Глубокая Тишина

посвящается

Глава 1

Mare liberum¹

Февраль 1948 года

— Решилась всё-таки? — покачал головой Джонатан Редди, глядя на свою собравшуюся в путь подчинённую. Вернее, бывшую подчинённую начиная с сегодняшнего дня.

— Других предложений всё равно нет, — пожала плечами невысокая молодая женщина. С собой у неё были увесистый чемодан и небольшая сумка. Привычную юбку сменили удобные брюки, а длинные и густые каштановые волосы она заплела в косу.

Почти целый год Клара Янсен исполняла обязанности бухгалтера, секретаря и переводчика в маленькой торговой конторе господина Редди. Небольшой, но дружный и хорошо сработавшийся коллектив — о чём ещё можно было мечтать? Разве что о мире и покое в стране, лишь недавно получившей независимость от Британской империи и ещё не научившейся разумно этой независимостью распоряжаться, о чём свидетельствовали события последних двух лет. И хотя Джонатан Редди считал становление Индии как независимого государства делом благим и необходимым, националистические идеи он наполовину индус, наполовину англичанин — не приветствовал, от кого бы они ни исходили. Того же мнения он придерживался и о религиозных распрях. Увы, Бенгалии её давние конфликты на религиозной почве ещё до обретения независимости приносили лишь потрясения, а теперь противостояние мусульман и индусов лишь обострилось. Какое-то время Редди надеялся, что всё как-нибудь успокоится. Даже после кровавых волнений в августе сорок шестого года, стоивших жизни многим калькуттским мусульманам. Вскоре после этого Калькутту и вместе с ней всю Западную Бенгалию наводнили беженцы-индусы из Восточного Пакистана², а мусульмане, наоборот, были вынуждены перебраться на восток. Тогда Редди, не участвовавший в погромах и резне, ещё надеялся, что всё успокоится и дела пойдут как прежде. Однако и его долгому терпению пришёл конец. Больше работать в Калькутте он не желал и не мог.

Три дня назад он объявил работникам, что закрывает контору, а сегодня, по завершении всех дел, распустил их, честно заплатив выходное пособие. Клара оставалась последней. По причине, которую он и сам себе не мог объяснить, Джонатану было неудобно перед своими бывшими работниками. Да, он заплатил им, но, уезжая, он будто разрушал их маленький островок покоя.

— Ты не единственный, кому в этом городе стало неуютно, — добавила она, убрав деньги во внутренний карман лёгкого жакета.

— Да, но идти работать на корабль... Это тяжело, к тому же там одни мужчины.

— Как и у тебя, вообще-то, — улыбнулась Клара.

— Но мы-то не в море.

«Есть, куда бежать», — мысленно добавила она.

— Ничего, я смогу о себе позаботиться.

Действительно, невысокая и хрупкая с виду голландка была вовсе не беззащитна. По крайней мере, так полагал Редди. Он знал, что его исполнительная и любезная подчинённая уже три года живёт и путешествует одна и всегда имеет при себе заряженный револьвер. Впрочем, несмотря на внешние спокойствие и уверенность, выглядела Клара бледно, а её глаза лихорадочно блестели. Всё-таки нервы у неё не железные, отметил Редди.

— Отчего ты не едешь домой? — предпринял последнюю попытку Джонатан.

— Не готова ещё, — уклончиво ответила Клара. — Ладно, мне нельзя опаздывать. Передавай привет жене. Я обязательно напишу вам в Бомбей.

Редди пожал ей руку на прощанье и пошёл закрывать помещение, а Янсен поспешила в порт. О том, что её следующим местом работы станет корабль, Клара и сама не знала до позавчерашнего вечера.

* * *

Вечером двадцатого февраля Клара Янсен возвращалась домой в очень плохом настроении. Контора, в которой она проработала почти год, закрывалась, и она плохо представляла себе, что делать дальше. Вряд ли ей удастся снова найти здесь приличную работу. Во-первых, таких свободных от предрассудков людей, как Джонатан Редди, откровенно мало. Во-вторых, обстановка в Индии, да и в Азии в целом стремительно накалялась.

— Эй, мисс!

В сгустившихся сумерках из переулка вынырнул человек, при появлении которого рука Клары сама собой оказалась в сумке и нащупала там «энфилд». Лёгкий британский револьвер ей вручили ещё осенью сорок третьего года, но стреляла она из него до сих пор лишь дважды и оба раза в воздух.

Её окликнул мужчина лет тридцати. Широкоплечий и крепкий, он смотрел на Клару с высоты своего двухметрового роста. Давно нестриженые ярко-рыжие волосы и того же цвета недельная щетина, покрывавшая щёки и квадратный подбородок, придавали ему весьма свирепый вид. По крайней мере, когда он не улыбался.

— Мисс Янсен, я ничего вам не сделаю.

— Кто вы такой? И откуда вам известно моё имя? — опешила голландка.

— Уильям Аркарт, — представился незнакомец. — А с именем всё очень просто: надо всего лишь поставить выпить правильному человеку. Есть у вас в конторе такой парень — Адур Сингх. Пить совсем не умеет, зато разговорчив. О вас отзывался очень хорошо, — Аркарт показал в улыбке белые, немного неровные зубы. — Красива и неприступна, как чёртов Эверест.

— Какая чушь! Что вам нужно?! — напряжённо спросила Клара, прикидывая свои шансы убежать от него.

— Я просто пошутил. Пьяный Сингх сказал, что вы знаете индонезийский и бирманский. Это так?

— Да.

— И послезавтра вы потеряете работу, если он ничего не напутал. Нам на корабле как раз нужен человек вроде вас.

— Кому это «нам»? — подозрительно сощурилась Янсен, хотя возможность убраться из Калькутты и в то же время не возвращаться в Нидерланды показалась ей до крайности заманчивой.

— Команде корабля Alta silentia, — без утайки ответил Аркарт.

— «Глубокая Тишина», — перевела она с латыни. — Какое странное название.

