Лямель и принцесса Нарла: Роман-фэнтези, роман-сказка

Глава I

Когда-то давным-давно, во времена волшебства и чудес, в прекрасном городке с крепостными стенами и зубчатыми замками жил юный поэт. Его ласковые фразы манили сладострастным духом всех, кто прислушивался к нему. Даже бутончики на время раскрывались, стараясь полностью вникнуть во весь смысл его строк. Однажды летним вечером, когда раскалённая докрасна звезда опускалась за горизонт, поэт, сидя у кондитерской, вдыхал аромат свежеиспечённых булок и, глядя на облака с причудливыми формами, придумывал новые куплеты. Так он просидел весь вечер, пока город не начал зажигаться яркими огнями и гирляндами. И в этот самый миг, отвлёкшись от своей думы, поэт увидел в одной из башен неприступного замка сквозь шёлковую занавесь прекрасный силуэт. Образ был настолько изумителен, что робкое сердце поэта в тот же миг начало биться в один такт с загадочной тенью. Хоть и поэт много писал о любви, сам он не сразу догадался, что отныне сердце и душа его принадлежат таинственной незнакомке, что возникла словно мираж в безлюдной пустыне еще юной, не пережившей любовных бурь душе. Он, застывший, глядел в окно, где нежное создание, сидя у зеркала, расчёсывало локоны. «Я никогда не видел ничего более прекрасного», — мысленно подумал Лямель, даже не заметив, как мысли его невольно прозвучали вслух.

— Дочь короля Балруса, принцесса Нарла, будущая королева Кесгора. Не твоего поля ягода, парень, — прозвучал из-за спины хриплый голос кондитера, уже закрывавшего лавку. — Сдаётся, вижу очередное разбитое сердце, — он усмехнулся и, прихрамывая на правую ногу, скрылся где-то в тёмном переулке.

Поэт ещё долго не мог прийти в себя от увиденного. Собирая тетради со стихотворениями, он отправился в своё жилище, неся в сознании печать чего-то чудесного и недосягаемого. Мир начал существовать для него в двух измерениях: мир, где есть она, и мир, где её нет. Всю ночь он находился между сном и явью где загадочный силуэт не переставая возникал перед ним. Всю ночь он лежал в постели и боролся с бессонницей. Загадочный силуэт девушки возникал перед ним. Он не видел лица её, не знал, какая она. Он твёрдо знал лишь одно: с этих самых пор не жить ему без неё, без любви, что поселилась в нём и так ревностно охранялась сердцем.

Настало утро. Рассвет только-только начинал резать кромешную тьму ночи, где-то поблёскивая алым светом. Юный поэт так и не смог уснуть, выжидая время, когда вновь очутится у её окна и когда старый булочник снова откроет свою лавку, дабы расспросить о ней. Он оделся как обычно, взял с собой неразлучную тетрадь и прошагал по каменистой дороге, коротким путём добираясь до кондитерской. Аромат свежего хлеба уже за несколько кварталов выдавал присутствие булочника. Заворожённый предстоящими ответами на свои вопросы, он зашёл в лавку.

— Доброе утро, дядя Фамос.

— О! Добро пожаловать, Лямель. Кстати, ты совсем вовремя, похвастаюсь своими печеньями. Смелей, дегустируй первую партию, — сказав это, булочник проник с перчатками в печку.

— Я пришёл…

— А вот и булки посыпанные сезамом! Полакомься, смелей! — не дав парню даже закончить фразу, предложил дядюшка.

Лямель, доедая пирожок, с полным ртом продолжил:

— Я пришёл… Ну, вы, наверное, догадываетесь зачем…

— Ну, конечно, догадываюсь, ты часто здесь бываешь, сидишь себе тут и придумываешь куплеты, а ещё пробуешь мои шедевры, — Фамос добродушно, почти с отцовской улыбкой улыбнулся.

