Заветные травы

О книге

Массагетов Питигрим Сергеевич - Заветные травы

В книге рассказывается об увлекательном путешествии, которое шестьдесят лет назад совершил автор - тогда начинающий ботаник, решивший посвятить свою жизнь изучению дикорастущих лекарственных растений. Далекий и трудный маршрут пролегал от Алтая через Южный Казахстан в Среднюю Азию. Проявляя не только тонкую наблюдательность и эрудицию естествоиспытателя, но и мастерство художника, автор рисует великое разнообразие природы, особенно растительного мира, и людей, которые, встретившись на долгом пути исследователя, становились его друзьями.

Путешествие к заветным травам

Питирим Сергеевич Массагетов (1894-1972 гг.)

Автор этой книги - один из выдающихся советских исследователей дикорастущей флоры СССР. Особенно велико значение его работ в области алкалоидоносных растений. П. С. Массагетову принадлежит честь открытия многих ценных алкалоидоносных растений и алкалоидов - действующих начал в лекарственных растениях. Им было выявлено около 500 алкалоидоносных видов и установлена алкалоидоносность более 15 растительных (ботанических) семейств. Его именем названы новые найденные им виды: астрагал Массагетова, крестовник Массагетова, софора Массагетова.

Труды П. С. Массагетова стали основой создания в Советском Союзе новой области науки - алкалоидной химии. Открытия этого ученого позволили академику А. П. Орехову и его ученикам и последователям (Р. А. Коноваловой, Г. П. Меньшикову, А. С. Садыкову, С. Ю. Юнусову и др.) блестяще развить учение о химии алкалоидов, а химической промышленности организовать производство новых лекарственных препаратов в нашей стране, которая занимает ведущее место в фармакотерапевтическом применении флоры.

До Октябрьской революции Россия находилась в жестокой зависимости от иностранных фирм, снабжавших ее лекарственными средствами. Особенно сильно эта зависимость проявилась во время первой мировой войны, порвавшей связи России с западными странами. В этих условиях была начата работа по учету имеющихся в стране ресурсов лекарственных растений, их использованию, по изысканию заменителей дефицитного сырья и культивированию дикорастущих лекарственных растений. В это время были организованы специальные экспедиции. Однако ученые работали в основном с уже известными растениями и лекарственными веществами, содержащимися в них.

В то время экспериментальные работы с лекарственными растениями проводились плохо, поиски новых полезных видов не осуществлялись. Это привело к тому, что тогдашние специальные издания по сбору, культивированию и изучению лекарственных растений повторяли друг друга, переписывая уже имевшиеся в данной области сведения.

В России накануне Октябрьской революции химическая наука была чрезвычайно развита, но русские химики не изучали отечественной флоры, не имели рабочего общения с ботаниками.

Эта работа по-новому, в широком масштабе была начата в 1922 году. Тогда во Всесоюзном научно-исследовательском химико-фармацевтическом институте (ВНИХФИ) был решен вопрос о систематическом изучении лекарственных растений страны с целью открытия в них новых действующих веществ.

1922 год. Автор в лаборатории Научного химико-фармацевтического института

Теперь, когда эта работа оправдала себя полностью, трудно представить господствовавший в то время пессимистический взгляд на эту проблему. Тем не менее ВНИХФИ во главе с директором института П. И. Каминским горячо взялся за работу. Было начато систематическое изучение растительных богатств СССР, причем методом экспедиций. Такой метод основан на непосредственной работе исследователя с дикорастущей флорой и общении с творцом народной медицины - народом, который накопил богатый многовековой опыт применения лекарственных растений. Кроме того, собранные материалы изучались биологически и химически, а также внедрялись в медицинскую практику.

Многие годы работая заведующим химико-ботанической лабораторией во ВНИХФИ, П. С. Массагетов организовал и возглавил свыше 30 экспедиций на Алтай, в Среднюю Азию, Казахстан и на Кавказ. Им был разработан новый, рациональный метод поиска лекарственных растений, основанный на учете особенностей исторического развития данного растительного вида (филогенетический принцип) и по сей день широко используемый в нашей стране.

Экспедиционная работа проводилась П. С. Массагетовым в годы, когда социалистическая революция необратимо и радикально изменила жизнь народов нашей страны. Улучшался их быт, росла культура, складывался новый образ жизни. Однако при этом уходили в прошлое старинные традиции, обычаи, а вместе с ними иногда и важные полезные знания. Так, например, с развитием здравоохранения стали забываться и были утеряны сведения о лекарственных растениях, применяемых в народной медицине. А между тем иногда эти средства имеют существенные преимущества перед некоторыми новыми синтетическими препаратами; главное из этих преимуществ - они проверены временем. В течение сотен лет лекарственные растения испытывались и использовались в лечебной и врачебной практике многими народами, при этом все ненужное и сомнительное, а тем более вредное было отвергнуто. Результаты экспедиций позволили своевременно воспринять сведения о лекарственных травах народов Алтая, Средней Азии, Казахстана и Кавказа и отсеять ценные сведения о народной медицине от того, что связано с суевериями, знахарством и предрассудками.

