A Study In Scarlet: Bilingual Edition (English – Russian)

Obleykhov

PART I.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

CHAPTER I. MR. SHERLOCK HOLMES.

I. ШЕРЛОК ХОЛМС

IN the year 1878 I took my degree of Doctor of Medicine of the University of London, and proceeded to Netley to go through the course prescribed for surgeons in the army. Having completed my studies there, I was duly attached to the Fifth Northumberland Fusiliers as Assistant Surgeon.

Это было в 1878 году, когда я защитил при Лондонском университете свою диссертацию на степень доктора медицины. Пополнив мои познания в Нетлей (что необходимо для желающих делать карьеру военного врача), я поступил старшим помощником военного врача в пятый стрелковый Нортумберландский полк.

The regiment was stationed in India at the time, and before I could join it, the second Afghan war had broken out.

Полк этот находился в то время в Индии, и, прежде нежели я успел присоединиться к нему, началась вторая война с Афганистаном.

On landing at Bombay, I learned that my corps had advanced through the passes, and was already deep in the enemy’s country. I followed, however, with many other officers who were in the same situation as myself, and succeeded in reaching Candahar in safety, where I found my regiment, and at once entered upon my new duties.

Высадившись в Бомбее, я узнал, что мой полк уже перешел границу и находится в самом сердце неприятельской страны. Я присоединился к нескольким офицерам, которые были в таком же положении, как и я, и мы вскоре благополучно достигли города Кандагара. Там я нашел мой полк и немедленно же приступил к отправлению своих обязанностей.

The campaign brought honours and promotion to many, but for me it had nothing but misfortune and disaster. I was removed from my brigade and attached to the Berkshires, with whom I served at the fatal battle of Maiwand. There I was struck on the shoulder by a Jezail bullet, which shattered the bone and grazed the subclavian artery. I should have fallen into the hands of the murderous Ghazis had it not been for the devotion and courage shown by Murray, my orderly, who threw me across a pack-horse, and succeeded in bringing me safely to the British lines.

Для большинства участников кампании война представлялась в виде повышений и чинов, а на мою долю выпадали одни горести и болезни. Перемена должности заставила меня отправиться в Беркширский полк, с которым я и принял участие в роковой схватке при Мэйванде. Я был ранен в плечо осколком ядра. У меня раздробило ключицу, повредило соседние артерии, и, истекая кровью, я неминуемо попал бы в руки жестоких врагов, если бы не самоотвержение моего денщика Мюрайя. Он подхватил меня на руки, затем перекинул поперек седла пойманной им свободной лошади и доставил на английский перевязочный пункт.

Worn with pain, and weak from the prolonged hardships which I had undergone, I was removed, with a great train of wounded sufferers, to the base hospital at Peshawar. Here I rallied, and had already improved so far as to be able to walk about the wards, and even to bask a little upon the verandah, when I was struck down by enteric fever, that curse of our Indian possessions.

Измученный невыносимой болью, сильно ослабевший от различного рода лишений и неудобств военной жизни, я был отправлен в поезде для раненых в госпиталь в Пешавэре. Здесь я почувствовал себя значительно лучше и даже вскоре был в состоянии не только прогуливаться по палате, но и выходить на солнышко, на веранду. Но меня постигло новое горе. Я схватил болотную лихорадку, этот бич индийских владений.

For months my life was despaired of, and when at last I came to myself and became convalescent, I was so weak and emaciated that a medical board determined that not a day should be lost in sending me back to England. I was dispatched, accordingly, in the troopship «Orontes,» and landed a month later on Portsmouth jetty, with my health irretrievably ruined, but with permission from a paternal government to spend the next nine months in attempting to improve it.

Несколько месяцев я провел между жизнью и смертью. Наконец я почувствовал себя несколько лучше, и доктора решили отправить меня на родину в Англию. Я взял место на транспортном судне «Оронто» и спустя месяц уже высаживался в Портсмуте. Здоровье мое было навсегда подорвано. Благодаря отеческому отношению ко мне моего правительства я получил девятимесячный отпуск и в течение этого времени мог заняться восстановлением потерянных сил.

