Everand Logo

Welcome to Everand!

  • Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

    Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

    My Life: Bilingual Edition (English – Russian)
    My Life: Bilingual Edition (English – Russian)
    My Life: Bilingual Edition (English – Russian)
    Ebook421 pages4 hours

    My Life: Bilingual Edition (English – Russian)

    By Anton Chekhov

    ()

    Read preview

    About this ebook

    Instead of memorizing vocabulary words, work your way through an actual well-written novel. Even novices can follow along as each individual English paragraph is paired with the corresponding Russian paragraph. It won't be an easy project, but you'll learn a lot.

    LanguageEnglish
    PublisherPublishdrive
    Release dateJun 21, 2018
    My Life: Bilingual Edition (English – Russian)
    Author

    Anton Chekhov

    Anton Chekhov was born in 1860 in Southern Russia and moved to Moscow to study medicine. Whilst at university he sold short stories and sketches to magazines to raise money to support his family. His success and acclaim grew as both a writer of fiction and of plays whilst he continued to practice medicine. Ill health forced him to move from his country estate near Moscow to Yalta where he wrote some of his most famous work, and it was there that he married actress Olga Knipper. He died from tuberculosis in 1904.

    Read more from Anton Chekhov

    Related to My Life

    Related ebooks

    Teaching Methods & Materials For You

    View More
    View More

    Related podcast episodes

    Related articles

    • Article

      My Funny, Angry Dad

      Mar 19, 2022

      My Funny, Angry Dad
      6 min read

    • Article

      Good Boy

      Sep 8, 2020

      I’ve always had a problem with introductions. To me, they don’t matter. It’s either you know me or you don’t—you get? If you don’t, the done. Simple. Kick me out of the house at fifteen—a main thing you need to know is that I am a hustler through and

      18 min read

    • Article

      It Takes Two

      Jul 18, 2020

      It Takes Two
      2 min read

    • Article

      The Lost Jewels

      Nov 28, 2018

      The Lost Jewels
      19 min read

    • Article

      To Live a Little

      Oct 3, 2022

      To Live a Little
      13 min read

    • Article

      Starbucks and Shipwrecks

      Jan 18, 2019

      Starbucks and Shipwrecks
      5 min read

    • Article

      Silver Hair and Silver Linings

      Feb 20, 2024

      Julia and I and our fishing buddies, Cory and Dan, were recently invited to Costa Rica to fish with Capt. John Adams aboard Griffin, one of our 65’s. Silly as it may sound, I had never been out upon the Pacific before. Those warm breezes and flat-cal

      5 min read

    • Article

      HESITATION Rejoice or Regret?

      Jul 12, 2021

      HESITATION Rejoice or Regret?
      9 min read

    • Article

      Hesitation

      Jul 12, 2021

      Hesitation
      9 min read

    • Article

      Maurice Hamilton’s alternative View

      Dec 15, 2022

      THE F1 SPEAKER BANGED HIS GAVEL ON an edition of English for Dummies with a bespoke carbonfibre cover. “Gentlemen, could I call this meeting to order? We have much to discuss and…” “A question, if you please, Mr Speaker,” interrupted the Head of Corr

      3 min read

    • Article

      The Art Of Small Talk

      May 26, 2023

      The Art Of Small Talk
      5 min read

    • Article

      … And Other Creatures

      Apr 12, 2017

      … And Other Creatures
      4 min read

    • Article

      Life In The past Lane

      Aug 27, 2021

      Life In The past Lane
      5 min read

    • Article

      Chuckles

      Apr 1, 2021

      A census taker in a rural area goes up to a farmhouse and knocks on the door. When a woman answers, he asks her the names and ages of her children. She says, “Let’s see now, there are the twins, Jabu and Jabulani, they’re 17. And the twins, Sonto and

      4 min read

    • Article

      SCARS On The SOUL

      Jan 12, 2020

      I’m standing in a fiercely lit changing room, waiting for Joao-from-Portugal to bring me smaller jeans and a bigger top. I used to think ‘Joao’ was a totally exotic name until I visited Lisbon and realised that every second man in Portugal is called

      2 min read

    • Article

      Kalahari CLOSET

      Jun 15, 2022

      Kalahari CLOSET
      4 min read

    • Article

      Ride With The Devil

      Jun 7, 2023

      Ride With The Devil
      4 min read

    • Article

      Oh, To Be Free

      Aug 2, 2021

      Oh, To Be Free
      8 min read

    • Article

      Why We Write

      Aug 12, 2020

      AND WHY WE STOP THIS kind of thing used to thrill me—a few dozen writers huddled in a dark bar, taking turns at the mic, hooting and cheering one another afterward. I could sense the way it felt to most of them—nourishing, holy, the air charged with

      7 min read

    • Article

      Funeral Crasher

      Oct 20, 2022

      Funeral Crasher
      4 min read

    • Article

      Exhaling

      Dec 7, 2021

      Around me are fifty or so men, in whose company I will sit and be silent for ten days. I eye them discreetly, wondering who among them is going through a crisis. Who, like me, has a family. Who’s single, who’s been dumped, who’s poor or unhappy. Who’

      52 min read

    Related categories

    Reviews for My Life

    0 ratings

    0 ratings0 reviews

    What did you think?