Будучи одним из инициаторов изучения отечественной флоры для получения новых лекарственных средств, П. С. Массагетов разработал метод определения алкалоидов в растениях. Благодаря этому методу, который применяется и сейчас, были обнаружены многие алкалоиды, применяющиеся сегодня в медицинской практике. А аналитическая методика количественного определения сантонина, по Массагетову, введена теперь у нас в государственную фармакопею и производственную практику и принята всеми странами как самая совершенная из существующих.

Благодаря исследованиям П. С. Массагетова стало возможным производство в нашей стране таких ценных лекарственных препаратов, как эфедрин, сальсолин, сальсолидин, платифиллин, цитизин, пахикарпин, диплацин, галантамин, колхамин, элатин, мелликтин.

П. С. Массагетовым написано много научных и научно-популярных статей, очерков и книг по прикладной ботанике, фармакогнозии и фармации. К сожалению, его научное наследие недостаточно изучено. Неутомимый путешественник, он с 1923 по 1965 год почти ежегодно работал в экспедициях по пять-шесть месяцев. Пройденные им маршруты составляют многие тысячи километров.

- Чье сердце не начинает биться при слове экспедиция? - говорил исследователь, - а между тем это не только увлекательная, но и тяжелая работа. Нужно уметь никогда, ни при каких обстоятельствах не терять трудоспособности и остроты восприятия. Каждый день ты должен что-то сделать, чем-то обогатить свои знания и дать в этом себе отчет. Фиксируй сегодня все, что привлекло внимание. Завтра это явление уже будет обыденным.

В книге Заветные травы описывается первое самостоятельное путешествие П. С. Массагетова по Казахстану и Средней Азии, предпринятое им в 1921 году на свои скромные средства и свой риск и страх. В то время банды басмачей еще нередко хозяйничали на южных окраинах Советской России.

По этому маршруту автор совершил свое первое путешествие в поисках дикорастущих лекарственных растений

Более 3 тысяч километров за 144 дня пройдено было П. С. Массагетовым на двухколесной повозке по глухим и тревожным в те годы окраинам России. Каждый день этого необычного путешествия был полон интересных наблюдений и поисков. И в этом уже просматриваются черты характера будущего ученого-исследователя. А затем были десятки экспедиций, поиски, эксперименты и открытия.

В годы, когда делались попытки взять под сомнение великое наследство наших предков - народную медицину и лекарственные растения, П. С. Массагетов с присущей ему принципиальностью отстаивал целебную кладовую природы и много сделал для расшифровки и использования ее тайн. Какой любовью к природе проникнуты его слова из этой книги: Да, уж если чему и следует поклоняться, то это растению. От него человек черпает все необходимое для жизни.

Научное наследие П. С. Массагетова представляет большой интерес для историков науки фармацевтического и медицинского профиля. Он явился первооткрывателем многих свойств лекарственных растений на основе данных народного опыта.

Целеустремленность, энтузиазм и новаторство в научных поисках, желание довести начатое дело до конца, до внедрения лечебного препарата в медицинскую практику являлись основными чертами его характера и научных поисков.

В среде ученых есть много примеров беззаветного служения науке. Жизнь П. С. Массагетова, преданнейшего науке человека, влюбленного в свою работу, в окружающий нас зеленый океан, может служить примером для молодых исследователей природы.

Располагая обширным материалом, накопленным за многие годы работы экспедиций (путевые дневники, отчеты о результатах экспедиций, фотоархив, насчитывающий более 30 тысяч снимков, и т. п.), П. С. Массагетов предполагал написать серию книг о своих экспедициях.

Питирим Сергеевич скоропостижно скончался 30 августа 1972 года, не завершив многого из задуманного и начатого. Наследие П. С. Массагетова представляет большой интерес для науки и должно быть издано для ознакомления с ним широкого круга читателей.

Доктор медицинских наук, профессор Л. Д. Турова

Глава первая

Харякятдя бярякять.

Счастье - в движении.

