Антуанетта и Пьеретта идут на войну

Credits

НАЗВАНИЕ: Антуанетта и Пьеретта идут на войну

АВТОР: Renée Reggiani

ПЕРЕВОД И РЕДАКТИРОВАНИЕ: Oksana Oliynyk

ИЗДАНО: Hashtagzero srls, Roma

ISBN: 9788899804121

© 2016 Hashtagzero srls

Первая цифровая публикация: 2016

Графический проект: Massimiliano D’Affronto

Это произведение защищено Законом о правах Автора

Запрещается любая публикация​

​

www.hashtagzero.it

info@hashtagzero.it

ВВЕДЕНИЕ

Кто из нас в юности не зачитывался романами Александра Дюма, похождениями его мушкетеров и славного Д'Артаньяна. В этом романе также можно найти мушкетеров, Д'Артаньяна, Людовика XIV, даже можно встретить фавориток французского короля Луизу де Лавальер и Атенаис де Монтеспан. Но не они являются протагонистами этого наивного романа-барокко, они только как фон, как что-то проходящее, чтобы только окрасить действия, происходящие во время этой истории.

Это история о двух девушках, которые не желают покорятся своей судьбе, которые не хотят выходить замуж за кого-то, кого они совсем не любят, испытывать горечь жизни и тяжелый труд в каком-то, забытом даже Богом, поселке.

Они решили восстать, и переодетые на мужчин начинают свой нелегкий путь. Две девушки: одна пламенная, энергичная и решительная Антуанетта, и другая, нежная, ласковая и набожная Пьеретта.

Нелегок путь, нелегка жизнь. Рэнэ Рэджанни иногда с иронией, иногда с горечью описала приключения этих двух девушек. Небольшие части, как сцены из жизни — она сумела немногими словами передать ужас войны, кровь и разрушения, радость новых открытий, сладость любви.

Иногда даже знаки препинания в ее романе теряются или ставятся не там, где надо. Иногда девушки говорят не совсем правильно, наивно, но ведь они две молодые необразованные девушки-крестьянки. Иногда от этого романа нельзя оторваться, и так и хочется открыть последнюю страницу, чтобы узнать- а чем все закончиться.

Эта книга для того, чтобы расслабиться, насладиться, возмутиться и просто провести время с хорошей книгой на диване.

ГЛАВА 1

Гордый, мягкий и пушистый, как грудки каждой из нас — мои все - таки немного теплее — снег покрывал всю деревню, деревья, солому на избушках. Мне иногда хотелось бы быть настолько умной, чтобы понять, почему внутри дома так холодно, почему так много снега и, черт подери, почему мы такие бедные.

Дерьмо, если бы господин викарий не был до такой степени упрямый к своим молитвам: любая вещь, даже самая худшая — это провидение. У меня, например, не знаю почему, появляется мысль, что Господь просто думает только о себе, или совсем не смотрит сюда вниз в Лотарингию, или говоря с достаточным почтением, ему совсем наплевать на эту нашу дыру  Вокуа. Хотя и здесь присутствуют шум и радость, а все потому, что где-то стреляют и где-то идет война.

Я, Антуанетта Жонгульт, понятия не имею, сколько войн идет сейчас, но точно знаю, что они были и продолжаются с тех пор как я родилась в 1656 году шестнадцать несчастливых лет тому назад. Может быть даже, что они прекращаются время от времени, как говорят старики, но это не имеет никакого значения, потому что эти паршивые войны ничего хорошего не принесли, кроме голода, разрухи и беды.

Кстати, я всегда голодна. И если бы не это большое счастье, что дедушка, бедняга, ест очень мало, думаю, что я бы была мертва давным давно -  долгая и худая, как человеческая сосулька; Пьеретта нашла бы меня, похоронила бы....и все — окончено. Может быть бы у нее застыли бы слезы на лице. Но кто бы тогда думал о дедушке, о корове, о коте?

Ты, кот, если ты двинешься еще хотя бы на миллиметр, то точно упадешь в огонь; иногда мне приходит в голову мысль, каким бы вкусным окорочком мог бы ты быть. Только мой страх перед мышами до сих пор спасал тебе жизнь, но ты, должна заметить это, свой долг исполняешь; я все таки мышей в этом роскошном дворце не видала.