    Tap to rate

    Review must be at least 10 words

      Book preview

      My Life - Anton Chekhov

      Garnett

      I

      I

      THE Superintendent said to me: «I only keep you out of regard for your worthy father; but for that you would have been sent flying long ago.» I replied to him: «You flatter me too much, your Excellency, in assuming that I am capable of flying.»

      Управляющий сказал мне: «Держу вас только из уважения к вашему почтенному батюшке, а то бы вы у меня давно полетели» . Я ему ответил: «Вы слишком льстите мне, ваше превосходительство, полагая, что я умею летать» .

      And then I heard him say: «Take that gentleman away; he gets upon my nerves.»

      И потом я слышал, как он сказал: «Уберите этого господина, он портит мне нервы» .

      Two days later I was dismissed. And in this way I have, during the years I have been regarded as grown up, lost nine situations, to the great mortification of my father, the architect of our town. I have served in various departments, but all these nine jobs have been as alike as one drop of water is to another:

      Дня через два меня уволили. Итак, за всё время, пока я считаюсь взрослым, к великому огорчению моего отца, городского архитектора, я переменил девять должностей. Я служил по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как капли воды:

      I had to sit, write, listen to rude or stupid observations, and go on doing so till I was dismissed.

      When I came in to my father he was sitting buried in a low arm-chair with his eyes closed. His dry, emaciated face, with a shade of dark blue where it was shaved

      я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и ждать, когда меня уволят.

      Отец, когда я пришел к нему, сидел глубоко в кресле, с закрытыми глазами. Его лицо, тощее, сухое, с сизым отливом на бритых местах

      (he looked like an old Catholic organist), expressed meekness and resignation. Without responding to my greeting or opening his eyes, he said:

      (лицом он походил на старого католического органиста), выражало смирение и покорность. Не отвечая на мое приветствие и не открывая глаз, он сказал:

      «If my dear wife and your mother were living, your life would have been a source of continual distress to her.

       — Если бы моя дорогая жена, а твоя мать была жива, то твоя жизнь была бы для нее источником постоянной скорби.

      I see the Divine Providence in her premature death.

      В ее преждевременной смерти я усматриваю промысл божий.

      I beg you, unhappy boy,» he continued, opening his eyes, «tell me: what am I to do with you?»

      In the past when I was younger my friends and relations had known what to do with me: some of them used to advise me to volunteer for the army, others to get a job in a pharmacy, and others in the telegraph department; now that I am over twenty-five, that grey hairs are beginning to show on my temples, and that I have been already in the army, and in a pharmacy, and in the telegraph department, it would seem that all earthly possibilities have been exhausted, and people have given up advising me, and merely sigh or shake their heads.

      Прошу тебя, несчастный,  — продолжал он, открывая глаза,  — научи: что мне с тобою делать?

      Прежде, когда я был помоложе, мои родные и знакомые знали, что со мною делать: одни советовали мне поступить в вольноопределяющиеся, другие — в аптеку, третьи — в телеграф; теперь же, когда мне уже минуло двадцать пять и показалась даже седина в висках, и когда я побывал уже и в вольноопределяющихся, и в фармацевтах, и на телеграфе, всё земное для меня, казалось, было уже исчерпано, и уже мне не советовали, а лишь вздыхали или покачивали головами.

      «What do you think about yourself?» my father went on. «By the time they are your age, young men have a secure social position, while look at you:

       — Что ты о себе думаешь?  — продолжал отец. — В твои годы молодые люди имеют уже прочное общественное положение, а ты взгляни на себя:

      you are a proletarian, a beggar, a burden on your father!»

      And as usual he proceeded to declare that the young people of to-day were on the road to perdition through infidelity, materialism, and self-conceit, and that amateur theatricals ought to be prohibited, because they seduced young people from religion and their duties.

      «To-morrow we shall go together, and you shall apologize to the superintendent, and promise him to work conscientiously,» he said in conclusion. «You ought not to remain one single day with no regular position in society.»

      пролетарий, нищий, живешь на шее отца!