— Да, вы правы, дядя Фамос, но на этот раз я пришёл совсем по иным причинам. Я хотел бы…

— Расспросить о ней? — старик бровью указал вверх, и если его брови смогли бы превратиться в стрелы, то наверняка они застряли бы у окна принцессы.

Лямель смущённо, но одобрительно кивнул в ответ.

— Ну что ты хочешь узнать? Она принцесса — ты бродяга. Такие, как мы, не должны знать больше. Да и зачем? — утомлённо ответил старый булочник.

— Но всё же, дядя Фамос, помогите мне. Хоть чем-то. Что она любит, когда бывает у окна, да и вообще какая она, Нарла?

— Сынок, — Фамос снял перчатки и сел рядом с поэтом, положив руку на его плечо, — если помнишь, я уже говорил, что скоро она должна стать королевой Кесгора. Герцог Мелзор из Кесгора уже год как приезжает сюда, постоянно добиваясь руки принцессы. И, кажется, скоро король окончательно решит связать судьбу своего единственного чада именно с герцогом. Я тут вижу всё.

Лицо поэта чуть исказилось, выдавая глубокое разочарование.

— Как она выглядит? Расскажите, молю вас, — вымолвил парень.

— Эх, не хочется тебе сердце разбивать, да вот ты сам напрашиваешься. Ладно, так и быть, расскажу, — и старик принялся описывать небывалую по поверьям красоту принцессы: — У принцессы Нарлы чёрные, как мрак, кудрявые локоны, словно сама ночь объяла их, нежная, как эльфийский бархат, кожа, прекрасные губы сочнее алых гранат и необъятно глубокие глаза, в бездне которых можно неминуемо утонуть…

Лямель увлечённо слушал, стараясь уловить в своём сознании каждую мелочь, каждую деталь и воспроизвести её образ перед глазами.

— Это всё, что дядя Фамос знает о принцессе, сынок. Ты уж прости, ничем больше помочь не могу, — булочник, надев перчатки, вновь принялся за дело. — Ещё булок?

— Нет, дядя Фамос, я, наверное, пойду. Спасибо за всё, — сказав это, поэт направился к выходу.

Когда он был уже на пороге, булочника словно озарило:

— А ещё, юнец, слыхал я, что Нарла очень любит книги и хорошие стихи. Ну давай, до скорого, поэт.

Не знаю, показалось ли Лямелю или же булочник намеренно произнёс данную фразу, посадив в его душе зёрнышко надежды, но именно с этой фразой и начались все дальнейшие приключения юного поэта.

Лямель, поражённый последними словами дядюшки Фамоса, молча вышел. На лице его уже был виден проблеск той самой надежды. Возвращаясь домой, он нёс в себе одну-единственную мысль: «Я должен её увидеть».

Весь день Лямель размышлял: как зайти за внутренние ворота, как попасть в сам дворец и наконец — как увидеть принцессу. Сама идея всего этого казалась абсурдной, но упрямство не позволяло сдаваться. Наконец, проголодавшись, Лямель вышел из дома и направился к тётушке, проживающей недалеко за переулком. Он часто туда ходил, особенно когда ощущал острый голод и бессилие что-нибудь приготовить. Тётушка Мильга жила одна, так что помогать в саду и в огороде приходилось Лямелю.

— День добрый, — произнёс поэт, — что там у моей любимой тётушки на обед?

— А вот и мой маленький племянничек пожаловал, — с искренней улыбкой на лице встретила она Лямеля. — Ну какая разница? Ты ведь считаешь вкусным всё, что я готовлю?

Он крепко обнял её и поцеловал в щёчку, вдохнув свежий аромат накрахмаленного воротничка. За обедом тётя начала свой обычный монолог относительно будущего:

— Сынок, сколько ты будешь мне помогать тут? Тебе пора уже и заняться своим собственным делом. Дед твой был оружейником, а отец — главным стражником в королевской гвардии. Да храни Господь их души, — шёпотом вымолвила тётушка. — Сколько ты будешь тратить оставшиеся деньги? Они ведь когда-нибудь закончатся. Ну, так займись чем-то.