— Капитан у нас не из болтливых, — несмотря на свою разбойную внешность, Уильям продолжал дружелюбно улыбаться, и выглядело это совершенно искренне. — Возим грузы. В основном в Австралию. Никакого опиума, мы честные люди.

— И вам нужен переводчик?

— Не помешает. Лёгкой жизни не обещаю, зато получите свою каюту и процент от выручки. Кстати, вы готовить умеете?

— Умею.

— Тогда послезавтра приходите в порт к четырём часам. Прямо с вещами. Капитан не любит опозданий. Вас домой проводить?

— Нет, спасибо, я сама дойду.

— Soraidh³.

Уильям Аркарт снова растворился в сумерках, будто и не беседовал с ней всего несколько секунд назад, а голландка прихлопнула севшего ей на шею комара. Насекомые здесь просто не давали покоя.

По дороге домой она обдумывала предложение Аркарта. Сделано оно было совершенно неожиданно, в необычной форме и пришлось как нельзя кстати. Как правило, Кларе приходилось самой искать работодателя, и это редко оказывалось лёгкой задачей. Сам факт того, что её нашли и предложили место на корабле, одновременно заинтриговал и насторожил переводчицу. Оставалось лишь решить, что делать, когда Джонатан закроет контору. С одной стороны, у неё будет достаточно денег, чтобы отправиться домой, что на данный момент было для неё нежелательно, а с другой — шанс рискнуть и принять предложение.

* * *

Город в дельте Ганга, бывший некогда столицей Британской Индии, шумел, не умолкая ни на минуту. Какие волнения ни потрясали бы страну, Калькутта была и оставалась шумной, пёстрой и весьма беспокойной, словно огромный улей на два с лишним миллиона пчёл.

Шустрый рикша привёз Клару сквозь запруженные людьми улицы в порт, где Ганг неспешно нёс свои мутные воды к Бенгальскому заливу. По пути она, не забывая поглядывать по сторонам, снова взвесила в уме правильность своего решения. Что, если Уильям Аркарт не тот, за кого себя выдаёт? Что, если команда на корабле окажется сборищем дикарей? У неё не было иллюзий относительно того, сможет ли она в случае чего отбиться даже от одного такого, как Аркарт. Однако любопытство, желание покинуть Индию и появившаяся в последние годы привычка рисковать перевесили опасения. К тому же Аркарт был далеко не самым неприятным человеком из тех, кого она встречала в жизни, а на внешнюю неотёсанность она уже давно перестала обращать внимание.

Расплатившись с рикшей, Янсен окинула взглядом стоявшие у пристани грузовые корабли. Однако найти упомянутую Аркартом «Глубокую Тишину» она не успела. Рыжий знакомый нашёл её раньше.

— Пришли, значит. Отлично, уважаю смелых, — Уильям возник рядом, будто только её и поджидал. — Позвольте-ка, — он решительно забрал у неё чемодан. — Как вы его таскаете, а? Что там? Камни? Золото? Половина экспонатов из местного музея?

— Пара книг и остального по мелочи, — невольно улыбнулась Клара. — Ваш капитан не передумал?

— Нет, только механика дождёмся, — ответил Аркарт оглядываясь. — Предыдущего пришлось выгнать.

— За что?

— За то, что идиот косорукий. Так что повезло мне, что я вас двоих отыскал. Индийцев капитан брать не хочет.

— Почему же? — она убрала выбившуюся прядь волос и стёрла выступивший на лбу пот. — Предрассудки?

— Нет, просто их английский чёрта с два поймёшь. Нам одного Штефана хватает с его тарабарщиной, а англичане...

— Больше берут? — насмешливо спросила она.

— Ага. Кроме того, я терпеть не могу англичан, — осклабился он.

— А вы...

— Я из Инвернесса⁴, — гордо ответил Уильям.

— Капитан мог бы уволить вас и нанять столько англичан, сколько захотел, — заметила голландка.

— Во-первых, он меня никогда не вышвырнет. Потом поймёте, почему. А во-вторых, капитан их тоже терпеть не может, хотя никогда не признается.

Здоровенный шотландец возвышался над толпой будто дозорная башня и продолжал высматривать нового кандидата в корабельные механики. Минуты шли. Клара чувствовала, что блузка от пота уже прилипла к спине. Наконец, Уильям высмотрел, кого хотел. Рослый, но болезненно худой брюнет с чемоданом в руке протискивался сквозь толпу. Он ловко увернулся от женщины в оранжевом сари, настойчиво предлагавшей ему купить жаренных со специями пауков-птицеедов, и тоже довольно быстро заметил Аркарта, благо с толпой рыжебородый верзила не слился бы, даже будь у него такое желание. Когда он подошёл, Янсен заметила, что нос ему раньше явно ломали. Возможно, даже не один раз.

— Все в сборе, — заявил Уильям, не тратя времени на дальнейшие разговоры. — Пошли к капитану.

Он уверенно повёл их вдоль пристани, пока они не увидели небольшой сухогруз. На тёмно-синем борту ярко белело название: Alta silentia.

— Симпатичный кораблик, но маленький, — прокомментировал брюнет с заметным восточноевропейским акцентом.

— Мы на этом «кораблике» Тихий океан переплыли, — парировал Уильям.

— Беру свои слова назад.

Капитан ждал их на борту и курил. Конечно, Аркарт предупредил его, что нашёл подходящих людей, но сказать, ждёт ли этот человек пять минут или час, было невозможно. Пока они поднимались на борт, капитан выбросил окурок в воду, не спеша вынул из кармана портсигар и прикурил новую сигарету.

— Значит, так, — Уильям твёрдо намеревался довести свою дипломатическую миссию до победного конца. — Это вот механик, Хенрик Крае... эм... Будь другом, напомни.

— Хенрик Краевский, — напомнил механик.

— А это ваша землячка, — продолжал Аркарт. — Клара Янсен.

— Вы тоже голландец? — улыбнулась Клара.

— Мартин Петерс, — сухо представился капитан и задумчиво затянулся.