Роскошный дворец! Кот, ну почему ты такой ленивец, не похож на Кота в сапогах, способного хотя бы что-то сделать с Маркизом Карабасом? Ты не способен ни на что...ну почему ты не пойдешь к Маркизу, не заставишь его превратиться в мышь и не съешь его? Возможно тогда я смогу получить роскошный дворец. Был бы к меня хотя кусочек кожи, я тебе бы пошила прекрасную пару сапогов, потому что сейчас ты, голый и босой, единственное, что способен сделать — это поджечь свои несчастные усики в этом бедном огне.

Господи, ну если ты есть, дай мне, пожалуйста, силы выйти из дома и взять несколько полен, чтобы приготовить нашу жалкую пищу.

Обед Маркизы Антуанетты де Карабас, ее благородного дедушки и ее надутого кота без сапог?

Ну что бы вы думали, жаренные куропатки, ветчина из кабана, душистый свежий хлеб, сладкое печенье, пудинг... пудинг из чего? Как, черт возьми, готовится пудинг?

Картошка, картошка, и для разнообразия иногда топинамбур. Немного молока; я могу считать себя достаточно счастливой — у меня есть корова. И, конечно же, я выйду замуж, поскольку у меня такое приданное. Скажем так, кто-то женится на моей корове и возьмет  меня в придачу.

Антуанетта приблизилась к окну — стеклянному листу (обладание им являлось само по себе невероятным), плюс еще внешний, тот, что из льда — ее поразила тишина. Снег не падает, и воздух, недвижимый, не дышит, густое дыхание какого-то таинственного простуженного гиганта. Она боится посмотреть в сторону речки: все равно там нет никого. Адальберт не придет, он не может придти -  как я растаяла, как кусок сала, когда он взял меня за руку, скрываясь, и держал мою ладонь в тот день все время, когда было крещение маленькой Магдалины Поиврон — Адальберт не принадлежит нашему селу. Не живет здесь, с нами. и Совсем не нужно и  глупо надеяться увидеть его. Наберись храбрости, Антуанетта, натяни свой шарф на голову и вперед.

Мороз огрел как плетью, и все ее тело застыло, затормозилось; ведро почти вырвало руку из плеча. Быстро, быстро. Лопата ломает блоки льда у фонтана. Дрова, те немногие, что остались, лежат как белая и плотная куча.

Там, в углу, после изгороди, другая куча с грязной шляпой наверху, с палкой вместо носа, два камня вместо глаз, старается казаться снежной бабой.

Но есть что-то странное в этой снежной бабе; она не вся белая. Антуанетта приближается с осторожностью к вылепленному снеговику, которого вылепили с хохотом и шутками глупые ребята с ее села. Сейчас, в это время и с таким морозом, нет никого вокруг, у кого есть огонь — тот находиться возле него.

Внезапно поднимается занавес из белого шелка, там далеко, за деревьями, за речкой: появляется красный диск, разрезанный пополам, недвижимый, замерзший. Разве солнцу может быть холодно. У него нет лучей, и в то же время отражение ползет, как злая ледяная змея, сюда, к этому странному снеговику.

На его неуклюжему телу возникают там и сям красные пятна; Антуанетта удивлена, поднимает голову; солнце, если его можно назвать таковым, уже пропало, и все кругом теперь стало серым и синеватым. Все, кроме тех пятен. И там снег тает, один глаз падает бесшумно: одноглазый снеговик смотрит на нее с поразительной печалью.

Матерь Божья! Ведро падает и Антуанетта сломя голову бежит к снеговику, начинает убирать снег замерзшими трясущими руками;  и вот появляется спина, исполосованная красными полосами, мокрая от крови, человеческая спина, безжалостно избитая.

ГЛАВА 2

Прялки крутятся, останавливаются, начинают снова колебаться в неуверенном свете живого масляного фонаря. Капля по капле принесли масло собравшиеся здесь женщины и девушки.

Тени чепчиков кажутся огромными и черными на стенах хлева, как крылья демона; тени веретен становятся алебардами дьяволов.  Что это? Запах серы. Женщина, даже самая чистая пахнет серой: по природе это грех, по выбору — ведьма.

