Кофе-брейк с Его Величеством

авторе

Часть первая

Дубай

Кофе-брейк с Его Величеством

Женщина-офицер в кителе поверх черного хиджаба знаками попросила посмотреть одним глазом в зеркальце специального прибора, чтобы сделать сканирование радужной оболочки глаза.

...Нас принимал самый строгий (здесь можно угодить в тюрьму даже за перенос в сумке баночки пива) из всех семи Объединенных Арабских Эмиратов – эмират Шарджа. Чиновники – арабы, обслуживающий персонал – индусы. Здание аэропорта в виде гигантской мечети с высоким минаретом освещено зелеными фонариками, особо почитаемыми в исламе. На парковке стоят чистенькие невероятных размеров джипы.

Отель «Хилтон» – часть всемирно известной сети респектабельных отелей находится в соседнем эмирате Рас-Аль-Хейма. Огромный мраморный зал фойе: в центре торжественно стоит черный рояль, над стойкой рецепшн – портреты шейхов.

– Недавно умер старый шейх – вся страна неделю была в трауре, не работали ни школы, ни магазины, – жалуется пианистка, посматривая на часы: после 45 минут музицирования у неё есть 15 минут перерыва, – и я за неделю ни копейки не получила.

Приятная украинская девушка из Львова, она приехала сюда сразу после окончания консерватории три года назад. Живет и питается в отеле, получает 70 долларов за 4 четыре часа игры. Треть заработка отнимает русский агент, устроивший её на работу. Но девушка не жалуется, дает ещё частные уроки, мотается за 80 километров в Дубай. Её муж – бас-гитарист и бывший сокурсник кочует в вагончике с цирком по Германии, так и живут. Раз в год встречаются в Украине. Говорит, что последний приезд домой оставил удручающее впечатление какой-то унылостью, апатией во всем, серостью и отсутствием перспектив…

В том мире, где она находится сейчас, каждый обязан сиять. Улыбка ни на минуту не сходит с приветливых лиц индусов и китайцев, которых здесь большинство. Маленькие тщедушные человечки, они работают по 16 часов в сутки за копейки, но счастливы и ничего не хотят менять в своей жизни.

– Я живу уже здесь 10 лет, – рассказывает водитель-индус, которому поручили покатать нас по Дубаю.

– У меня в Индии осталась семья, дети.

– Не скучаешь по дому?

– Скучаю, но могу себе позволить навещать семью только раз в год.

– А что, дома работы нет?

– Есть, но здесь мне хорошо, я привык.

– У тебя хорошие условия проживания?

– Да, отличные! Мы живем в общежитии по семь человек в комнате…

Дубай – это невероятный город из стекла и бетона, где каждый небоскреб соперничает с другим причудливой архитектурой или особым отливом своих тонированных стекол. Тут к небесам устремляются и надутые паруса в стекле, и перевернутые лодки, и дворцы халифов. Здесь же находится самое высокое здание в мире, и самый большой океанический аквариум. Ты чувствуешь себя, как в мультфильме «Немо», – прямо перед тобой акулы и гигантские скаты, и разделяет вас лишь огромное в несколько этажей стекло. Припарковаться нигде нельзя – тебя отовсюду гонят.

– В этом городе всем дай только деньги-деньги! – жалуется наш водитель-индус, в сердцах захлопывая дверь своего авто. – Поедем в другое место…

Бензин стоит копейки (в четыре раза дешевле, чем у нас), но услуги – дорого. В таксопарке, в основном, «Тойоты-Камри», которые мчатся по городу со скоростью 160 километров в час. Подвесные магистрали, словно нити между небоскребами, ещё выше, над головой – беспилотное метро на воздушной подушке. Людей нет. Только «Ягуары» и «Мазерати».

Много русских. Беспошлинная зона, отсутствие налогов, английский язык наравне с арабским является государственным, доступные всем кредиты – все это не может не притягивать наших. Правило простое: земля, на которой ты стоишь, всегда принадлежит шейху, но ты можешь арендовать её за три доллара за квадратный метр в год и хоть на сто лет.