Казахская пословица

Кончилась тяжелая горная дорога. За Верх-Алейской я свернул с Казачьей линии, ведущей в Усть-Каменогорск, и теперь еду прямо к Шульбинской паромной переправе. Позади остались знакомые горы, леса, реки, станицы, поселки и люди. Впереди - неведомое Семиречье. Выдержал испытания Гнедой - конь оказался надежным. Вполне пригодна для дальнего пути и бездорожья двуколка - новый для меня и для этих мест вид повозки. От привычного вольного передвижения верхом в седле пришлось отказаться - слишком много нужно было взять груза: книги, продовольствие, овес для коня, лекарств - целую аптечку. Образцами лучших лекарственных растений, известных ойротам* и алтайским казакам, набит один из вьючных кожаных сундуков-ягтанов. Всего этого не взвалишь на верхового коня. А впереди новые сборы растений. Правильное решение - этодвуколка.

* (Ойроты - старое название горноалтайцев, коренного тюркского населения Алтая.)

Гнедой на ровных местах пробует свой аллюр - иноходь, применяясь к новой для него повозке. Вокруг холмистая степь и сочная весенняя зелень со знакомыми цветами, со звенящими жаворонками и чистым воздухом. Здесь дорога сухая, без непросыхаемых в сумраке леса грязи и луж, как это было на Казачьей линии.

На Казачьей линии

Все четыре дня с выезда мне пришлось жить подневольной жизнью гостя: на каждом ночлеге я вынужден был много есть, пить без меры медовуху и спать в душных ситцевых альковах в обществе огромных подушек. Как хорошо, что друзья не могли читать моих мыслей и не знали, какой я неблагодарный гость. А сейчас, едва втиснувшись в перегруженную повозку, осматривая свой багаж, я просто рассмеялся: чего только мне не натащили сюда! Но очень кстати (кто бы мог это сделать?) полный солдатский вещевой мешок токачиков - кусочков теста, сваренных в масле; с ними - лишь бы вода - не будет заботы о пище, и хранить их можно до самой осени.

На линии встречались телеги равнинных крестьян. Они везут в горы соль - главное тамошнее богатство, зерно, муку. Едут с кадками - за колбой, черемшой. Обратно будут с полными телегами этого лука, зеленого или заквашенного впрок. Зайдешь зимой с морозного воздуха в избу - дух от квашеной колбы невыносимый, а поешь отварной картошки, политой душистым растительным маслом, вместе с сочной, необыкновенно вкусной черемшой - и куда все девалось.

На холме сидел мальчик

Но пора подумать и о передышке для Гнедого. У моего коня есть настоящее имя - Баян, оно значится в документе, заверенном станичным исполкомом. Там сказано, что он мерин, иноходец, ему девять лет, масти гнедой, правое ухо порото, грива на правую сторону с отметом на левую. А Баяном он назван потому, что происходит из-под Баян-Аула, что лежит по ту сторону Иртыша, как раз посредине между Павлодаром и Каркаралинском. В строю он не был из-за своей иноходи, но службу проходил - у небольшого чина по интендантской части. Словом, конь бывалый.

Остановились на заимке под Шемонаихой.

* * *

Очень рано, как мне хотелось, выехать не пришлось. Неудобно отказаться от чая. Ждем, пока изготовятся свежие лепешки. Здесь, как и всюду, где сеют белотурку, хлеб выпекают каждый день - он быстро черствеет. А пышная лепешка - обязательная прелюдия к выпечке хлеба. Настоящего чая в этих местах давно не видели. Вместо чая теперь все, а не только староверы, как прежде, пьют бадан - заваривают прошлогодние побуревшие листья этого горного алтайского растения. Иногда для придания аромата к бадану добавляют гвоздику - корешки предгорной травки колюрии, обладающие точно таким запахом, как и настоящая заморская гвоздика. Эти корешки я также везу с собой. Изба тесная. У печи хлопочет молодая хозяйка, а пожилая, видимо мать ее, в подоле перебирает сухие листья. Знакомые листья костяники. Это излюбленное здешнее лекарственное средство - измоден. Женщина некоторые листья отбрасывает. Она говорит мне:

- Знаешь, почему их бросаю? Вижу, знаешь. Да не всё...

На экзамене у старухи я срезался. Оказывается, только покрытые ржавчинным грибком листья костяники и есть измоден, а все прочие - просто трава. Замечательно удачно начался день. Точнее, подробнее необходимо спрашивать и описывать, знакомясь с народными средствами. Может быть, тот измоден, что я везу с собой, надо просто выбросить? Так что оплошал, а рад, будто нашел!..

В зыбке лежит совсем раскрытый крошка-мальчик, пускает пузыри, кряхтит, сжимает кулачки. Смотрит на меня улыбаясь. Обознался малыш, улыбается как своему.