I had neither kith nor kin in England, and was therefore as free as air--or as free as an income of eleven shillings and sixpence a day will permit a man to be. Under such circumstances, I naturally gravitated to London, that great cesspool into which all the loungers and idlers of the Empire are irresistibly drained. There I stayed for some time at a private hotel in the Strand, leading a comfortless, meaningless existence, and spending such money as I had, considerably more freely than I ought.

Не имея ни пристанища, ни дела, я был свободен как воздух, или, вернее, я был свободен как тот, кто имеет всего-навсего пять рублей семьдесят пять копеек дохода ежедневно. И конечно, меня потянуло в Лондон, в это обширнейшее вместилище, куда несутся бесчисленные волны людские со всех сторон Англии, куда стремится всякий, не имеющий ни определенного занятия, ни намеченной цели.

На первых порах я нанял себе комнату в маленькой гостинице на Странде и некоторое время жил там, ведя совершенно бездеятельную и однообразную жизнь, стараясь экономить изо всех сил.

So alarming did the state of my finances become, that I soon realized that I must either leave the metropolis and rusticate somewhere in the country, or that I must make a complete alteration in my style of living. Choosing the latter alternative, I began by making up my mind to leave the hotel, and to take up my quarters in some less pretentious and less expensive domicile.

Вскоре состояние моих финансов начало беспокоить меня. Я встал перед выбором: или уехать куда-нибудь в глухую провинцию и там прозябать и скучать, или совершенно изменить образ жизни. Я выбрал второе и для начала решил перебраться из гостиницы на квартиру.

On the very day that I had come to this conclusion, I was standing at the Criterion Bar, when some one tapped me on the shoulder, and turning round I recognized young Stamford, who had been a dresser under me at Barts. The sight of a friendly face in the great wilderness of London is a pleasant thing indeed to a lonely man. In old days Stamford had never been a particular crony of mine, but now I hailed him with enthusiasm, and he, in his turn, appeared to be delighted to see me. In the exuberance of my joy, I asked him to lunch with me at the Holborn, and we started off together in a hansom.

В тот день, когда я принял такое решение, проходя по улице, я вдруг почувствовал, как чья-то рука легла ко мне на плечо. Обернувшись, я увидел юного Стэмфорда — моего помощника, когда я еще служил в госпитале в Барте. Для человека, находящегося в оглушительном водовороте Лондона, почитающего себя совершенно беспомощным и одиноким, один вид знакомого лица действует уже ободряюще. Прежде мои отношения к Стэмфорду никогда не были особенно близки, я не мог его назвать своим другом, но теперь я приветствовал его как брата, и он со своей стороны также казался в восхищении от встречи со мною. В порыве радостного чувства я пригласил его позавтракать к Гольборну, и через секунду мы уже усаживались с ним в нанятый мною фиакр.

В то время когда мы катили к ресторану, Стэмфорд всматривался в мое лицо и не мог скрыть изумления.

«Whatever have you been doing with yourself, Watson?» he asked in undisguised wonder, as we rattled through the crowded London streets. «You are as thin as a lath and as brown as a nut.»

I gave him a short sketch of my adventures, and had hardly concluded it by the time that we reached our destination.

«Poor devil!» he said, commiseratingly, after he had listened to my misfortunes.

 — Что за чертову жизнь вы вели за последнее время, Ватсон?  — спросил он меня наконец. — Вы исхудали, точно Кощей Бессметный и черны, как галка.

Я передал ему в нескольких словах последние события моей жизни. Как раз в это время экипаж остановился у дверей ресторана.

 — Бедный малый!  — сочувственно произнес Стэмфорд.

«What are you up to now?»

«Looking for lodgings.» I answered. «Trying to solve the problem as to whether it is possible to get comfortable rooms at a reasonable price.»

«That’s a strange thing,» remarked my companion; «you are the second man to-day that has used that expression to me.»