Шейх в этом заинтересован, и если у тебя не хватит средств, то выдаст кредит под 3% годовых. И о кризисе здесь никто не слышал. Да и дармовая нефть из всех семерых только у эмира Абу Даби. Но есть четкое государственное планирование инвестиций.

И пусть не летают дешевые самолеты арабских авиалиний прямо в Дубай, где гигантский аэропорт находится в самом центре города, не беда, на такси в соседнюю Шарджу рукой подать. А вылетая из страны, в duty free можно купить водку – арабские чиновники после прохождения контроля этого уже «не видят».

Это подтверждает удивительное качество восточных взаимоотношений. Напоминает детскую игру для малышей: закроешь глаза – и никого...

Люди очень приятные, добродушные, открытые. После экономического саммита я подал нашим бизнесменам идею пообщаться лично с шейхом во время кофе-брейка. Арабские чиновники были удивлены: им видеть такое было непривычно. Шейх, окруженный плотным кольцом из наших, с огромным удовольствием рассказывал о своей стране, подписывая каждому из нас в подарок книжечку о своем маленьком королевстве. А я всматривался в его окружение и сам с собой играл в угадайку – кто из этих господ в белых сутанах, сандалиях на ногах и одинаковых красных арафатках на головах сотрудники спецслужб или хотя бы личной охраны монарха?

За много лет в своей стране я привык к бесконечным дотошным протокольным проверкам (несмотря на то, что ближайшее окружение Президента знало меня в лицо), разборкам-сборкам фотоаппарата, запретам на общение по мобильному телефону, вкопанными прямо в поле металлоискателям. И все это повторяется не только при появлении президента, но и любого из чиновников высшего эшелона власти.

Помню снайперов на холмах Черкащины пару лет назад, четыре бронированных «Мерседеса» с одинаковыми номерами и три группы вертолетов, причем даже начальник первого подразделения охраны не знал, из которого выйдет сам президент.

К слову, все это происходило в глухом селе, в котором чуть больше тысячи жителей. Что говорить, у нас богатая страна, и соблюдение безопасности гаранта Конституции стоит дорого. (Мне всегда интересно, есть ли в этих бронированных авто плазма соответствующей группы крови, как это принято в США?)

На берегу Персидского залива ничего подобного не было. Попрощавшись с гостями, Его Величество сел рядом с водителем в свой белоснежный «Мерседес» и спокойно уехал.

На Востоке даже шейх – равный среди равных. И я видел, сколько искренней теплоты и преданности было в глазах его подданных, которые долго ещё стояли у ступенек респектабельного «Хилтона», провожая взглядом машину своего господина.

Я вернулся в отель, сел за рояль и выдал двадцатиминутный концерт – попурри из еврейских песен. Хоть как-то отыгрался за то, что из-за открытой израильской мультивизы, пришлось заказывать себе новый заграничный паспорт. И, что удивительно, моё попурри всем было по душе.

Брацлав. Вид на мельницу Солитермана

Еврейский цадик и Парижская Богоматерь

в украинском Брацлаве

Местечко Брацлав живописно раскинулось на берегу Южного Буга в 60 км от Винницы. Здесь прошло моё детство, каждое лето я с родителями выезжал из душного города сюда, где, теряясь в прибрежных скалах, разбиваясь о каменистые пороги за старой мельницей Солитермана, мирно текла река. Здесь мы ловили с отцом рыбу и, пацанами, набирали у бабушек полные карманы семечек «на пробу». На старом еврейском кладбище, на скале, над мельницей красуется новый кирпичный домик с красной черепицей – здесь покоится ребе Натан Штернгарц, один из учеников и последователей цадика ребе Нахмана. К нему, рядом с тропинкой, утоптанной ногами паломников, ведет новая лестница. Евреи (и не только) со всего света приезжают сюда для поклонения и молитвы.

Внутри домика – два белых надгробия, пустое кресло, скамейка и книжный шкаф. Больше ничего. Все книги на иврите, за исключением одной маленькой брошюрки – она называлась «Пустое кресло» и состояла из изречений и афоризмов ребе Нахмана.