Ему было около тридцати пяти, но, как и многие мужчины его поколения, Петерс выглядел старше своего возраста. Высокий рост и безукоризненная осанка позволяли ему ни на кого не смотреть снизу вверх. Нестриженые пепельные волосы торчали из-под капитанской фуражки, а с правильного, но мрачного и обветренного лица смотрели очень светлые серые глаза. Смотрели холодно и оценивающе.

— Вы поляк? — осведомился он у Краевского.

— Да.

— Какими языками владеете?

— Польским и немецким. Английский знаю хуже, но для работы и общения хватает.

— Имеете техническое образование и опыт работы с дизельными двигателями? С дизель-генераторами?

Хенрик кивнул, а Петерс перевёл взгляд на Клару.

— Я владею голландским, немецким и английским. Хорошо говорю по-индонезийски и неплохо по-бирмански. Сносно знаю латынь. И у меня есть рекомендательные письма. Это то, что надо? — оттараторила она прежде, чем он успел спросить.

— А ещё она готовить умеет, — добавил Уильям. — В любом случае лучше нас всех.

Капитан молча смотрел на вновь прибывших, а Клара руку бы дала на отсечение, что знает, о чём он думает. Наверняка он считал Хенрика слишком измождённым и болезненным для тяжёлой работы и долгого путешествия. Впрочем, внешность нередко бывает обманчивой, иначе Краевский не добрался бы до края света. В её же случае всё было ещё хуже. Оставалось лишь надеяться, что капитан человек без предубеждений и время его поджимает. Вряд ли этот каменный истукан проявит к соотечественнице снисхождение, если у него зародится хоть тень подозрения, что она подорвёт дисциплину на корабле.

— Ты сказал им, что работа не из лёгких? — капитан бросил в воду второй окурок.

— Конечно, — кивнул Уильям.

— Что ж, хорошо, — он заложил руки за спину, продолжая сверлить механика и переводчицу испытывающим взглядом. — На корабле есть свободные каюты, так что вы можете рассчитывать на определённую приватность. Алкоголь не запрещён, но тот, кто напьётся во время плаванья, будет высажен в ближайшем порту. Курение опиума, морфий и тому подобные вещества запрещены. Любой, пойманный на воровстве, рискует оказаться за бортом. За десять процентов от выручки я жду от вас исполнительности, дисциплинированности и выполнения этих несложных условий. Всё ясно?

Дождавшись двух утвердительных кивков, капитан велел им следовать за ним.

— Краевский, сейчас вы нужны мне в машинном отделении. Ваш предшественник оставил вам много работы. Мисс Янсен, ваши рекомендательные письма я посмотрю позже.

— Чайку за знакомство? Или чего покрепче? — подмигнул Кларе шотландец.

— Уильям, тебе нечего делать? — окликнул его капитан. — Нам ещё в город идти.

— Виноват.

— Лайош!

На зов из ближайшей каюты появился худощавый, темноволосый молодой человек.

— Das ist unsere neue Dolmetscherin. Zeig ihr alles⁵, — велел ему Петерс, прежде чем уйти.

Когда они остались наедине, Лайош виновато улыбнулся Кларе.

— Извините, но по-английски я пока говорю с ужасным акцентом, а венгерским вы вряд ли владеете.

— Ничего страшного, акцентом меня не напугать, — Янсен быстро перешла на немецкий. — Будем знакомы. Клара Янсен.

— Лайош Рейтэ, штурман, — венгр подхватил её чемодан и направился к двери следующей каюты.

— Я и сама могу...

— Если б капитан искал кого-то, чтобы таскать тяжести, то нанял бы ещё одного верзилу вроде Уильяма. Ваше новое жилище, — Лайош распахнул дверь и поставил чемодан рядом с койкой. — Тесновато, зато полностью в вашем распоряжении, и клопов нет. Кстати, бесплатный совет: никогда не жалуйтесь на отсутствие горячей воды. И Боже вас упаси назвать «Тишину» корытом в присутствии капитана.

— Учту.

— Отлично, — улыбка придавала симпатичному, остроносому лицу Лайоша совершенно плутовское выражение. — В каюте рядом живёт доктор Ливингстон, наш корабельный врач. Правда, он сейчас в отлучке, пошёл пополнять запас лекарств. Из лекарств у него всегда святая троица: хинин, морфин и пенициллин. Остальные проблемы он решает с помощью джина и скальпеля.

— Ой, — живое воображение тут же нарисовало Кларе картину в духе опытов доктора Франкенштейна.

— Шучу, он хороший человек, хоть и хирург. И лекарств у него побольше.

Штурман ухватил Клару за руку и, не теряя времени, повёл дальше.

— Вот тут наша кают-компания, — он обвёл рукой помещение, в центре которого стоял привинченный к полу стол. За столом сидел и пил чай ещё один член команды «Глубокой Тишины» — коренастый и смуглый, как цыган, юноша лет шестнадцати.

— Это Штефан Силиваш, — представил его Рейтэ. — Штефан, это Клара. Tanár⁶, — добавил он.

Юноша широко улыбнулся и пожал протянутую ему руку. Едва успел, поскольку Лайош уже тащил переводчицу дальше.

— Что вы ему сказали? — спросила Клара, едва поспевая за ним.

— Что вы учительница.

— Но я совсем не...

— Понимаете, Штефан говорит только по-румынски и более или менее сносно по-венгерски. По-английски уже полгода не может связать и двух слов и ужасно этого стесняется, поэтому почти всегда молчит. Туго у него с языками. Но вы могли бы подучить его да и меня тоже. Как-то неудобно, когда команда общается на трёх разных языках. Вот и ваша вотчина!

— Кухня?

— Вообще-то, это называется камбуз, — поправил венгр.

— На моём языке это называется кухня. Аркарт намекал, что придётся готовить на всю ораву, — вздохнула голландка.