«And who was the first?» I asked.

«A fellow who is working at the chemical laboratory up at the hospital. He was bemoaning himself this morning because he could not get someone to go halves with him in some nice rooms which he had found, and which were too much for his purse.»

 — Ну а теперь вы что делаете?

 — В настоящее время я ищу квартиру, то есть стараюсь разрешить трудную загадку, а именно: мне надо более-менее комфортабельное помещение и за недорогую плату.

 — Странно,  — пробормотал мой собеседник,  — вот уже второй раз сегодня я слышу совершенно одни и те же слова от двух разных лиц.

 — Кто же другое лицо?

 — Молодой человек, занимающийся изучением химии в лаборатории. Сегодня он жаловался мне, что не может найти товарища, чтобы снять вместе хорошенькую квартиру, которую он высмотрел и слишком дорогую для него одного.

«By Jove!» I cried, «if he really wants someone to share the rooms and the expense, I am the very man for him. I should prefer having a partner to being alone.»

Young Stamford looked rather strangely at me over his wine-glass.

 — Господи!  — воскликнул я. — Если он ищет действительно кого-нибудь, кто пожелал бы разделить с ним квартиру и плату за нее, то я к его услугам. Я предпочитаю жить с товарищем, нежели один.

Стэмфорд поднял глаза от своего стакана и посмотрел на меня странным взглядом.

«You don’t know Sherlock Holmes yet,» he said;

 — Вы еще не знаете Шерлока Холмса.

«perhaps you would not care for him as a constant companion.»

«Why, what is there against him?»

«Oh, I didn’t say there was anything against him. He is a little queer in his ideas--an enthusiast in some branches of science. As far as I know he is a decent fellow enough.»

«A medical student, I suppose?» said I.

Может быть, вы не пожелаете иметь его постоянным своим товарищем?

 — Почему нет? Разве его можно в чем-нибудь упрекнуть?

 — О, я не хотел сказать ничего подобного. Но только он небольшой чудак, страшный фанатик по части некоторых явлений и наук. Но, насколько я его знаю, это прекрасный парень.

 — Студент-медик, без сомнения?

«No--I have no idea what he intends to go in for. I believe he is well up in anatomy, and he is a first-class chemist; but, as far as I know, he has never taken out any systematic medical classes. His studies are very desultory and eccentric, but he has amassed a lot of out-of-the way knowledge which would astonish his professors.»

«Did you never ask him what he was going in for?» I asked.

«No; he is not a man that it is easy to draw out, though he can be communicative enough when the fancy seizes him.»

 — Нет, и я даже не имею ни малейшего понятия о том, что он из себя представляет. Говорят, он очень силен в анатомии и в химии, но я прекрасно знаю, что он никогда не проходил медицинского курса. Он занимался науками крайне нескладно, даже, можно сказать, эксцентрично. Не обращая внимания на те науки, которые большинство людей старается изучить, он изучает совершенно другие и изучает так, что мог бы удивить профессоров.

 — Вы никогда не спрашивали его, к какой карьере он себя готовит?

 — Конечно нет, потому что это не такой человек, которого можно заставить говорить о себе. Хотя бывают случаи, когда ему приходит фантазия быть очень экспансивным и разговорчивым.

«I should like to meet him,» I said. «If I am to lodge with anyone, I should prefer a man of studious and quiet habits. I am not strong enough yet to stand much noise or excitement.

 — Я был бы очень рад встретиться с ним,  — сказал я,  — если мне приходится жить с кем-нибудь, я предпочитаю, чтобы это был человек занятой и спокойный в своих привычках. Я, как видите сами, еще не настолько окреп здоровьем, чтобы легко переносить шум и волнения.

I had enough of both in Afghanistan to last me for the remainder of my natural existence. How could I meet this friend of yours?»

«He is sure to be at the laboratory,» returned my companion. «He either avoids the place for weeks, or else he works there from morning to night. If you like, we shall drive round together after luncheon.»

«Certainly,» I answered, and the conversation drifted away into other channels.