«Странно!» – подумал я, бросив беглый взгляд на кресло и, усевшись поудобнее, начал читать… Почему «пустое»? В книге я прочитал, что человек, пытающийся понять мироздание, осознает, что кресло, в котором он сидит изначально пустое, что он сам – малопривлекательное существо, и начинает просить мудрости у Создателя. И это – начало всего. В тайном учении иудаизма существует такое понятие как «кли» – «сосуд» (в отношении к человеку). Чтобы в сосуд что-либо положить (налить), сосуду необходимо быть, во-первых, пустым, во-вторых, чистым.

Сначала я подумал, что могила ребе Натана – самое высокое место в Брацлаве. Но я ошибся. Самая высокая точка городка – белая статуя Парижской Богоматери над входом в католический собор.

...Франция, холодный январь 1830-го. В монастыре женской монашеской конгрегации «Дочери милосердия» юной послушнице Катрин Лябуре является Пресвятая Дева и предсказывает революцию и многочисленные жертвы. Она просит отчеканить особый чудотворный медальон, который призван хранить от случайной смерти всех, кто будет с верой его носить.

На медальоне должна быть изображена Богоматерь со слегка разведенными в сторону руками – знак того, что через неё будут изливаться особые милости.

Вначале послания Катрин воспринимаются в штыки духовенством. Но разворачивающиеся в стране события быстро отрезвляют, вскоре медальон отчеканен. После этого многие заговорили о чуде.

Однажды моя старенькая машина сломалась где-то под Торжком на трассе Москва–Санкт-Петербург. Автосервисом заправлял здоровенный детина с татуировками на мускулистом накаченном торсе. Под тройным подбородком, на шее – массивная золотая цепь. А на ней... (неужели?) – парижский медальон Пресвятой Девы.

– Ты в курсе, что это у тебя? – поинтересовался я.

– А как же! – Он подробно рассказал, что служил в Чечне, не раз бывал под обстрелом, медальон подарила сестра, провожая в армию. С тех пор он хранит его как зеницу ока.

Парень рассказал и историю самого медальона, да так живо, что я сразу вспомнил служителя из католического собора в Брацлаве, – тот и двух слов сказать по этому поводу не смог. И на мой вопрос, что это за статуя на крыше, только пожал плечами: Мадонна – и все тут!

В Париже меня ждало не меньшее разочарование. Часовня, где находятся мощи святой Катрин Лябуре, затеряна в глухом дворике со стороны улицы Бак в самом центре Парижа. В двух шагах от неё – магазин, торгующий католической литературой. Здесь продают и всякие погремушки, ангелочков и прочие украшения, красноречиво говорящие, что эпоха индульгенций ещё не миновала, и всегда можно за соответствующее вознаграждение купить эксклюзивный билет в царство небесное.

Тыча пальцем в карту города, зная два-три слова по-французски, я просил показать место, которое искал. Увы, но никто не мог мне помочь.

Санктуариум я разыскал случайно, по наитию нырнув в нужную подворотню. Как раз началась служба. Священники с разных континентов служили мессу одновременно на нескольких языках, рядом молились люди разных национальностей и цвета кожи, и ничто им не мешало.

Поэтому и приходится ребе Нахману из Брацлава, Леви Ицхаку из Бердичева и другим святым, независимо от вероисповедания, усиленно помогать нам из вечности. И тропа к их могилам не зарастет никогда, так как ищущих Бога, пылких и целеустремленных – много. Но все они остаются полусиротами, потому что живых светильников, способных по-настоящему возжечь в наших сердцах свечу веры, днем с огнём не сыщешь!

Окраина Иерусалима

Путешествие по Святой Земле

Надо быть весьма самонадеянным, чтобы попытаться описать путешествие по библейским местам наравне с Генри Мортоном Стэнли или иными великими путешественниками и учеными, но личный опыт всегда неоценим.

Потому, чтобы не упустить ничего, все две недели путешествия по Израилю я не расставался, кроме своих фотоаппаратов, ещё и с диктофоном.