— Кока у нас пока не было, так что готовим по очереди, но тут такое дело... — он почесал затылок. — Я умею готовить только картошку, Уильям умеет готовить картошку и подгоревшее мясо, капитан разве что кофе сварить может, а мамалыгой Штефана наверняка уже пытают Гитлера в аду. Ещё у нас есть тушёнка, которая всегда на один вкус, и рис, который слипается в непривлекательную массу, поэтому...

— Ясно, — махнула рукой Клара. — Но посуду мыть будете сами.

Лайош шутливо отдал честь.

— Соль, перец, чеснок — всё как у людей. Чая и кофе хватит до второго пришествия.

— Когда обед?

— Сложно сказать, — снова почесал затылок штурман. — У нас полный разнобой с едой. Капитан считает, что обедать надо в полдень. Доктор и Уильям — вечером. А мне, вообще, всё равно, лишь бы еда была.

— Значит, остановимся часах на трёх. Думаю, никто не обидится. А что внизу?

— Трюм. Туда складываем груз и всякую всячину. Так, может, чаю?

Горячая вода осталась после Штефана, и Клара быстро заварила ароматный индийский чай. После городской духоты и граничащего со страхом волнения от встречи с капитаном очень хотелось пить. Янсен мысленно отметила, что на корабле оказалось неожиданно чисто. Да, команда выглядела, как разношёрстное сборище одиночек и разгильдяев, но позаботиться о себе они были вполне способны, даже если ни один из них не умел прилично готовить.

— Далеко вы забрались от Венгрии, — заметила она, наполняя жестяные кружки.

— Люблю путешествовать, а корабль — это свобода.

— Свобода?

— Ага, — Лайош отхлебнул чаю и пристально посмотрел на собеседницу. — В наше время её здорово не хватает. Меня, например, в армию призвали в восемнадцать. В сорок первом году. Я там на четыре года застрял. Форма, муштра, строй, команды, поражение. Я даже ранен был. И приятного тут мало. Потом, казалось бы, всё закончилось. Но нет, теперь в Венгрии опять решают, кто главный. Помяните моё слово, у власти снова окажутся сволочи, которые станут указывать всем, как им жить. Но я так жить не хочу, мне четырёх лет вполне хватило, чтобы понять: ходить строем я не умею. Так что на родину я вернусь, когда там перестанут командовать, только, боюсь, не доживу.

— Хм... Так ведь здесь вами командует капитан.

— Да, только он мне за это ещё и платит неплохо.

От серьёзного разговора их отвлекло негромкое мурлыканье.

— А это Дрейк, главный после капитана, — Рейтэ подхватил с пола здоровенного рыжего кота с обкушенным ухом. — Наш герой. Я уже целую вечность не видел на корабле крыс.

— Какой симпатяга.

Тёзка знаменитого английского пирата и адмирала позволил Кларе почесать его за единственным ухом, сощурил зелёные глаза и блаженно заурчал.

— А вас не слишком мало? — между делом спросила голландка. — Понимаю, корабль невелик, но всё же... Тяжело, наверное, грузить всё самим и дежурить подолгу.

— Нанимать грузчиков прямо в порту гораздо дешевле, чем держать лишних людей на корабле. К тому же вахты распределены хорошо, все успевают поспать и поесть, — охотно пояснил Лайош. Он тоже погладил кота, однако угощать его не спешил, поэтому одноухий ветеран с достоинством удалился. — Особенно с тех пор, как мы научили Штефана придерживаться курса. Без присмотра его пока в рубке лучше не оставлять, но он быстро учится. С навигацией у него гораздо лучше, чем с языками. По правде сказать, команда у нас никогда не разрасталась больше, чем до девяти человек. Капитан быстро избавляется от ненадёжных людей, да и сработаться с ним может далеко не каждый. По мне, так семеро — в самый раз. В каюте по двое жить не надо, никто не мается от безделья и процент от выручки справедливый.

— Всегда всё сводится к деньгам, — нарочито удручённо вздохнула Янсен. — Как это низко!

— Да, бездна аморальности прямо-таки, — усмехнулся Рейтэ. — Только что-то никто пока не придумал, как без них обойтись. Так как насчёт ужина? Или позднего обеда... Сегодня, кажется, все забыли о еде. Уильям наверняка слопал в городе местных пауков, жуков или ещё какой-нибудь гадости, а мы тут голодные сидим.

— Что ж, посмотрим, что тут можно быстренько состряпать, — Клара размяла пальцы и скинула жакет. — Свежее мясо есть?

— Куры есть, ждут нового кока. Уильям их даже разделал.

— А рис? И приправы?

— Сейчас всё покажу.

* * *

На встречу с человеком, которому так приглянулась Alta silentia, что он решил воспользоваться услугами её команды, Уильям пришёл вместе с капитаном. Зачастую присутствие здоровенного шотландца у любого отбивало желание делать глупости и преподносить неприятные сюрпризы. Сегодня, однако, его присутствие было скорее символическим.

Светловолосый европеец в бежевом костюме ждал их за столом в уютном кафе в Белом городе, где раньше селились преимущественно англичане. Человек, представившийся как Генри Мор, обладал неброской, но располагающей к себе внешностью: средние рост и сложение, приятное, но вполне обычное лицо. Единственной запоминающейся деталью его облика были глаза: ярко-синие, внимательные, умные. И именно они заставляли людей вроде Аркарта ждать подвоха.

Уильяму этот англичанин здорово не понравился, как, впрочем, и большинство англичан, а потому он не спускал с него глаз.

— Мистер Мор, — капитан пожал руку потенциальному работодателю и сел напротив. Уильям устроился у стойки и взял себе джина.

— Добрый день, — поздоровался Мор. — Я заказал вам кофе, хотя, если предпочитаете пиво, оно тут тоже есть.

— Нет, спасибо. То, что здесь называют пивом, я предпочёл бы ни видеть, ни пить и ни комментировать.

— А ваш человек?

— Он сам о себе позаботится.

— Похоже, я ему не нравлюсь, — оглянувшись на угрюмого Аркарта, англичанин удивился настолько искренне, что капитан ему почти поверил.