— Тётушка любимая, не хочу я быть ни тем, ни другим. Вот ты работаешь во дворце, тебе это нравится. А я не для этого, — возразил Лямель, — в четырёх стенах, даже в королевских, я не буду чувствовать себя счастливым. А ведь это самое главное.

— Но стихами и книжками желудок не накормишь… — произнесла тётушка Мильга, накладывая любимому племяннику добавку.

Лямель, пережёвывая рагу, думал обо всём сказанном, смотря в пустоту. Но в этой пустоте он видел лишь силуэт принцессы, которая плавно причёсывала локоны. Не отрывая взгляда и будто осенённый, он произнёс:

— Я буду продавать книги. Да, да, точно! Я стану продавцом книг, — восторженно смеясь и разжигая огонь энтузиазма, продолжал он, — ха-ха, у меня будут самые лучшие и интересные книги в мире, — воодушевлённо промолвил он на одном дыхании. Затем встал и, пританцовывая, ушёл из дома, поцеловав в щёчку тётушку. Тётушка уже давно привыкла к подобным порывам творческой души и, не задавая лишних вопросов, отпустила племянника с его, как ей порой казалось, бредовыми мыслями.

Руан как всегда уснул в кресле после вкусного и сытного обеда, так и не дочитав и пол-листа уже год как начатой книги. По мнению Руана, книга была довольно интересной, и расставаться с ней он не хотел. Однако дочитать её окончательно не позволяла лень. В эти умилительно-сладкие часы его мог разбудить только Лямель, что тот и сделал сегодня, не переставая стучать другу в дверь. Руан с огромной неохотой встал и, раздражённо ворча себе что-то под нос, пошёл открывать замо́к, даже не задумываясь, кто это. Не успел Руан приоткрыть дверь, как Лямель молнией ворвался и с порога, не здороваясь, быстренько начал делиться свежей идеей.

— Ты что, свихнулся? Ты хочешь истратить всё немногое на вот эти книги? — спросил Руан, указывая на ту, которую мучил месяцами.

— А кстати, берём и эту. Тебе уже вредно её читать.

— Э-эй! — не успел Руан что-либо промолвить, как его импульсивный друг, выхватив книжку из его рук, бросил её в старый мешок, уже набитый домашней библиотекой.

— Руан, дружище, ты пойдёшь со мной в Урго? — решительно спросил поэт.

— Кто, я? Конечно же, нет. Ты с головой не в ладах! — сказал тот и провалился безразличным видом в своё тёплое кресло, укутываясь одеялом и вдобавок зевая.

Уже на следующей заре повозка, запряженная Руаном, тронулась. По дороге Лямель успел поведать другу о принцессе Нарле, о том, что испытывает к ней, и о навязчивом желании увидеть её хоть раз. Он говорил, что идея с книгами — единственный шанс осуществить мечту. Лямель без умолку делился, до мелочей описывая всё то, что успел услышать от булочника, читал стихи, уже посвящённые ей, перечитывал старые записи. А Руан в свою очередь рассказывал много интересного и познавательного, поэтому дорога в Угро не показалась друзьям долгой и нудной.

Угро славилась своей гильдией магов и вкуснейшей черникой, собираемой карликовыми эльфами на склонах гор восточной Пиларии, что граничила по поверью с волшебным Мервильским лесом. Лямель и Руан недолго возились с поисками книг, так как здесь на каждом шагу можно было увидеть торговцев разной утвари, ростовщиков и даже, если повезёт, целый караван. Конечно, выманить книгу у чародея было сущим адом, и половина из них запрашивала взамен душу. Да ну их, чародеев, зато гномы с радостью меняли книги на деньги, хотя ничего познавательного в них не было. Приобретая дюжинами книги, Лямель мысленно представлял себе, какие из них могли бы понравиться принцессе. И, покупая нечто ценное, радовался, словно дитя. А Руан только лишь складывал книги в телегу с тем же безразличным видом, считая эту идею бредовой, а друга сумасшедшим. Он не понимал, как столь абсурдная мысль может зародить такую надежду.