Всего этого я имел достаточно в Афганистане, на мой век хватит. Когда же я могу познакомиться с вашим другом?

 — Он, вероятно, находится в лаборатории,  — ответил Стэмфорд. — Бывает, что он там работает целые дни и ночи, но бывает и так, что он туда носа не кажет в течение нескольких недель. Если хотите, то мы после завтрака наймем экипаж и отправимся туда.

 — Отлично,  — ответил я.

И мы заговорили о другом.

As we made our way to the hospital after leaving the Holborn, Stamford gave me a few more particulars about the gentleman whom I proposed to take as a fellow-lodger.

«You mustn’t blame me if you don’t get on with him,» he said; «I know nothing more of him than I have learned from meeting him occasionally in the laboratory. You proposed this arrangement, so you must not hold me responsible.»

«If we don’t get on it will be easy to part company,» I answered.

Во время переезда в госпиталь Стэмфорд сообщил мне еще некоторые сведения о моем будущем сожителе.

 — Не будьте на меня в претензии,  — сказал он,  — если не сойдетесь с ним. Я его мало знаю и встречал только несколько раз в лаборатории. Идея поселиться с ним вместе пришла ведь вам, и вы поэтому не делайте меня ответственным за последствия.

 — Если мы с ним не уживемся,  — ответил я,  — то нам будет нетрудно расстаться.

«It seems to me, Stamford,» I added, looking hard at my companion, «that you have some reason for washing your hands of the matter. Is this fellow’s temper so formidable, or what is it? Don’t be mealy-mouthed about it.»

«It is not easy to express the inexpressible,» he answered with a laugh.

Но, Стэмфорд,  — прибавил я, пристально глядя на него,  — мне кажется, что у вас есть особенные причины, что вы умываете руки наперед. Скажите, в характере моего будущего товарища действительно есть нечто, чего следует опасаться? Говорите откровенно, не будьте таким скрытным!

Стэмфорд расхохотался.

 — Дело в том, что чрезвычайно трудно объяснить необъяснимую вещь,  — сказал он.

«Holmes is a little too scientific for my tastes--it approaches to cold-bloodedness. I could imagine his giving a friend a little pinch of the latest vegetable alkaloid, not out of malevolence, you understand, but simply out of a spirit of inquiry in order to have an accurate idea of the effects. To do him justice, I think that he would take it himself with the same readiness.

 — Холмс, на мой взгляд, уж слишком тождествен с самой наукой, он сливается с нею, и вследствие этого, быть может, он и относится совершенно равнодушно ко всему остальному. И я думаю, что он был бы в состоянии испробовать на своем друге какой-нибудь только что открытый им яд не по злобе, а попросту, чтобы проследить его действие. Но, чтобы быть справедливым, я должен прибавить,  — и это мое искреннее убеждение,  — что он совершенно так же способен и сам подвергнуться добровольному подобному же испытанию.

He appears to have a passion for definite and exact knowledge.»

«Very right too.»

«Yes, but it may be pushed to excess. When it comes to beating the subjects in the dissecting-rooms with a stick, it is certainly taking rather a bizarre shape.»

«Beating the subjects!»

«Yes, to verify how far bruises may be produced after death.

Он с каким-то бешенством старается углубить науку, за которую принимается, и свои познания заключить в известные, математические точные формулы.

 — Я нахожу, что он прав.

 — Согласен, но таким образом можно дойти и до крайностей. Может, например, показаться очень странным, если кто-нибудь возьмет палку и начнет колотить препарированные части, находящиеся на анатомическом столе.

 — Что вы говорите!

 — Чистую правду. Он сделал подобную вещь однажды.

I saw him at it with my own eyes.»

«And yet you say he is not a medical student?»

«No. Heaven knows what the objects of his studies are.

Я видел собственными глазами. Кажется, он хотел знать, как действуют на труп удары палкой.

 — Но ведь вы говорите, что он студент-медик?

 — Нет. Один Бог знает цель его занятий и изучений.