      И, по обыкновению, он стал говорить о том, что теперешние молодые люди гибнут, гибнут от неверия, материализма и излишнего самомнения, и что надо запретить любительские спектакли, так как они отвлекают молодых людей от религии и обязанностей.

       — Завтра мы пойдем вместе, и ты извинишься перед управляющим и пообещаешь ему служить добросовестно,  — заключил он. — Ни одного дня ты не должен оставаться без общественного положения.

      «I beg you to listen to me,» I said sullenly, expecting nothing good from this conversation.

       — Я прошу вас выслушать меня,  — сказал я угрюмо, не ожидая ничего хорошего от этого разговора.

      «What you call a position in society is the privilege of capital and education. Those who have neither wealth nor education earn their daily bread by manual labour, and I see no grounds for my being an exception.»

      «When you begin talking about manual labour it is always stupid and vulgar!» said my father with irritation.

       — То, что вы называете общественным положением, составляет привилегию капитала и образования. Небогатые же и необразованные люди добывают себе кусок хлеба физическим трудом, и я не вижу основания, почему я должен быть исключением.

       — Когда ты начинаешь говорить о физическом труде, то это выходит глупо и пошло!  — сказал отец с раздражением.

      «Understand, you dense fellow--understand, you addle-pate, that besides coarse physical strength you have the divine spirit, a spark of the holy fire, which distinguishes you in the most striking way from the ass or the reptile, and brings you nearer to the Deity! This fire is the fruit of the efforts of the best of mankind during thousands of years.

       — Пойми ты, тупой человек, пойми, безмозглая голова, что у тебя, кроме грубой физической силы, есть еще дух божий, святой огонь, который в высочайшей степени отличает тебя от осла или от гада и приближает к божеству! Этот огонь добывался тысячи лет лучшими из людей.

      Your great-grandfather Poloznev, the general, fought at Borodino; your grandfather was a poet, an orator, and a Marshal of Nobility; your uncle is a schoolmaster; and lastly, I, your father, am an architect! All the Poloznevs have guarded the sacred fire for you to put it out!»

      «One must be just,» I said. «Millions of people put up with manual labour.»

      «And let them put up with it!

      Твой прадед Полознев, генерал, сражался при Бородине, дед твой был поэт, оратор и предводитель дворянства, дядя — педагог, наконец, я, твой отец,  — архитектор! Все Полозневы хранили святой огонь для того, чтобы ты погасил его!

       — Надо быть справедливым,  — сказал я. — Физический труд несут миллионы людей.

       — И пускай несут!

      They don't know how to do anything else! Anybody, even the most abject fool or criminal, is capable of manual labour; such labour is the distinguishing mark of the slave and the barbarian, while the holy fire is vouchsafed only to a few!»

      Другого они ничего не умеют делать! Физическим трудом может заниматься всякий, даже набитый дурак и преступник, этот труд есть отличительное свойство раба и варвара, между тем как огонь дан в удел лишь немногим!

      To continue this conversation was unprofitable.

      Продолжать этот разговор было бесполезно.

      My father worshipped himself, and nothing was convincing to him but what he said himself. Besides, I knew perfectly well that the disdain with which he talked of physical toil was founded not so much on reverence for the sacred fire as on a secret dread that I should become a workman, and should set the whole town talking about me;

      Отец обожал себя, и для него было убедительно только то, что говорил он сам. К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался о черном труде, имело в своем основании не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю говорить о себе весь город;

      what was worse, all my contemporaries had long ago taken their degrees and were getting on well, and the son of the manager of the State Bank was already a collegiate assessor, while I, his only son, was nothing!

      главное же, все мои сверстники давно уже окончили в университете и были на хорошей дороге, и сын управляющего конторой Государственного банка был уже коллежским асессором, я же, единственный сын, был ничем!

      To continue the conversation was unprofitable and unpleasant, but I still sat on and feebly retorted, hoping that I might at last be understood. The whole question, of course, was clear and simple, and only concerned with the means of my earning my living; but the simplicity of it was not seen, and I was talked to in mawkishly rounded phrases of Borodino, of the sacred fire, of my uncle a forgotten poet, who had once written poor and artificial verses; I was rudely called an addlepate and a dense fellow.

      Продолжать разговор было бесполезно и неприятно, но я всё сидел и слабо возражал, надеясь, что меня, наконец, поймут. Ведь весь вопрос стоял просто и ясно и только касался способа, как мне добыть кусок хлеба, но простоты не видели, а говорили мне, слащаво округляя фразы, о Бородине, о святом огне, о дяде, забытом поэте, который когда-то писал плохие и фальшивые стихи, грубо обзывали меня безмозглою головой и тупым человеком.

