виды взрослые.

В целом это девять обличительных эклог — «Неаполитанские музы», которые перемежаются прозаическими новеллами-сказками под названием «Пентамерон» или «Сказка Сказок». Книга является своеобразной пародией на «Декамерон» Дж. Боккаччо. Она разбита на пять дней по десять новелл в каждом — по одной новелле, поведанной десятью рассказчицами. Имена последних говорят сами за себя: Дзоза горбатая, Антонелла слюнявая, Чулла мордатая, Чомметелла паршивая, Якова вшивая и т.д. Каждая новелла представляет собой народную сказку, всего их пятьдесят плюс одна сквозная сказка, являющаяся стержнем всего сборника. Сюжеты этих новелл составляют сердцевину подавляющего большинства европейских собраний народных сказок, рассказанных, конечно, с национальным колоритом.

Первыми перевели «Пентамерон» на свой язык немцы, затем англичане, итальянцы получили перевод со старинного неаполитанского диалекта на современный итальянский язык только в 1925 г. Русского перевода полного сборника пока не существует.

Мадам Мари Катрин д’Онуа

(Marie-Catherine, Madame d'Aulnoy)

Баронесса д Онуа.

Гравюра Пьера-Франсуа Базана

«Остров Блаженства»; —«Волшебные сказки» в 4-х томах; — «Новые сказки, или Модные феи»

Шли первые годы царствования во Франции малолетнего Людовика XIV. Правили страной его мать-регентша королева Анна Австрийская и ее итальянский возлюбленный кардинал Мазарини. Последний был столь ненавистен французам, что в 1648 г. против кардинала восстал парламент Парижа. Это была парламентская Фронда — антиправительственная смута. Поначалу бунтовщиков усмирили принцы крови во главе с первым принцем Великим Конде (Людовиком II де Бурбон-Конде), но затем сами принцы, подстрекаемые своей сестрой Анной Бурбон-Конде, графиней Лонгвиль, восстали против Мазарини и начали Фронду принцев. Позже обе Фронды слились в одну, которую иногда называют Гражданской войной во Франции XVII в.

Смута захватила провинцию, в том числе и Нормандию. Именно там, в самый разгар Фронды, 14 января 1651 г. родилась в приморском местечке Барнвиль-ла-Бертран девочка, которую нарекли Мари-Катрин. Отец ее был главой старинного, но обедневшего нормандского дворянского рода де Барнвилей. Бесспорно, для ребенка Фронда прошла незамеченной, ведь она закончилась, когда малютке не было еще двух лет — в 1653 г., однако именно ее главные персонажи оказали на судьбу Мари-Катрин влияние, которое невозможно переоценить. Ведь вдохновительницами смуты были женщины-аристократки, которые вертели вояками-мужчинами как хотели, а графиня Лонгвиль даже участвовала в сражениях и с успехом командовала артиллерией.

Мужская решительность и авантюризм воспитывались в девице де Барнвиль с младых ногтей. И не только фрондистки, но прежде всех собственная мать стала для девицы образцом сильной женщины в окружении глуповатых мужчин.

Поскольку семья была небогата (отец умер рано), овдовевшая мадам де Барнвиль постарались как можно раньше и с наибольшей выгодой выдать дочь замуж. В марте 1666 г. супругом пятнадцатилетней Мари-Катрин стал богач Франсуа де ла Мотт, барон д’Онуа. Он был на тридцать (по другим данным на сорок пять) лет старше жены и славился в Париже как заядлый картежник и падкий на гулящих женщин распутник.

За три последующие года Мари родила троих детей и натерпелась от мужа стольких обид, что мать решила избавить дочь от изверга. В те времена разводы во Франции были запрещены, да и в случае расставания с бароном жить Мари и ее матери было бы негде и не на что. Мадам де Барнвиль наняла трех «джентльменов», которые за вознаграждение согласились показать в суде, что в их присутствии барон оскорблял персону короля. За такое преступление полагалась смерть на эшафоте. Однако заговорщики просчитались — у забулдыги д’Онуа нашлись свои люди в суде, которые быстро раздобыли доказательства его невиновности. Едва узнав об этом, мадам де Барнвиль бежала из Франции в Испанию, бросив дочь на произвол судьбы. «Джентльменов»-доносчиков арестовали и публично обезглавили — за клевету и за оскорбление короля. 