But here we are, and you must form your own impressions about him.» As he spoke, we turned down a narrow lane and passed through a small side-door, which opened into a wing of the great hospital. It was familiar ground to me, and I needed no guiding as we ascended the bleak stone staircase and made our way down the long corridor with its vista of whitewashed wall and dun-coloured doors. Near the further end a low arched passage branched away from it and led to the chemical laboratory.

This was a lofty chamber, lined and littered with countless bottles.

Но вот мы и прибыли, и вы можете сами составить о нем какое угодно мнение.

Беседуя таким образом, мы повернули в переулок и прошли в маленькую дверь, находившуюся в боковом корпусе госпиталя.

Обстановка госпиталя не была чужда мне, и я не нуждался в проводнике, чтобы ориентироваться и найти дорогу. Я поднялся по широким каменным ступеням, от которых веяло холодом, и пошел по коридору с белыми стенами и отворяющимися налево и направо дверями, выкрашенными в темную краску. К коридору примыкал низенький сводчатый проход, ведущий в лабораторию. Это была громадная и очень высокая комната, сверху донизу заставленная флаконами и бутылями внушительных размеров.

Broad, low tables were scattered about, which bristled with retorts, test-tubes, and little Bunsen lamps, with their blue flickering flames. There was only one student in the room, who was bending over a distant table absorbed in his work. At the sound of our steps he glanced round and sprang to his feet with a cry of pleasure.

Широкие и низкие столы были расставлены по всей комнате там и сям, без всякого порядка. Реторты, ступки и бензиновые лампочки, на которых вспыхивало голубоватое пламя, сплошь загромождали все столы.

В глубине зала, наклонившись над столом и весь углубленный в свои занятия, сидел молодой человек. При шуме наших шагов он быстро поднял голову и бросился к нам, испустив восклицание триумфа и подсовывая под нос моего спутника стеклянную ступку.

 — Вот он, вот он, единственный во всем мире реактив, который осаждает гемоглобин!

«I’ve found it! I’ve found it,» he shouted to my companion, running towards us with a test-tube in his hand. «I have found a re-agent which is precipitated by hoemoglobin, and by nothing else.» Had he discovered a gold mine, greater delight could not have shone upon his features.

«Dr.Watson, Mr.Sherlock Holmes,» said Stamford, introducing us.

Я нашел его!  — воскликнул он.

И если бы он открыл залежи золотого песку, то вряд ли был бы более счастлив, нежели в настоящую минуту.

 — Доктор Ватсон, Шерлок Холмс,  — произнес Стэмфорд, представляя нас друг другу.

«How are you?» he said cordially, gripping my hand with a strength for which I should hardly have given him credit. «You have been in Afghanistan, I perceive.»

«How on earth did you know that?» I asked in astonishment.

«Never mind,» said he, chuckling to himself. «The question now is about hoemoglobin. No doubt you see the significance of this discovery of mine?»

«It is interesting, chemically, no doubt,» I answered, «but practically----»

«Why, man, it is the most practical medico-legal discovery for years.

 — Как поживаете?  — приветливо сказал мне Шерлок Холмс, пожимая мою руку с силой, которой нельзя было подозревать в нем на первый взгляд. — Вы, я вижу, возвращаетесь из Афганистана.

 — Каким образом вы можете знать?  — совершенно ошеломленный, воскликнул я.

 — Ну, это все равно!  — ответил он, улыбаясь своим мыслям. — В настоящую минуту меня более всего занимает гемоглобин и его реактив. Надеюсь, что вы понимаете все громадное значение моего открытия?

 — Несомненно, что это открытие очень полезно и важно в области химии, но с практической точки зрения...

 — Как! Да ведь это именно такое открытие, которое принесет громадную пользу в практической жизни! Подобного ему не было сделано в течение уже многих, многих лет.