      And how I longed to be understood!

      А как мне хотелось, чтобы меня поняли!

      In spite of everything, I loved my father and my sister and it had been my habit from childhood to consult them-- a habit so deeply rooted that I doubt whether I could ever have got rid of it; whether I were in the right or the wrong, I was in constant dread of wounding them, constantly afraid that my father's thin neck would turn crimson and that he would have a stroke.

      Несмотря ни на что, отца и сестру я люблю, и во мне с детства засела привычка спрашиваться у них, засела так крепко, что я едва ли отделаюсь от нее когда-нибудь; бываю я прав или виноват, но я постоянно боюсь огорчить их, боюсь, что вот у отца от волнения покраснела его тощая шея, и как бы с ним не сделался удар.

      «To sit in a stuffy room,» I began, «to copy, to compete with a typewriter, is shameful and humiliating for a man of my age. What can the sacred fire have to do with it?»

      «It's intellectual work, anyway,» said my father. «But that's enough; let us cut short this conversation, and in any case I warn you: if you don't go back to your work again, but follow your contemptible propensities, then my daughter and I will banish you from our hearts. I shall strike you out of my will, I swear by the living God!»

      With perfect sincerity to prove the purity of the motives by which I wanted to be guided in all my doings, I said:

       — Сидеть в душной комнате,  — проговорил я,  — переписывать, соперничать с пишущею машиной для человека моих лет стыдно и оскорбительно. Может ли тут быть речь о святом огне!

       — Все-таки это умственный труд,  — сказал отец. — Но довольно, прекратим этот разговор, и во всяком случае, я предупреждаю: если ты не поступишь опять на службу и последуешь своим презренным наклонностям, то я и моя дочь лишим тебя нашей любви. Я лишу тебя наследства — клянусь истинным богом!

      Совершенно искренно, чтобы показать всю чистоту побуждений, какими я хотел руководиться во всей своей жизни, я сказал:

      «The question of inheritance does not seem very important to me. I shall renounce it all beforehand.»

      For some reason or other, quite to my surprise, these words were deeply resented by my father. He turned crimson.

      «Don't dare to talk to me like that, stupid!»

       — Вопрос о наследстве для меня не представляется важным. Я заранее отказываюсь от всего.

      Почему-то, совершенно неожиданно для меня, эти слова сильно оскорбили отца. Он весь побагровел.

       — Не смей так разговаривать со мною, глупец!

      he shouted in a thin, shrill voice. «Wastrel!» and with a rapid, skilful, and habitual movement he slapped me twice in the face. «You are forgetting yourself.»

      When my father beat me as a child I had to stand up straight, with my hands held stiffly to my trouser seams, and look him straight in the face. And now when he hit me I was utterly overwhelmed, and, as though I were still a child, drew myself up and tried to look him in the face.

       — крикнул он тонким, визгливым голосом. — Негодяй!  — И быстро и ловко, привычным движением ударил меня по щеке раз и другой. — Ты стал забываться!

      В детстве, когда меня бил отец, я должен был стоять прямо, руки по швам, и глядеть ему в лицо. И теперь, когда он бил меня, я совершенно терялся и, точно мое детство всё еще продолжалось, вытягивался и старался смотреть прямо в глаза.

      My father was old and very thin but his delicate muscles must have been as strong as leather, for his blows hurt a good deal.

      Отец мой был стар и очень худ, но, должно быть, тонкие мышцы его были крепки, как ремни, потому что дрался он очень больно.

      I staggered back into the passage, and there he snatched up his umbrella, and with it hit me several times on the head and shoulders; at that moment my sister opened the drawing-room door to find out what the noise was, but at once turned away with a look of horror and pity without uttering a word in my defence.

      My determination not to return to the Government office, but to begin a new life of toil, was not to be shaken. All that was left for me to do was to fix upon the special employment, and there was no particular difficulty about that, as it seemed to me that I was very strong and fitted for the very heaviest labour.

      Я попятился назад в переднюю, и тут он схватил свой зонтик и несколько раз ударил меня по голове и по плечам; в это время сестра отворила из гостиной дверь, чтобы узнать, что за шум, но тотчас же с выражением ужаса и жалости отвернулась, не сказав в мою защиту ни одного слова.

      Намерение мое не возвращаться в канцелярию, а начать новую рабочую жизнь, было во мне непоколебимо. Оставалось только выбрать род занятия — и это не представлялось особенно трудным, так как мне казалось, что я был очень силен, вынослив, способен на самый тяжкий труд.