Израиль оставил самое благоприятное, яркое впечатление. Подумать только – из упорствующей безводной пустыни, где кроме песка и камня изначально не было ничего, человек смог создать цветущую страну: разбить роскошные сады, проведя к каждому кустику и каждому деревцу воду, построить красивые города.

Это не эмираты бедуинов, где щедрые нефтедолларовые излишества также сотворили чудо покорения пустыни – здесь же сотни и тысячи энтузиастов «поднимали» ставшую им родной землю, не взирая ни на зной, ни на климат, резко отличающийся от привычных для них стран прежнего проживания. Эта тенденция наметилась давно. ещё Ирод Великий строил свои неповторимые шедевры архитектурной и инженерной мысли в начале новой эры – высокогорная крепость Масада и город-порт Кесария, с акведуками, банями, бассейнами, театром и ипподромом свидетельствовали о высоком уровне правителя, любившего красоту и уединение. Правителя, который, несмотря на свои огромные достижения и верность поданных, в историю вошел как деспот и тиран, убивший новорожденных младенцев.

...Земля Обетованная – единственно описанный в священном писании земной плацдарм, где нужды живущих под солнцем обретали сакральный смысл (притчи), а воспетые места соприкосновения с Богом имеют вполне реальную географическую координату. Пожалуй, это самое сложное и трудноусвояемое из всего паломнического рациона, естественно, за исключением традиционно-культовых воздыханий широкой аудитории, для которой сама галочка с отметкой на святыне (или о святыне) и есть наивысшая цель посещения.

Так вот, попытаться пережить, например, на узкой улочке Виа Делароза события двухтысячелетней истории становится практически невозможным в силу развитого праздного туризма, который повсеместно отвлекает и отнимает малейшую попытку сосредоточиться и проникнуть сквозь века, созерцая лишь камни – ровесников тех событий.

Мне пришлось буквально «за шиворот» согнать какого-то туриста, попытавшегося сесть на серебряную звезду в Вифлееме, чтобы сфотографироваться, вместо того, чтобы приложиться и поцеловать землю, ставшую святой. Многие, сойдя с самолета в аэропорту имени Бен-Гуриона, со слезами на глазах целуют землю Израиля, но где необходимо целовать землю, так это именно здесь, в Вифлееме, на нынешней территории Палестинской автономии.

Катастрофическая суматоха и перегруженность людьми. Представьте себе Москву, в которой не было бы метро, такое присутствие толпы не может не взвинчивать нервную систему. Причем толпы разношерстной, неугомонной. Здесь на вопрос: кто вы? вам не ответят «я еврей» или «я русский». Здесь все делятся по религиозным конфессиям: христиане, мусульмане и иудеи. Такое чувство, что в месте, где торчит «пуп земли» каждый мечтает «схватить Бога за бороду».

Я много путешествую, но нигде не встречал подобного места религиозной распри, где сочтут за честь размозжить тебе голову во имя чистоты своего фрагмента вечности. И даже не важно, что двое из трех великих пророков: Муса и Иса – те же Моисей и Иисус, неважно, что речь идет о едином Боге, вне противоречий чистота «блюдения» традиции превыше желания докопаться до эсхатологической истины.

Угораздило меня податься в Иерусалиме вглубь иудейского квартала, в маленьком магазинчике, единственном в Израиле, в самом конце улицы Меа Шеарим, где я по интернету нашел нужную мне книжечку одного из мистиков хасидизма, земляка моего отца, ребе Нахмана из Брацлава. Я с трудом втиснулся в автобус под номером один, который, проходя по нужной мне улице, идет прямо к Стене Плача.

– Я туда не поеду. Меня побьют камнями, – сказал водитель.

– Но ведь это же ваш маршрут?! – удивился я.