- Одна защита и есть у малыша - его улыбка, - сказала старая женщина.

А я долго потом думал, осмысливал так просто сказанные слова.

И сегодня день ясный, солнце даже припекает. К паромной переправе мы поспели как раз вовремя, и вышло очень удачно: мою верткую и легкую повозку взяли вне очереди, и паром-самолет, движущийся силой течения реки, при заходящем в мареве солнце перебросил нас на левый берег Иртыша.

Ну вот и начало неведомого для меня нового мира. Какой дорогой теперь ехать? Надо обо всем хорошенько расспросить, прежде чем двигаться дальше. А сейчас где-то нужно стать на ночевку. Кругом у костров группы людей с возами, лошадьми. Медленно проезжаю, присматриваюсь, к какому табору мне пристать, освоиться, узнать о дороге и где коня выкормить.

Вот и таборы кончаются, и сумерки сгущаются. Все оказалось проще:

- Эй, паря! Сюда давай причаливай, уха готова!

И вот я уже выпрягаю Гнедого. Он успел выстояться, пока происходила переправная церемония, а теперь привязан к телеге со свежей травой и, фыркая, обмахиваясь хвостом, угощается в обществе серой кобылешки.

- Садись, гостем будешь...

Веселы, бодры эти чарские и георгиевские, все с шутками, прибаутками. Ждут своих, они уехали в губернию, шестой день ждут. Мои шаньги, лепешки были кстати, у них хлеб весь вышел. Чинно из ведерка угощаемся ухой, а потом разварной рыбой. У соседнего костра - староверы.

- Видал, как они отвернулись, когда ты мимо проезжал? Боялись, к ним пристанешь. А дальше куда ехать на ночь глядя?

Обычные шуточки в адрес соседей не прекращались. И те не оставались в долгу - отшучивались. В шутках нет ни злобы, ни пренебрежения. Антагонизм напускной - просто так, принято подтрунивать над кержаками. Чалдон хвастает: утром чайку пошвыркаешь, весь день снежку прихватываешь. В таком роде эти басенки.

Еще сегодня, выехав на равнину, я испытал состояние, похожее на тоску по оставленным местам и друзьям, от которых удаляюсь все больше и больше с каждым шагом коня. Думал о людях, скрывающих доброту внешней суровостью. Еще тогда, когда в амбарушке Лаврентия мы занимались шорным делом, мастеря конское снаряжение для моего путешествия, я знал, что не избегну этих чувств. В амбарушку приходили соседи казаки выкурить самокрутку и поделиться со мной своей бывалостью, рассказать невероятные истории. Как-то в шутку я обмолвился: а что, если мне не ехать? Василий Прокофьев даже изумился:

- Ну, Сергеич, это все одно как не родить... Засыпая в своей повозке, думаю, что новые люди, новые заботы и впечатления от новых мест вытеснят тоску по всему оставленному на правой стороне Иртыша.

* * *

Утром Гнедой оказался непривязанным. Он ухитрился высвободить голову из недоуздка и теперь стоит рядом с кобылой, друг друга почесывают. Но это не все. В соседнем таборе кто-то ночью созорничал - порвал мешок с овсом. На водопое Гнедой только губы замочил - успел и на водопой сбегать.

Водопой у колодца в Муюнкумах

* * *

О дороге узнал все подробности. Когда я уже сидел в повозке, старший в таборе, Степан, вновь повторив маршрут, глянул неодобрительно на хмурящееся небо:

- Вот тебе бы только до Владимировки добраться. Потом осмотрел коня, упряжь, колеса повозки:

- Доберешься, однако. Давай погоняй, пока кисели не развезло. В Егорьевке прямо к нам и заезжай, отдыхай, мы скоро прибудем, бог даст.

Опять поглядел на небо и вокруг:

- А то подожди, морочат...

- Нет, я ждать не буду.

Сразу же стали встречаться новые растения, какие-то астрагалы, а обычная здесь додарция с темными фиолетовыми цветами показалась мне экзотическим растением. Вот и солончаки - сухие, со снежно-белыми выцветами и сазы* - мокрые, вязкие, зловеще топкие. Теперь растительность - а она здесь только мелкая, травянистая - стала скудной, блеклой: коня не выкормишь. Дорога все тяжелее. Гнедой взмок. Следы колес при объезде сазов расходятся в разные стороны. Кто-то из казаков сказал: Много дорог - нет дороги. И я опасался сбиться с основного направления.

* (Заболоченные луга.)