— Ему, вообще, мало кто нравится. Так чем я могу быть вам полезен? — капитан оставил без внимания принесённый кофе и перешёл к делу, прежде чем у собеседника появилась возможность завести речь о погоде.

— Я хочу, чтобы вы взяли в Моулмейне⁷ пассажира и довезли его до Серанга. Это на Яве, в индонезийской части.

— Моулмейн находится в Бирме, а я везу груз в Австралию. С какой стати мне делать такой крюк с риском сорвать срок доставки?

— К примеру, потому что я заплачу вам сто тысяч фунтов стерлингов сейчас и ещё двести тысяч, когда вы доставите вашего пассажира на Яву.

— За такие деньги вы могли бы нанять кого угодно, — заметил голландец.

— Но мне нужны именно вы, капитан... — Мор выдержал многозначительную паузу, — ... Петерс.

— И почему же? — тон капитана не изменился, но посмотрел он на англичанина очень недобро.

— Ситуация сейчас сложная, даже опасная, я бы сказал. Вас же мне порекомендовали как человека надёжного и очень результативного.

— Могу я поинтересоваться, от кого исходят рекомендации?

— Это несущественно, — отмахнулся Мор. — По крайней мере, пока. Так что? Будь я на вашем месте, я не стал бы отказываться.

— Я не люблю игр втёмную, мистер Мор.

— Данная информация не имеет к делу прямого отношения.

С минуту капитан молча смотрел на англичанина. Тот невозмутимо выдержал его тяжёлый взгляд.

— Что ж, по рукам. Кто ваш пассажир и как мне его узнать?

— Он узнает вас сам. Просто будьте в Моулмейне через шесть дней. В полдень или к вечеру пассажир найдёт вас сам, — Генри Мор раскрыл сумку.

Деньги сменили хозяина, после чего капитан со старшим помощником покинули уютное кафе в чистом и престижном районе Калькутты. Капитан хмуро молчал, а Аркарт раздумывал, не выбить ли наглому англичанину пару-тройку зубов при следующей встрече, когда они получат вторую половину оплаты. Исключительно во имя высшей справедливости.

— Деньги деньгами, но я бы послал его к чёрту, — проворчал он.

— Я бы не стал, — хмуро ответил капитан.

— Думаете, он знает?

— Думаю, да. Но вот откуда?..

— Тем более не стоило соглашаться, — неприязнь Уильяма к Генри Мору начала возрастать в геометрической прогрессии. — Он мне сразу не понравился.

— Мне тоже, но нам нужны деньги, — скрипнул зубами капитан. — Даже если механик, которого ты нашёл, хорошо знает своё дело, нет никакой гарантии, что мы дотянем до Австралии. Двигатель долго не проработает, это ясно даже профану. Серьёзный ремонт «Тишине» может понадобиться когда угодно, а запчастей у нас нет, как и свободных денег. Как ни прискорбно, но придётся принять предложение Мора.

Тут Аркарту возразить было нечего. Зная принципиальность и гордый — иногда почти до безумия — нрав капитана, он понимал, что без крайней нужды тот не согласился бы на туманные условия Мора и рискованное путешествие от Моулмейна до Явы. Шотландец не мог представить себе обстоятельств, которые заставили бы капитана рискнуть кораблём. Alta silentia слишком много значила как для него, так и для всей команды.

* * *

Из машинного отделения Хенрик Краевский выбрался уже вечером, растрёпанный и с перепачканными по локоть руками. За то время, что он возился с двигателем, к нему успел заглянуть общительный штурман Рейтэ, от чьей помощи механик вежливо отказался. Через час Клара отправила к нему с кружкой чая паренька по имени Штефан, крайне плохо говорившего по-английски. Затем в машинное отделение забрёл большущий рыжий котяра, по-хозяйски осмотрелся и вновь оставил Хенрика наедине с двигателем и возмущением по поводу состояния последнего.

Когда Краевский поднялся в кают-компанию, команда «Глубокой Тишины» была уже в сборе, за исключением капитана и старшего помощника, а из камбуза тянуло тушёной курицей с чем-то пряным и аппетитным.

— А, ещё одно новое лицо на корабле, — сказал пока незнакомый Хенрику человек. — Джеймс Ливингстон, местный блюститель клятвы Гиппократа.

На фоне такой пёстрой компании, как экипаж «Глубокой Тишины», опрятный пожилой джентльмен в очках сильно выделялся. На вид ему было около шестидесяти, но выглядел он бодрым, подтянутым и вполне довольным жизнью.

— Хенрик Краевский, — в свою очередь, представился механик, торопливо вытерев чёрную от масла ладонь для рукопожатия.

— Jeszcze Polska nie zginęła, — усмехнулся доктор.

— Откуда вы...

— Армия Андерса, Иран. Я был военным врачом.

— Опасный человек, — вставил Рейтэ. — Как успехи, кстати?

— Ваш корабль плавал на голом энтузиазме, — хмыкнул Краевский. — Что творил ваш прежний механик, даже не представляю. Маслом, что ли, поливал? Грязь развёл, как в...

Капитан Петерс и Уильям Аркарт появились прежде, чем он успел развить мысль.

— Так что там с двигателем? — осведомился капитан первым делом.

— Разнос. Масло в камере сгорания и во впускном тракте, — коротко отчитался механик. — Небрежная эксплуатация, в общем. Пришлось перекрыть подачу топлива, всё основательно почистить и заменить поршневые кольца. Сколько протянет, точно сказать не берусь. Капремонт рано или поздно придётся делать, но пока двигатель будет работать, если не доводить его снова до такого состояния.

— Хорошо.

Хенрик как раз закончил вытирать масло с рук, когда сообразил, на что смотрят Лайош, капитан и доктор Ливингстон. То, о чём он почти позабыл за работой и разговорами о технике. Выколотый на предплечье номер, метка заключённого концлагеря. Доктор тактично отвёл взгляд, а Рейтэ негромко спросил:

— Ты, случайно, не коммунист?

— Нет, я еврей, — ровно ответил Краевский и прикинул, придётся ли ему теперь искать новую работу.