И пусть здесь, в хлеву крестной Луизон, ведьм просто нет, кажется, что они есть, поскольку собрались только женщины. Многие чувствуют  на плечах ослиную кожу, под которой прячут таинственную красоту если не одежду, вытканную из неба, солнца, луны...и рано или поздно  какой-нибудь принц, генерал или граф заметит это и женится на них; так думают большинство замужних.

Воздух, теплый от ослиной кожи, от лошадей, от женщин; густой от снов, абсурдных мечтаний и выдуманных: кусков тканей, вышитых жемчугом, вуалей, королевских корон, хрустальных башмачков, очаровательной Голубой Бороды, накрытых столов и процессов.

Самый шикарный из них проходит сейчас через хлев под ритм низкого и акцентированного голоса крестной: «Жил — был король однажды...», но нет, лучше сказать: «Есть сейчас, этой зимой 1672 года, один король; он называется Людовик, четырнадцать раз Людовик, его королевство — Франция, и мы должны быть тихо и не рыпаться, потому что по первому своему желанию он скушает Лотарингию со всеми нами в придаток; он, такой богатенький задира, что если захочет, сможет купить нас, Франш — Конте, Фландрию, как уже он сделал это, и даже Англию.»

«Как купить?» - раздается голос Пьеретты за четырьмя спицами.

«С помощью золота. Король Людовик плавает в золоте.»

Дождь из золотых монет шумит в сене, соломе, в кормушках и в ведрах, на дровах и по картошке; золотится между репой и топинамбуром, пальцы задерживаются на шерстяных нитях, уже намотанных на веретено, желающие потрогать, только потрогать — взять себе — это было бы нечестно — только одну представленную себе золотую монету.

Лошадь пускает шумно воздух настолько вонючий, что представленные себе монеты сразу же исчезают.

«Что такое Англия?»- спрашивает маленькая Джоанна, занятая распутыванием мотка пеньки для прялки ее старшей сестры Мишель.

«Это остров, огромный остров, как раз напротив Дюнкерка, там наверху, на севере»  - отвечает ее мать Шарлотта.

«Очень важное королевство» - продолжает Луизон, - «самое важное после Франции и Испании. Но его король продал королевство».

«Но ведь королевство не корова!» - удивленно поднимает брови Шарлотта.

«Конечно же нет» - соглашается крестная - «но король, если захочет, может продать свое королевство, и все равно оставаться королем. Тот пьяница Карл II получил целую гору монет от Людовика XIV».

«А он красив, король Людовик?» - мечтает во весь голос Катерина, обрученная и скоро замужняя.

На минуту задумавшись, Луизон продолжает - «знаете, тяжело сказать что-то про королей с этими их одежными фанфаронами и шляпами на штучных накрученных волосах, вот такой длины» - и показывает плечи.

«Штучные волосы?» - маленькая Джоанна не может сдержаться чтоб не засмеяться.

Смех ползет, прыгает от  одного рта к другому, от красных губ к губам, отмеченных морщинами и взрывается.

Луизен продолжает рассказывать: «когда ему готовят стол для обеда, он садится в хорошо надвинутой шляпе с множественными перьями, рядом королева, потому что королевы могут садиться рядом со своим мужем и обедать с ним, в то время как Катерина, или Шарлотта, или даже уважаемая всеми крестная как Луизон, должны обслуживать своих мужей стоя между камином и кастрюлями. Но в концов также придворные, гвардии, принцессы, принцы и графы также стоят и смотрят как ест король. Он ест руками, потому что даже если он король, он все равно человек».

Пьеретта не совсем уверенна в этом: другие короли могут даже быть людьми и мужчинами, естественно они отличаются от крестьян (это и ежу понятно), но все равно сделаны из костей и мяса; Людовик  XIV нет. Он слишком богат, слишком силен, слишком далек. Она даже подозревает: и если он Бог? И быстро крестится.

Но Антуанетты еще не видно: она пропустит все об обеде короля. Эта сказка отличается от других, потому что все правда: от начала до конца.