Don’t you see that it gives us an infallible test for blood stains. Come over here now!» He seized me by the coat-sleeve in his eagerness, and drew me over to the table at which he had been working. «Let us have some fresh blood,» he said, digging a long bodkin into his finger, and drawing off the resulting drop of blood in a chemical pipette. «Now, I add this small quantity of blood to a litre of water. You perceive that the resulting mixture has the appearance of pure water. The proportion of blood cannot be more than one in a million. I have no doubt, however, that we shall be able to obtain the characteristic reaction.»

Разве вы не понимаете, что при помощи этого реактива мы будем безошибочно распознавать пятна, сделанные человеческой кровью? Подите-ка сюда!  — и в порыве радости и нетерпения он схватил меня за рукав и потащил к столу, за которым занимался. — Добудем сначала немного свежей крови...

Проговорив это, он сделал ланцетом разрез на своем пальце и взял каплю крови в тоненькую стеклянную трубку.

 — А теперь я опущу эту каплю крови в литр воды,  — продолжал он. — Заметьте, что вода сохранила совершенно такой же вид, какой имела и раньше. Кровь не составляет и миллионной части ее, и все-таки я не сомневаюсь, что при помощи моего реактива мы получим осадок.

As he spoke, he threw into the vessel a few white crystals, and then added some drops of a transparent fluid. In an instant the contents assumed a dull mahogany colour, and a brownish dust was precipitated to the bottom of the glass jar.

«Ha! ha!» he cried, clapping his hands, and looking as delighted as a child with a new toy.

Говоря таким образом, он опустил сначала в сосуд несколько прозрачных кристалликов, а затем влил туда же немного какой-то бесцветной жидкости. В один момент вся вода приняла цвет потемневшего красного дерева, а на дне сосуда появился коричневатый осадок.

 — Ха! Ха!  — восклицал Холмс, хлопая в ладоши с видом ребенка, которому предложили новую игрушку.

«What do you think of that?»

«It seems to be a very delicate test,» I remarked.

«Beautiful! beautiful! The old Guiacum test was very clumsy and uncertain. So is the microscopic examination for blood corpuscles. The latter is valueless if the stains are a few hours old. Now, this appears to act as well whether the blood is old or new. Had this test been invented, there are hundreds of men now walking the earth who would long ago have paid the penalty of their crimes.»

 — Что вы думаете об этом?

 — Думаю, что этот реактив редкой чувствительности,  — заметил я.

 — Чудесный реактив! Прямо чудесный! Получали и прежде осадок при помощи бакаута, но он очень слабый и несовершенный. Точно такой же слабый результат получался и от исследований кровяной капли под микроскопом, потому что состав крови сильно изменялся уже через несколько часов. А мое средство производит реакцию одинаково хорошо как свежей, так и старой, запекшейся крови. О! Если бы это открытие было сделано раньше, многие и многие сотни людей, совершивших преступления и спокойно разгуливающих теперь по белу свету, понесли бы заслуженное наказание.

«Indeed!» I murmured.

«Criminal cases are continually hinging upon that one point. A man is suspected of a crime months perhaps after it has been committed. His linen or clothes are examined, and brownish stains discovered upon them. Are they blood stains, or mud stains, or rust stains, or fruit stains, or what are they? That is a question which has puzzled many an expert, and why? Because there was no reliable test.

 — Вероятно,  — пробормотал я.

 — Ну да, конечно. Мы подошли к главной точке, на которую опирается в большинстве случаев искусство юридических расследований. Бывает так: человек совершил преступление, и только по истечении нескольких месяцев после его совершения на него падает подозрение. Осматривают его платье, белье, находят на них темные пятна; откуда они? Суть ли это пятна грязи, крови, ржавчины или попросту фруктового сока? На этом срезался не один эксперт, а почему? Потому что мы не имели в руках реактива, который бы действовал безошибочно.

Now we have the Sherlock Holmes’ test, and there will no longer be any difficulty.»

His eyes fairly glittered as he spoke, and he put his hand over his heart and bowed as if to some applauding crowd conjured up by his imagination.

«You are to be congratulated,» I remarked, considerably surprised at his enthusiasm.

«There was the case of Von Bischoff at Frankfort last year. He