— Ну, слава Богу, а то я уж подумал...

— Вы тут коммунистов не любите, что ли?

— А за что их любить? — почти весело поинтересовался венгр.

— Эй, джентльмены! Мне кто-нибудь поможет или придётся одной всё таскать?! — голос Клары резко пресёк наметившуюся было политическую дискуссию.

Джентльмены охотно откликнулись на зов из камбуза, и через минуту еда и тарелки уже стояли на столе. От курицы поднимался ароматный пар, а рис оказался рассыпчатым и в меру разваренным. Посему первым произведённым на команду впечатлением Янсен могла по праву гордиться.

— Курицы вроде было больше, — спустя какое-то время Уильям озадаченно заглянул в опустевшую кастрюлю.

— Остальное я до завтра замариновала. Ничего не испортится, но перца будет много.

— Капитан, почему мы её раньше не нашли? — шотландец положил себе ещё риса. — Клара, выходи за меня замуж. Клянусь, я буду сам стирать носки.

— Не вздумай, — вмешался Лайош. — Он храпит так, что через стену слышно.

— Что, правда? Я вот ничего не слышал, — дурашливо возразил Уильям. — Кстати, на почтовой станции для тебя кое-что было, весельчак, — он вытащил из кармана слегка помятый конверт.

— От Мэри?! — просиял штурман.

— Дашь почитать? Ты же половину не поймёшь.

— Не дам, — Лайош перегнулся через стол и забрал у Уильяма конверт. — Мне доктор даст... э... das Wörterbuch. Правда?

— Словарь, — поправил Ливингстон.

— Отложи на завтра, — посоветовал капитан. — В пять утра мы отплываем в Бирму, так что вам всем следует выспаться.

— В Бирму? — переспросил доктор. — Но зачем?

— Пассажира там возьмём.

— Интересно, — оживился Рейтэ.

— Ничего интересного. Вряд ли это будет приятный человек.

* * *

Ветер дул с моря, унося прочь городскую духоту и портовое зловоние. В безлунном небе высыпали крупные яркие звёзды. Если долго всматриваться, могло показаться, что до них можно запросто дотянуться рукой. Хенрик облокотился на край борта, закурил и выпустил в темноту струйку дыма. На город, местами подсвеченный электрическими огнями, он не смотрел. Его взгляд был устремлён туда, где усеянное звёздами небо сливалось с отражавшей их водой. Туда, где Ганг вливался в Индийский океан.

Краевский жадно вдохнул солёный морской воздух и вдруг понял, что отчаянно хочет туда. Хочет, чтобы вокруг не было ни смрада, ни шума, ни многолюдья, а только бескрайний водный простор и небо над головой. И немногочисленная команда, которая, наконец, примет его безо всяких оговорок. Он очень остро ощутил, как устал постоянно думать о том, куда ещё ему податься — без дома, без семьи и с номером, навсегда наколотым на руке. Пусть решает этот мрачный капитан: в Австралию или в Бирму — неважно. Хенрик будет просто поддерживать двигатель в рабочем состоянии, не думая о том, что он снова где-то оказался чужаком. Ведь их здесь, похоже, полный корабль чужаков, на нашедших себе иного места под солнцем. Ради этого он с лёгкостью смирится с отсутствием горячей воды или с сухим законом на борту. В конце концов, он в жизни повидал такое, после чего просто отсутствие вшей и человеческая еда казались счастьем.

Рядом у борта остановился Лайош. Немного помялся, задумчиво почесал затылок.

— Извини, если я тебя задел, — сказал он наконец. — Просто я действительно не люблю коммунистов.

— Прямо до такой степени? — удивился Хенрик. Обычно при виде номера, который он так и не приучился прятать под спущенными рукавами, его спрашивали о национальной, а не идеологической принадлежности.

— Ага, до такой. У меня, вообще, проблемы с идеологиями. Уж больно много их авторы берутся решать за меня. Если б не они, я бы водил корабли по Дунаю, а не болтался тут с малярийными комарами и пауками размером с крыс.

Механик хмыкнул и достал из кармана мятую пачку сигарет. Вездесущие американские Lucky Strike.

— Будешь?

— Нет, мне доктор запретил.

— Чего вдруг?

— Астма, — пожал плечами Рейтэ. — Завораживает, да? — он кивнул в сторону теряющегося во тьме горизонта.

— Да.

— Видимо, это лучшая часть нашей работы. Капитан это называет свободным морем. Какой-то голландский умник давным-давно этот термин придумал.

— Гуго Гроций, семнадцатый век, — подсказала Клара, незаметно пристроившись рядом.

— Точно. Это значит, что в море каждый сам себе хозяин. Хорошая идея, по-моему.

— Да, неплохая, — кивнул Хенрик. — Клара, сигарету хочешь?

— Нет, у меня что-то голова болит. Перенервничала, наверное. Думала, капитан меня выгонит.

Ночную тишину внезапно разорвали звуки губной гармошки. Устроившись на носу корабля, Уильям наигрывал какую-то меланхоличную, но красивую мелодию.

— «Плач МакФерсона»⁸. Забыл предупредить, — сверкнул улыбкой Лайош. — Он любит помузицировать. Через неделю-другую вы станете без проблем узнавать все шотландские песни.

* * *

Как и обещал капитан, Alta silentia покинула порт Калькутты ровно в пять утра. Впереди простирался огромный Бенгальский залив, над которым ещё не посветлело небо, но капитана это как будто совсем не беспокоило, так уверенно он вёл корабль на юго-восток.

Работа на «Глубокой Тишине» обещала быть какой угодно, но только не скучной. Капитан пока не уточнял, зачем именно ему понадобился переводчик со знанием индонезийского, бирманского и английского. Явно не для того, чтобы заполнить пробелы в образовании команды, но Клара не торопила события, ограничившись деятельностью кока. Во-первых, главным для неё было покинуть Калькутту, где всё сложней и опасней становилось работать. Капитан предлагал неплохие деньги, а такой пёстрой компании она не видела с тех пор, как поляки освободили Бреду⁹. Во-вторых, она отвратительно себя чувствовала и ни за что не хотела показывать этого кому-либо, в особенности же капитану. Клара никогда прежде не страдала морской болезнью, и потому ей было невероятно обидно обнаружить её у себя теперь.