До Владимировки, говорили, верст сорок. Проехал я не более десяти, как начался дождь. Тихий, обложной. И сразу потемнели солончаки. Вот они, кисели, начались. Курткой, мехом кверху, укрыл багаж, а сам сел в седло, заменяющее в моей упряжке седелку. Теперь без объездов шел через топкие сазы, погружаясь в соленую грязь почти по ступицу. А Гнедой великолепен. Делая один из объездов, я потерял дорогу, и, пока размышлял, Гнедой сам вышел на правильный путь.

Моя домотканая одежда - шабур*, шерстяная куртка и штаны-чембары** промокли насквозь, стали тяжелы и неудобны. А дождь льет и льет, теперь обильный, беспросветный. Боясь застрять в соленой топи, напрасно я высматриваю место, где можно было бы переждать непогоду, выкормить коня, - безнадежно. Остается - только вперед. Гнедой идет с необыкновенным упорством, будто чувствует ответственность за наш благополучный переход.

* (Зипун, армяк.)

** (Просторные холщовые шаровары.)

Все же к вечеру неожиданно подъехали к Владимировке, просто уперлись в глинобитные домишки. И спросить не у кого: ни людей, ни дыма из труб не видно. Неужели это и есть Владимировка? Уж больно несчастный и убогий у нее вид. Но вон там полоска зелени - река, а мне больше ничего и не нужно.

Теперь подул холодный ветер и дождь утих. Мы едем вверх по речке Чар, правым берегом. Ветер гонит низкие темные тучи, вот они разорвались, и проглянуло чистое, глубоко синее, как в горах, небо и - неожиданно - яркое солнце. Сразу стало веселей. От нас обоих пошел пар. Гнедой посматривает на зеленые лужайки, и мы свернули к наиболее привлекательной, недалеко от мутной речки.

Пока конь выстаивался, я разложил для просушки на береговой галечной площадке вымокшие вещи. Разводить огонь я не пытался, все, что могло служить топливом, предельно вымокло. Конь пасся стреноженный, а я пообедал еще оставшимися гостинцами моих друзей.

* * *

Проснулся совсем окоченевший. На востоке зарево: вот-вот взойдет солнце. Роса обильнее дождя. Холодно. Немного, пожалуй, осталось до инея. Мой подъем Гнедой приветствовал ржанием, трава съедена, несколько позволяла длина аркана, луг выстрижен. Стал собираться. Лучше сразу выехать, а остановку сделать, когда солнце будет в силе, тогда можно вымыться, вымыть коня и повозку - все в грязи.

Дорога хорошая, Гнедой уверенно входит в лужи от вчерашнего дождя. Солнце стало припекать; вот и подходящее место для стоянки: зеленый луг с голым бугорком посередине, тальник по берегу с сушняком и не у самой дороги.

Стали на бугорке. Повозка разгружена полностью. Все вещи разложены под знойным солнцем, а стреноженный Гнедой пасется на богатом лугу. Комаров и мошкары совсем мало. Можно воспользоваться солнцем, и я легко добыл огонь при помощи лупы. Дров вдоволь, вскипятил чай. Вымыл коня, повозку, вымылся сам и решил проехать сегодня еще немного, пока стоит отличная погода.

На ночевку стали поздно вечером, не доезжая села Чарское, в глубокой излучине реки.

* * *

За Чарским местность пошла обжитая, дорога более накатана, стали попадаться посевы.

Впереди виднеется возок. Поравнялся, чтобы обогнать: на возу свертывает козью ножку чернобородый крестьянин, под ним свеженакошенная желтая люцерна. Поздоровались. Зоркими глазами осмотрел чернобородый меня, коня и мою повозку, улыбкой удерживает меня. Протянул кожаный кисет. Едем рядом, шагом. Я достал огниво, трут, кремень, передал ему. Он с интересом рассматривает мой огнедобывающий комплект, на меня поглядывает:

- Баско, хорошо! Мастер сработал! Трут с гор - листвяжная губка и камень не наш, у нас такого, черного, нет. Как, верно говорю?

Я согласно кивнул и спросил, почему пшеница здесь обсеяна полосами проса.

- Ага, заметил. У вас там нет такого? У вас, поди, и кобылки этой проклятой нет. Начисто сожрет весь хлеб на корню. Ну, люди заметили, что проса кобылка не трогает, вот преграду ей и устраивают. Эта - что, только скачет, а вот как оттуда - он указал на восток - другая налетит, правда редко это случается, тогда ничего не поможет, все сожрет, без хлеба народ остается. И откуда, скажи, саранча эта на нашу голову?!

Я уже хотел прощаться и ехать вперед, но мой спутник, посматривая на ноги