Пришлось идти пешком через весь довольно мирный внешне, но так напугавший еврейского водителя, еврейский квартал. Я шел и удивлялся. Это было в чистом виде настоящее гетто. То, что послужило началом Катастрофы XX века, сегодня, в современном мире вновь воссоздано с теми же заборами, с той же колючей проволокой, но с одной разницей– добровольно, сознательно отрезав себя от прочего социума. Ни о каком интегрировании и речи быть не может, хуже, чем на войне. Вот она настоящая Шоа, Катастрофа. Могли ли тысячи заточенных в Варшавском гетто, в лагерях – все те безвестные миллионы, так бережно собранные воспоминаниями в музее Яд Вашем, предположить, что спустя полвека, в свободном еврейском государстве евреи от евреев добровольно закроют заборами школы, заведения, религиозные институты, создадут свои «мирки», из которых и носа не пожелают высунуть?!

В этой стране каждый кого-то не признает. Имея столько общего для почитания, они живут в априорном размежевании: арабы-христиане знать не хотят арабов-мусульман, евреи-ортодоксы – евреев, менее чтящих традицию. По городу развешены дорожные знаки «Осторожно, ангелы!» точно такие же, как «Осторожно, люди!», только с крыльями за плечами…

Такое ощущение, что весь гомон мира слился в этом великом городе, вечном, как сама история, возвышенном и воспетом, разделенном и неделимом. В средневековой европейской литературе часто встречалось просто слово Город. Без названия. И всем было ясно, что, если это слово написано с большой литеры, речь идет об Иерусалиме. В этот город нельзя въехать, нельзя войти, в него можно только подняться. На иврите есть специальный термин, означающий «восхождение в Иерусалим». Белоснежный красавец высоко под облаками – 800 метров над уровнем моря – в прошлые века именно таким он открывался паломникам, прибывшим с моря и долго шедшим к нему пешком по пустынной равнине.

Его дома сложены из особого иерусалимского камня, бежевый песочный оттенок придает осанку его древним и современным постройкам, нивелируя разницу эпох. Будь-то новые районы Гило, куда ещё совсем недавно долетали палестинские пули из соседнего Вифлеема, или грандиозные раскопки Вифезды – стройная геометрия его архитектуры не позволит спутать его ни с каким другим местом на планете. Я долго размышлял, почему так значимы понятия «святой город», «рай на земле»? Даже его арабское название Аль-Кудз переводится, как «святой». Трудно представить, что здесь святости хоть на грамм больше, чем в любой другой точке земного шара. Почему рай олицетворяется не с какими-то садами, местами уединения и буйствующей природы, а именно с городом?

Потому, что в городе нужно ещё научиться жить. В городе с заявкой на святость надо проявить себя в социуме среди равных, стремящихся к святости – речь идет о потенциальной возможности коллективно, соборно обрести святость. Это очень высокая планка для человечества. Пока что запредельно высокая... Именно поэтому, наряду с хвалебными эпитетами: «начало начал», «город городов», «светило всех светил» в последнее время все чаще говорится «конец всех концов» …

Об этом плачут и каббалисты. Каббала основана на книге Зоар – мистическом толковании к Торе, где каждая буква, каждый символ имеют свой зашифрованный смысл и задача – раскрыть внутренний мир текста. Даже графически, например, первая буква א (алеф), как бы «смотрящая» в разные стороны – символ хаоса, ב (бет) – символ порядка. Есть мнение, что с помощью этих двух букв и был создан мир. Основа каббалистического учения о десяти небесных сферах проста: Всевышний создал этот мир и сократился сам в себе, предоставив человеку свободу выбора и воли – ошибаться и даже совершать грехи. Он (человек) создан по образу и подобию Бога, но дальше должен сам решить, будет ли идти вверх к Нему или вниз от Него. По инерции человечество неразумно воспользовалось своей свободой выбора и «побило горшки» (мишбар килим – «разбитые сосуды»). Поэтому его ждет непростая задача: перейти к периоду тиконим – «исправления». Механизм прост – от разбитых сосудов крупицы истинного знания или света сохранились в сердцах людей. Очевидно, это и есть мост к соборной святости...

«…Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего» (136 Псалом).