Пришли арестовывать и Мари-Катрин. Увидев в окно стражников, женщина поспешно выскользнула в тайный подземный ход, который вел в домовую церковь. Там на ее счастье стоял траурный катафалк, под покровом которого преступница и пересидела опасность. Иногда даже пишут, что баронессе пришлось лечь в гроб, и под его крышкой она провела несколько часов.

После этого мадам д’Онуа исчезла из поля зрения биографов на целые двадцать лет. Высказываются предположения, что барон не поверил в ее участие в заговоре и тайно содержал у себя дома. Будто в 1676 г. Мари-Катрин даже родила ему еще одного ребенка. Сама баронесса впоследствии заявила, что бежала в Испанию (и тому имеется документальное подтверждение), где мать ее выгодно вышла замуж, а затем перебралась в Англию (что ничем не подтверждено). Правда, на какие средства она жила все эти годы, баронесса не сообщила. Разве что ей помогал испанский отчим. Призналась баронесса лишь в том, что в Англии она занялась литературной работой.

В 1685 г. мадам д’Онуа официально обратилась к Людовику XIV с прошением, в котором молила о прощении, и была помилована. Барон к этому времени умер, а потому остатки его разоренного карточной игрой состояния перешли к законной жене. Обосновавшись в Париже, Мари-Катрин начала публикацию своих произведений. Всего писательница издала двенадцать книг, причем поначалу особую известность принесли ей два религиозных труда и три исторические сочинения.

В 1690 г. мадам д’Онуа издала авантюрный любовный роман «История Ипполита, графа Дугласа». В традициях XVII в. для романа обязательны были вставные новеллы. Но мадам д’Онуа вместо новеллы впервые в истории рассказала сказку — о русском князе Адольфе, который попал на зачарованный остров Блаженства, в страну любви и вечной молодости. Эта первая сказка получила название «Остров Блаженства», и именно она ввела в обиход само понятие «сказка». Означает оно «точное описание», т.е. «читатель еще узнает, для чего эта история рассказана».

Бесспорно, сказки существуют столько, сколько существует мыслящее человечество. И в древности, и в средние века не раз создавались литературные сказки или делалась литературная обработка фольклорных сказок. Но все эти произведения носили другие имена. Истинный отсчет жанру сказки начинается с возникновением понятия «сказка», а потому Мадам д’Онуа следует считать первой сказочницей в истории. С ее биографии и начинается мой рассказ.

В том же 1690 г. баронесса открыла собственный литературный салон, который стал пользоваться большим успехом у придворной аристократии. Поскольку вся жизнь Людовика XIV прошла в ожидании очередной Фронды, салон мадам д’Онуа изначально рассматривался властями как шпионский, однако его так и не закрыли до смерти хозяйки.

В январе 1697 г. Шарль и Пьер Перро выпустили в свет сборник «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями», что окончательно закрепило права понятия «сказка». Книга Перро с ходу получила всеобщее признание и вызвала великую зависть у мадам д’Онуа. Баронесса сочла авторов своими соперниками и в пику им в том же году издала целых 4 книги «Волшебных сказок». 

Салон Мадам д’Онуа оставался самым популярным аристократическим клубом Парижа вплоть до смерти его хозяйки, последовавшей 13 января 1705 г. За несколько месяцев до этого сказочницу приняли в Академию деи Риковерати в Падуе. Похоронили ее в церкви Сен-Сюльпис.

Особо отмечу: и Мадам д’Онуа, и Перро создавали свои книги сказок не для детей, а для взрослой аудитории. Преимущественно как развлекательное чтение для дам-аристократок. Сочинять сказки или обрабатывать их специально для детей стали лишь к середине XIX в.

Шарль Перро (Charles Perrault)

и Пьер Перро-младший (Pierre Perrault)

Портрет Шарля Перро. Неизвестный художник XVIII в. 

Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых времен с поучениями. — В книгу вошли: — Золушка; — Кот в сапогах; — Красная шапочка; —Мальчик-с-пальчик; — Спящая красавица; — Синяя борода; — Подарки феи; — Рике-хохолок

Шарль Перро был старшим современником мадам д’Онуа. Он и его брат-близнец Франсуа родились 12 января 1628 г. Франсуа прожил всего полгода, но до глубокой старости сказочник полагал смерть брата тяжелейшим ударом судьбы — родители часто корили его покойным, утверждая, что умерший ребенок был гораздо лучше выжившего. Отец близнецов Пьер Перро был преуспевающим адвокатом парижского парламента, мать Пакетт Леклерк — богатой дворянкой. Четыре старших брата Шарля со временем стали видными