«Хорошо» - продолжает Луизон - «вы должны бы знать, что невестка короля Людовика была англичанкой, ее звали Генриетта, и была она сестрой того, неспособного ни на что, Карла II. Как все было, и как не было, но два года тому назад, в 1670, король Людовик дал задание Генриетте, но это в большом секрете, поехать в Англию; в том случае, и только в том, Мадам, так ее все называли, получила титул Посла; она должна была уговорить своего брата  Карла II разорвать союз с Голландией, чтобы заключить союз с Францией. Конечно же не бесплатно, а под звуки золотых монет. Мадам Генриетте заставила его стать даже католиком, так что и в деле Людовика также преуспела; но когда она покинула Англию, его отравили».

Сенсация. Все прялки, кроме той, что у крестной, останавливаются; все быстро крестятся.

«И кто это был?» - спрашивает Пьеретта как только может говорить.

«Протестантский заговор» - произносит Шарлотта.

Луизон улыбается коварно: «Да ну тебя. Никогда не угадаете. Это был ее муж.» У нее свои источники секретов, возможно продавцы, что проходили через село? Возможно бродячие цирюльники, что ходят от села к селу? Возможно муж садовник в замке маркиза де Флери, что недалеко от Вокуа? Возможно, господин викарий? Или может быть, даже она сама, единственная акушерка на множество километров вокруг? Не имеет значения, она знает все. Она понижает голос: «В конце концов, чего можно ожидать от человека, который спит с мужчинами?»

Пораженное «Ооо» выдыхается со всех гортаней, и все иглы, прялки и веретена начинают крутится с яростью.

Решительно, приходит к заключению Пьеретта, Людовик — не Бог.

Луизон восклицает: «Но большая проблема в том, что Франция хочет прибрать себе к рукам Голландию», и заключает неумолимая - «и мы окажемся снова в самом начале, смерть, кровь, разрушения, насилия, голод, болезни — это главная мужская способность, то есть мужчин, которые даже помочиться не могут и с первой раной плачут как резанные ягнята, но войны! Эти им нравятся больше всего, они не могут, чтоб не делать из себя героев, потому что, в конце концов, дома остаемся мы, чтобы нести на себе бремя всего остального».

В это время открывается дверь, и вместе с морозным ветром, вваливается Антуанетта, вся грязная и потная, с руками, запачканными кровью.

ГЛАВА 3

Все поднялись быстро на ноги, окружая Антуанетту. Ей сразу нашли местечко, чтобы сесть; утешают ликером с размоченного топинамбура, у которого есть множество качеств. Каждая хочет что-то сказать, путаница прям таки фанатическая.

В конце концов, Луизон восклицает: «А ну все тихо! Что, черт побери, случилось?»

«Недалеко от дома я нашла того парня, что не из нашего села, Адальберта, избитого до крови молодыми горячими головами из нашего села» - рассказывает Антуанетта.

«Всему виной твоя корова» - комментирует Луизон.

«Но я не могу ведь убить ее из-за этого».

«Конечно нет» - говорит безапелляционным тоном Луизон - «но и так всем ясно, что кому то ты приглянулась. Эти мужчины, если нет одной войны, то есть другая, никто извне села не может смотреть на красивую девушку. А ты ведь хорошая партия.»

Антуанетта пожала плечами.

«У тебя нет ни братьев, ни сестер, и когда твой дедушка уйдет под землю — дом, поле, небольшой кусок леса — все будет твоим. И, конечно же, ничто не должно попасть в руки чужаку».

Чужак? Адальберт? С ласковыми глазами и светлыми волосами? Разве кто-то, кто рождается всего за несколько километров от Вокуа - уже чужак?

«Помогите мне, пожалуйста, Луизон. Адальберту плохо, у него температура, его очень сильно побили те ненормальные. Я умудрилась затащить его в хлев, но теперь не знаю, что делать» - просит Антуанетта.

Еще никогда не было видно такого заговора; всего за один момент веретена, прялки, иглы, шпицы, шерсть и пенька поставлены в сторону; одна из женщин стает на стражу между окном и дверьми, другие исполняют приказы крестной. Пьеретта бежит быстро домой, чтобы украсть одно яйцо у своей матери и Шарлотта в сторонке разбирает своего маленького сына, чтобы