Часы шли. К одиннадцати капитана у штурвала сменил Лайош, а около полудня Клара зазвала Штефана в камбуз, чтобы тот помог ей с обедом. Не имея педагогического образования, она слабо представляла себе, как начать обучение чужому языку. Исходя из собственного опыта, она решила начать с бытовых тем: так она сама два года назад освоила бирманский. Юноша не возражал. От природы общительный, он жестоко страдал от невозможности разговаривать с большей частью команды и готов был буквально на всё, чтобы это преодолеть.

— Что делать надо? — спросила Янсен по-английски, указав на кастрюлю.

— Варить, — ответил Силиваш. — Пять и десять минут.

— Пятнадцать.

— Пятнадцать, — повторил он.

Клара улыбнулась, кивнула и принялась за курицу. Немного масла, и через двадцать минут будет готова.

Перед глазами вдруг всё поплыло, к горлу подступила тошнота. Голландка на секунду зажмурилась и встряхнула головой. Легче не стало. Стены камбуза сжимались, будто хотели раздавить её в тесной ловушке. «Это с непривычки», — мысленно уговаривала себя Янсен. Она действительно не привыкла к помещениям без окон.

— Клара... — Штефан не знал, как спросить, всё ли с ней хорошо, зато взгляд больших карих, как у щенка, глаз выражал крайнюю обеспокоенность.

— Последи за всем. Я сейчас вернусь, — выпалила она, не заботясь о том, понял ли он её слова, и выбежала из камбуза.

Клара уже почти ничего перед собой не видела, когда быстро прошла через кают-компанию, не обратив никакого внимания на удивлённого капитана. Ей дико хотелось на воздух. Она выскочила на палубу и остановилась у самого борта, жадно вдыхая солёный морской бриз.

Небо было ясным, без единого облачка. Лёгкий ветерок смягчал жару и играл с красно-бело-синим нидерландским флагом.

— Ты как? — окликнул её Уильям, единственный, кто оказался на палубе вместе с ней.

— Всё хорошо, — Клара глубоко вздохнула и вытерла рукавом вспотевшее лицо.

На несколько секунд ей и вправду показалось, что стало легче, а затем её согнуло и вырвало за борт. Вцепившиеся в край борта пальцы свело судорогой. Когда спазм прошёл, Клара попробовала выпрямиться, но её повело в сторону. Ноги стали как ватные. Аркарт мигом подбежал и не дал ей упасть.

— Всё хорошо... — продолжала лепетать Янсен и попыталась отстраниться, но руки её тоже слушались плохо. На глаза от стыда навернулись слёзы.

— Ничего себе «хорошо»! Да ты горишь вся, — не слушая бессвязных возражений, шотландец легко подхватил её на руки. — Эй, доктор!

На несколько минут сознание Клары помутилось совершенно. Она не знала, как попала к себе в каюту, и не слышала голосов вокруг. Наконец, из зыбкого тумана вынырнули круглые очки доктора Ливингстона, а секундой позже и его длинное лицо. Клара обнаружила, что сидит на своей койке, а доктор, взяв её за запястье и глядя на карманные часы, отсчитывает её пульс.

— Жар, тошнота, лихорадка, — перечислил он симптомы. — Голова болит? Суставы ломит?

— Да...

— Ясно.

— Там Штефан, — вспомнила вдруг Клара. — Я его одного оставила...

— Справится, — Ливингстон положил ей руку на плечо и решительно удержал на месте, благо много сил для этого не потребовалось. — Раздевайтесь и ложитесь в постель, мисс Янсен. Я принесу вам лекарство.

— Что со мной?

— Ничего особенного. Малярия.

Доктор вышел. Клара взялась непослушными пальцами за пуговицы на рубашке.

— Что там? — послышался из-за двери голос капитана.

Переводчице захотелось провалиться от стыда сквозь землю. Ну, или уйти в воду прямо сквозь днище корабля. Она всегда гордилась своей безотказностью и исполнительностью. Крепкое здоровье позволяло ей путешествовать и преодолевать почти любые трудности, но теперь оно так некстати её подвело. В первый же день! Останься у неё силы рассуждать логически, она поняла бы, что малярию, которой чудом избегала целых три года, подцепила ещё в Калькутте и всё равно свалилась бы — не здесь, так на берегу. Только там рядом вряд ли оказался бы хороший врач.

Шаги и голоса за дверью раздались снова, когда Клара уже забралась под одеяло.

— Капитан, это несколько радикально, — с укоризной сказал доктор.

— Лучше форсировать процесс. Будет здорова, когда проспится.

— Относительно здорова, — поправил англичанин.

Предварительно постучавшись, доктор снова зашёл в каюту. Капитан остановился в дверях и посмотрел на переводчицу. Осуждение или раздражение по его лицу прочитать было нельзя, но желание провалиться сквозь землю у голландки не исчезло.

— Наверное, придётся меня высадить, — понуро сказала Клара, поплотней закутавшись в одеяло.

— Не говорите глупостей, мы все переболели, — отрезал капитан, а доктор вручил ей таблетки и тёплую кружку.

— Что это? — она с подозрением присмотрелась к содержимому, определённо состоявшему не только из чая.

— Эм... — Ливингстон затруднился ответить.

— Чай, лимон и треть кружки джина, — подсказал капитан.

— Мне будет плохо.

— Напротив, вам будет хорошо, — едва заметно усмехнулся Петерс. — Пейте. Вы мне ещё пригодитесь, да и стряпня Штефана после вчерашнего станет слишком суровым испытанием, — добавил он прежде, чем уйти.

Янсен послушно проглотила две таблетки хинина и без дальнейших жалоб опустошила кружку. Одно хорошо: привкус желчи чай с джином смыл.