— Ну, Лями, всё уже, телега переполнена. С таким-то сокровищем тебя непременно посвятят в рыцари в стране книжных червей, — с язвительным смехом подразнил он друга.

— Твой сарказм уже давно на меня не действует. Придумай что-нибудь пооригинальнее, — ответил ему Лямель. — Кстати, сколько у нас осталось? — указывая на маленький бархатный узелок, спросил он.

— Сейчас взгляну, — Руан, вздыхая, осмотрел мешочек с деньгами. — Семнадцать грунов.

— Как семнадцать? — раздосадовано переспросил друг. — И всё?

— Ну, конечно, дружище. Если покупать всё подряд, останется именно столько. Ну, если мы будем экономить…

— Экономить? Пять дней дорога. Да и ещё лошадь надо кормить. У нас денег не хватит.

— И какие есть предложения? — промолвил Руан в манере «между прочим».

— В обход! — ответил поэт. — Через лес, мимо Пиларии.

— Не знаю, Лями, молва о лесе недобрая, — насторожился Руан. — Сами эльфы удовлетворяются сбором черники, не заходя вглубь. А там, говорят, черника отменная.

— Тогда за черникой!

Днём лес казался совсем обычным, и друзья даже периодически посмеивались над трусостью местных эльфов, страшащихся добродушной чащи. Густая листва, почти не позволяющая солнечным лучам прокрасться в гущу, вот, пожалуй, то единственное, что настораживало друзей. Она затмевала всё каким-то странным полумраком. А в остальном всё было так, как того хотелось душе: пели птицы, разносился запах свежей травы и вкуснейшей черники, коей было много. Погода обещала быть спокойной, а обратный путь — удобным. «Мервиль был не таким уж и страшным местом, как привыкли описывать угримцы», — подумалось путникам. Лямель и Руан шли по тропинке, поедая остатки жареного ореха и знаменитую мервильскую чернику, растущую вдоль всей дороги. Поэт, как всегда, мечтал, иногда что-то записывая в своей изношенной тетради, а его приятель всю дорогу по несколько минут просматривал купленные им книги, безнадёжно стараясь найти в огромной груде ту самую, которую он так нудно дочитывал уже невесть сколько времени. Вдруг лошадь резко остановилась, взволнованно фыркая и приподнимая копыта. Друзья подняли взор — перед ними была развилка.

— И куда же надо свернуть? — спросил Лямель, но ответ пришёл не сразу, лишь пересеклись брови. В задумчивости он стал поглаживать подбородок.

— Но ведь здесь вообще не должно быть распутья, — ответил Руан после небольшого раздумья. — Старый лесник ничего об этом не говорил. Там должна была быть прямая дорога без поворотов и развилок.

— Да, интересно, куда она ведёт? — задумчиво спросил поэт. — Ладно, одна в Зареб, а другая?

— А другая в никуда, ха-ха-ха, — резко прозвучал тонкий и наглый смех.

Друзья удивлённо и с настороженностью переглянулись.

— Кто ты? — произнёс Руан.

Внезапно из-за кустов выпрыгнул крохотный эльф, размером чуть больше кота и с растянувшейся до ушей ехидной улыбкой. Его рваная одежда вся была испачкана пятнами черники. Глаза горели неистовым лукавством, а маленькие грязные руки почему-то постоянно чесались.

— А вот никуда! — его противный смех вновь пролился по лесу. — Вы, господа, видимо, хотели бы не заблудиться? — с какой-то язвительной вежливостью продолжил он. — Я и только я знаю верную дорогу, — промолвил эльф, переполняясь гордостью оттого, что знает то, чего в данный момент наверняка