      I was faced with a monotonous life of toil in the midst of hunger, coarseness, and stench, continually preoccupied with earning my daily bread. And--who knows? --as I returned from my work along Great Dvoryansky Street, I might very likely envy Dolzhikov the, engineer, who lived by intellectual work, but, at the moment, thinking over all my future hardships made me light-hearted.

      Мне предстояла однообразная, рабочая жизнь с проголодью, вонью и грубостью обстановки, с постоянною мыслью о заработке и куске хлеба. И — кто знает?  — возвращаясь с работы по Большой Дворянской, я, быть может, не раз еще позавидую инженеру Должикову, живущему умственным трудом, но теперь думать обо всех этих будущих моих невзгодах мне было весело.

      At times I had dreamed of spiritual activity, imagining myself a teacher, a doctor, or a writer, but these dreams remained dreams. The taste for intellectual pleasures--for the theatre, for instance, and for reading--was a passion with me, but whether I had any ability for intellectual work I don't know. At school I had had an unconquerable aversion for Greek, so that I was only in the fourth class when they had to take me from school.

      Когда-то я мечтал о духовной деятельности, воображая себя то учителем, то врачом, то писателем, но мечты так и остались мечтами. Наклонность к умственным наслаждениям — например, к театру и чтению — у меня была развита до страсти, но была ли способность к умственному труду — не знаю. В гимназии у меня было непобедимое отвращение к греческому языку, так что меня должны были взять из четвертого класса.

      For a long while I had coaches preparing me for the fifth class. Then I served in various Government offices, spending the greater part of the day in complete idleness, and I was told that was intellectual work. My activity in the scholastic and official sphere had required neither mental application nor talent, nor special qualifications, nor creative impulse; it was mechanical. Such intellectual work I put on a lower level than physical toil; I despise it, and I don't think that for one moment it could serve as a justification for an idle, careless life, as it is indeed nothing but a sham, one of the forms of that same idleness.

      Долго ходили репетиторы и приготовляли меня в пятый класс, потом я служил по различным ведомствам, проводя бо́льшую часть дня совершенно праздно, и мне говорили, что это — умственный труд; моя деятельность в сфере учебной и служебной не требовала ни напряжения ума, ни таланта, ни личных способностей, ни творческого подъема духа: она была машинной; а такой умственный труд я ставлю ниже физического, презираю его и не думаю, чтобы он хотя одну минуту мог служить оправданием праздной, беззаботной жизни, так как сам он не что иное, как обман, один из видов той же праздности.

      Real intellectual work I have in all probability never known.

      По всей вероятности, настоящего умственного труда я не знал никогда.

      Evening came on. We lived in Great Dvoryansky Street; it was the principal street in the town, and in the absence of decent public gardens our _beau monde_ used to use it as a promenade in the evenings. This charming street did to some extent take the place of a public garden, as on each side of it there was a row of poplars which smelt sweet, particularly after rain, and acacias, tall bushes of lilac, wild-cherries and apple-trees hung over the fences and palings.

      Наступил вечер. Мы жили на Большой Дворянской — это была главная улица в городе, и на ней по вечерам, за неимением порядочного городского сада, гулял наш beau monde. Эта прелестная улица отчасти заменяла сад, так как по обе стороны ее росли тополи, которые благоухали, особенно после дождя, и из-за заборов и палисадников нависали акации, высокие кусты сирени, черемуха, яблони.

      The May twilight, the tender young greenery with its shifting shades, the scent of the lilac, the buzzing of the insects, the stillness, the warmth--how fresh and marvellous it all is, though spring is repeated every year!

      Майские сумерки, нежная молодая зелень с тенями, запах сирени, гуденье жуков, тишина, тепло — как всё это ново и как необыкновенно, хотя весна повторяется каждый год!

      I stood at the garden gate and watched the passers-by.

      Я стоял у калитки и смотрел на гуляющих.

      With most of them I had grown up and at one time played pranks; now they might have been disconcerted by my being near them, for I was poorly and unfashionably dressed, and they used to say of my very narrow trousers and huge, clumsy boots that they were like sticks of macaroni stuck in boats.

      С большинством из них я рос и когда-то шалил вместе, теперь же близость моя могла бы смутить их, потому что одет я был бедно, не по моде, и про мои очень узкие брюки и большие, неуклюжие сапоги говорили, что это у меня макароны на кораблях.

      Besides, I had a bad reputation in the town because I had no decent social position, and used often to play billiards in cheap taverns, and also, perhaps, because I had on two occasions been hauled up before an officer of the police, though I had done nothing whatever to account for this.

      К тому же в городе у меня была

      Enjoying the preview?
      Page 1 of 1