— Глупо вышло.

— Ничего глупого или постыдного в этом нет, — успокоил её Ливингстон. — Все когда-нибудь заболевают. Спите.

Оставшись в одиночестве, переводчица уронила отяжелевшую голову на подушку и стала ждать, когда подействует алкоголь. С высокой температурой и пустым желудком ожидание надолго не затянулось. Alta silentia мерно покачивалась на волнах, а вместе с ней покачивалась и Кларина койка. На сей раз это успокаивало, а не вызывало тошноту. Убаюканная качкой и джином, Клара Янсен погрузилась в сон.

Через час или два сознание предприняло слабую попытку вернуться к ней, так как что-то заскреблось под дверью. Голландка вспомнила, что не заперла дверь каюты, но не нашла в себе ни сил, ни желания подняться. Хотелось уйти обратно в уютный сон без сновидений. Щёлкнула ручка. Кто-то открыл дверь, впустил в каюту кота и снова тихо ретировался. Впрочем, Клара уже снова спала и не смогла оценить чужой тактичности. Дрейк же покрутился по каюте, затем вспрыгнул на койку, потоптался по одеялу и, наконец, устроился у переводчицы под боком.

* * *

Первые несколько часов плаванья Хенрик Краевский просидел в машинном отделении, с замиранием сердца следя за работой двигателя. Пусть остальной команде механик и показался человеком уверенным и спокойным, на деле же он безумно переживал за результат своей работы. Конечно, он не в первый и даже не в сто первый раз чинил вышедшую из строя технику, но на корабле впервые работал полностью самостоятельно. К счастью, все его знания оказались полезными, и изношенный двигатель «Глубокой Тишины» работал как часы. По крайней мере, пока его не слишком нагружали.

Из корабельной утробы механик вылез вполне довольный собой и как раз к обеду. Доктор Ливингстон тут же «обрадовал» его вестью о малярии на борту и вручил таблетку хинина для профилактики. Краевский мысленно посочувствовал переводчице и без нареканий воздал должное подгоревшей курице с комковатым рисом. Разница между тем, что вчера приготовила Янсен, и тем, что получилось у Силиваша, несомненно, чувствовалась, однако никто и не подумал упрекнуть румына. Всё равно лучше никто из них сделать не мог. Тем не менее Штефан сидел, пристыженно опустив глаза, и чувствовал себя явно не лучшим образом.

Хенрик решил, что юноша принимает всё слишком близко к сердцу. Он ещё не знал, что Силиваш считал себя вечным должником на корабле, куда его — не говорившего ни на английском, ни на немецком — взяли почти случайно, лишь потому, что капитану в Констанце срочно понадобился человек. Потом его оставили на борту только благодаря его абсолютной честности и исполнительности. За шесть месяцев Штефан прижился на корабле, стал понимать многое из того, что ему говорили, но его собственный английский так и остался на удручающе низком уровне. Таким образом, Клара Янсен, терпеливая, снисходительная к чужим ошибкам и знавшая о языках больше всех на «Глубокой Тишине», стала его последней надеждой. Даже не зная подробностей биографии румынского паренька, Краевский догадывался, что тот вряд ли получил хоть сколько-нибудь сносное образование. Если, вообще, получил хоть какое-то.

Под вечер капитан снова ушёл в рубку, а Лайош, вооружившись англо-немецким словарём, засел в кают-компании за перевод драгоценного письма.

— Вы в шахматы играете? — спросил механика доктор Ливингстон.

— Играю, — кивнул Краевский.

— Удачи, — сказал по-немецки Рейтэ, когда англичанин пошёл в свою каюту за доской. — У него ещё никто не выигрывал. Разве что с капитаном они доиграли до пата. Один раз.

Замечательно, подумал Хенрик. Ему был не чужд азарт, а в шахматы он уже давно не играл, хоть и любил эту игру. Стало интересно, действительно ли доктор так хорош или команда «Глубокой Тишины» просто никудышные игроки.

Ливингстон принёс доску. Она была уже старой, но владелец явно хорошо о ней заботился. Механик бросил монету, ему выпало играть чёрными.

— Мэри тут пишет, — вмешался вдруг Лайош, — что я должен успеть к ней до семнадцатого марта. Это какой-то особенный день?

— День святого Патрика. Твоя Мэри из ирландской семьи, — растолковал Ливингстон и взглянул на Краевского поверх очков. — Начнём?

— Начнём, — кивнул механик. — Кстати, как вы уживаетесь с Уильямом? Он же терпеть не может англичан.

— Во-первых, моя семья происходит из Шотландии, — доктор двинул вперёд пешку.

— А во-вторых?

— Во-вторых, он у меня в долгу, — лаконично объяснил он.

Они просидели за доской почти три часа, пока англичанин не поймал Хенрика на неудачном ходе. Тогда он легко загнал его короля в угол и поставил мат.

* * *

Следующий день сюрпризов не принёс. Море оставалось спокойным, а небо ясным.

После полудня команда тянула спички, чтобы решить, кому готовить обед в отсутствие кока. Счастливым обладателем короткой спички оказался Лайош, который безропотно принял свой нелёгкий жребий и поплёлся в камбуз чистить картошку. Даже оттуда ему было слышно, как Уильям с чувством исполнял «Старое доброе время»¹⁰. Звуки губной гармошки разносились над водой, противореча названию корабля. В какой-то момент скучающий штурман начал напевать.

— For auld lang syne, my dear, for auld lang syne, we’ll takе a cup o’ kindness yet, for auld lang syne...

— Знаешь слова? — негромко, но весело спросил женский голос.

У входа, прислонившись к стене, стояла Клара. Бледная, осунувшаяся и небрежно причёсанная, она выглядела откровенно нездорово, но зато её, похоже, больше не лихорадило.

— На Новый год в Дарвине¹¹ Уильям напился и горланил эту песню на весь порт. Дважды. Разве доктор разрешил тебе встать?

— Я и так проспала больше суток. Если