Для многих верующих — это не просто святой город. Я бы сказал – при всей внешней вражде – это город земного покоя. Понятно и без того, что нет никому на этой земле покоя – мы пришли, мы страдаем. И мы находимся в рассеянии. Но не потому, что мы живем далеко и рассеяны по миру. Мы в рассеянии от самих себя, не можем собрать себя... Так вот, Иерусалим – живой эквивалент точки средоточия, нашей целостности. Когда я записал эти строки в своем дневнике, ветер сорвал пелену над городом, солнце ударило «окном», и это «окно» «проплыло» над головами...

И вспомнилось мне никогда не публиковавшееся в Советском Союзе стихотворение Самуила Яковлевича Маршака, которое он написал после посещения Иерусалима в 1918 году: По горной царственной дороге Вхожу в родной Иерусалим. И на святом его пороге Стою смущен и недвижим.

Меня встречает гул знакомый,

На площадях обычный торг

Ведет толпа. Она здесь дома,

И чужд ей путника восторг.

Шумят открытые харчевни,

Звучат напевы чуждых стран,

Идет, качаясь, в город древний

За караваном караван.

Но пусть виденья жизни бренной

Закрыли прошлое, как дым,

– Тысячелетья неизменны

Твои холмы, Иерусалим!

И будут склоны и долины

Хранить здесь память старины,

Когда последние руины

Падут, веками сметены.

Во все века, в любой одежде

Родной, святой Иерусалим

Пребудет тот же, что и прежде,

Как твердь небесная над ним!

...От запечатанных Золотых ворот (они открывались дважды в год: в Вербное воскресение и на праздник Воздвижения креста, в 1530 г. турки их наглухо замуровали) вниз по Храмовой горе и потом вверх, через Гефсиманский сад, на склоны Елеона бесконечной вереницей каменных надгробий протянулось кладбище. Здесь похоронены все те, кто при жизни боялся опоздать к своему воскресению. Места для первоочередных претендентов, ожидающих Мессию, стоят соответствующе. Известна одна любопытная история. В ХІХ веке тогдашний раввин Бердичева, раби Леви Ицхак, готовясь подписать брачный контракт своей внучки, прочитал, что свадьба должна состояться тогда-то в городе Бердичеве. На этих словах он разорвал документ и переписал заново: «Свадьба должна состояться в Иерусалиме. Но если к этому времени Машиах (Мессия) ещё не придет – тогда свадьба состоится в Бердичеве».

...Поднявшись на вершину Масличной горы, как бы обернувшись невзначай, взору открывается неописуемой красоты панорама всего старого города: в центре, над стеной Плача, где стоял когда-то Храм Соломона, возвышается красавица-мечеть Омара. Иудеи не смеют упрекнуть за невоздержанность своего праотца Авраама, который, не дождавшись обетованного сына от Сары, жены своей, родил сына от её служанки Агари. Сара выгнала служанку в пустыню. От неё и от сына её, Измаила, и произошел многочисленный народ пустыни – арабы. И народ этот, как сказал Агаре спасший её в пустыне ангел: «До конца дней будет костью в горле народа обетованного» …

Потому и высится на горе купол Аль-Аксы, одной из величайших святынь мусульманского мира, а глубоко внизу, под ним, чуть в стороне, в узкие расщелины между камнями иудеи со всего мира вкладывают записочки с прошениями. Эти записочки из Стены Плача несколько раз в год аккуратно вынимают и, не читая, хоронят в больших ящиках…

Пространство у Стены Плача разделено для молящихся мужчин и женщин. В мужской половине на меня наложили Тфилин, и я с чувством «надрезанного сердца» прошел к Стене и дальше в пещеру слева от неё. Со времен разрушения Храма у иудеев храмов больше нет. Синагога – это, увы, не церковь, это – дом-собрание, где можно помолиться, посоветоваться со старшим, изучить Писание (бейт-мидраш). Хотя отдельные синагоги очень напоминают христианские храмы (или наоборот?): горнее место, украшенное резьбой и позолотой, подобие Царских врат, а в центре – свитки Торы, обрамленные фигурами мифических существ. После иносказательного