Дети улиц (Deti ulic)

детей.

Беспризорник

Хильде Коттерил

Благодарю детей из класса Линн Хили начальной школы Добкрофт в Шеффилде, которые помогли мне советами и вдохновили своим энтузиазмом, а также Присциллу Ходжсон, Дебору Уолтерс, Майка Хиггинботтома, библиотеку «Бернардо», дом-музей Диккенса, Элсмирский портовый музей и библиотеку города Шеффилда — всех, кто помог мне своими знаниями

Расскажи мне свою историю, Джим

Джим Джарвис. Хотите узнать, кто это? Это я! Это мое имя. Единственное, что у меня есть, — это мое имя. И я отдал его этому человеку. Его зовут Барни или что-то в таком духе. Он мне как-то сказал, да я позабыл его, а спрашивать снова мне не хочется. «Мистер» — так я зову его в лицо, именно так. Но есть у меня в голове небольшой уголок, где его зовут Барни.

Он меня постоянно о чем-то спрашивает. Хочет узнать мою историю и постоянно мне об этом напоминает. Мою историю, мистер? Зачем вам понадобилось ее знать? Да там и рассказывать не о чем. А он смотрит на меня и молчит.

— Есть о чем, Джим, — говорит он. — Это совершенно особенная история. Встреча с тобой изменила мою жизнь, мальчик.

Забавно, правда? Потому что это ведь он, Барни, изменил мою жизнь.

Даже не верится, что мне так повезло, и это правда. Вот он я, с сытой и горячей едой в животе и еще с кучей всего, а он говорит такое. Я ношу одежду, которая приятно пахнет, и она, ко всему прочему, не дырявая, вот ни настолечко. И сижу я в этой комнате, где горит большой камин, и куча поленьев, которые можно подложить в него, чтобы он не потух. Остальные мальчики наверху, в большой комнате, где мы все спим, уютно устроились в своих подвесных койках. А на первом этаже сейчас только я да он, и больше никого.

Мне хочется рассмеяться, и я засовываю себе в рот кулак, чтобы не расхохотаться.

Барни бросает на меня укоризненный взгляд:

— Просто расскажи мне свою историю.

Мою историю! Что ж, ради такого дела я даже подбираюсь поближе к огню. Сажусь, обнимаю колени, закрываю глаза, чтобы не думать о том, как пляшут огоньки пламени и как тень от огня и моя тень ползут по стенам. Я отрешаюсь от звуков огня, который сопит, словно собака в крысиной норе. И мне даже кажется, что я слышу чей-то голос, очень нежный голос. Это голос женщины, разговаривающей с ребенком. Мне кажется, что она говорит со мной.

— Мистер, — шепчу я, чтобы не спугнуть голос. — Можно, я расскажу вам про маму?

1

Пирог за шиллинг

Джим Джарвис вприпрыжку шел вдоль дороги, ноги у него уже посинели от холода. Проезжавшие мимо повозки швыряли ему в лицо грязный талый снег, а несущиеся вперед кони поскальзывались и тормозили, когда возницы погоняли их кнутами. Наконец Джим понял, что пора, и бросился между повозок через дорогу. Небольшие лавки на темной улочке освещались желтым светом подвесных фонарей, и Джим перебегал от одного фонаря к другому, пока не оказался перед магазинчиком, который, собственно, и искал. В этой лавке продавали мясной пирог. На пороге ее топтались голодные мальчишки и тощие собаки, высматривая объедки. Джим проскочил мимо них, зажав в кулачке горячую, словно кусок угля, монетку. Он услышал, как в животе заурчало, когда в лицо ему ударил насыщенный запах горячей подливки.

Когда Джим вбежал в лавку, миссис Ходдер как раз пыталась подмести мокрый пол и раскладывала свежую солому.

— Можешь бежать обратно, — закричала она на него. — Сегодня я не стану жалеть маленьких мальчиков!

— Но я пришел купить пирог! — возразил ей Джим. И он заплясал на месте, разжимая и сжимая кулачок, отчего монета на его ладошке словно бы подмигивала торговке.

Выудив монетку из кулачка мальчишки, она надкусила ее.

— Где ты взял ее, козявка? — поинтересовалась она. — И прекрати приплясывать. У меня голова от тебя кружится, словно при качке на море!

Джим перепрыгнул на сухой клок соломы.

— В мамином кошельке. Она сказала, что это наш последний шиллинг, и я знаю, что это правда, потому что полез в кошелек и проверил. Так что дайте мне хороший пирог, миссис Ходдер, большой, и подливки побольше!

Он бежал домой, прижимая пирог к груди и согревая его сквозь тряпичную обертку. Кое-кто из стоявших снаружи мальчишек попытался поймать его, но вскоре они отстали в темных аллеях. Сердце Джима еще долго гулко стучало о ребра при мысли о том, что его могли поймать и отобрать пирог.

Наконец он пришел домой. В доме жило столько семей, что Джим удивлялся, как это пол и стены не обрушились под весом его обитателей и от всего того шума, что был внутри. Он взбежал по лестнице и ворвался в комнату, где жила его семья. Мальчик с трудом переводил дух от гордости и воодушевления.

— У меня пирог! У меня пирог! — запел он.

— Ш-ш-ш! — Его сестра Эмили сидела на корточках на полу, она резко повернулась к нему. — Мама уснула, Джим.

Лиззи вскочила и подбежала к нему, подталкивая его к огню, чтобы можно было расстелить на каменной плите тряпку с пирогом. Отламывая куски пирога, они макали их в густую подливку.

— А как же мама? — поинтересовалась Лиззи.

— Она не захочет, — заявила Эмили. — Она никогда не ест.

Лиззи оттолкнула руку Джима, когда он потянулся за новым куском.

— Но подливка может пойти ей на пользу, — предположила она. — Хоть чуть-чуть. Хватит лопать так быстро, Джим. Пусть мама возьмет кусочек.

Она повернулась к постели, на которой лежала их мать, и потянула на себя потрепанное одеяло.

— Мам, — прошептала она. — Попробуй кусочек. Пирог просто чудесный!

Лиззи поднесла к губам матери смоченный в подливе пирог, но та лишь покачала головой и отвернулась, закутываясь в плед.

— Я возьму! — сказал Джим, но Лиззи положила пирог на угол маминой постели.

— Возможно, она захочет позже, — предположила она. — Может быть, запах подбодрит ее.

— Я же вам говорила, — напомнила Эмили. — Она больше не хочет есть. Она так и сказала.

Джим на миг перестал есть, рука его замерла над новой порцией пирога на случай, если сестры решат отобрать его.

— А что с мамой? — спросил он.

— Ничего такого, — ответила Эмили. Она подбросила полено в огонь и наблюдала, как закручиваются вокруг него язычки пламени.

— Она устала, вот и все, — подсказала ей Лиззи. — Она просто хочет поспать, правда?

— Но она спала целый день, — удивился Джим. — И вчера. И позавчера.

— Просто ешь свой пирог, — заявила Эмили. — Ты слышал, что она сказала. Больше шиллингов в том кошельке нет, так что не думай, что после этого пирога будут другие.

— Она скоро поправится, — сказала Лиззи. — А потом сможет вернуться на работу. Для кухарок работы много. И мы выберемся отсюда. Вот что она мне сказала, Джим.

— Мы вернемся обратно в наш дом? — спросил Джим.

Лиззи отрицательно покачала головой:

— Ты же знаешь, что мы не можем вернуться туда, Джим. Нам пришлось переехать, когда умер отец.

— Ешьте свой пирог, — вмешалась Эмили. — Она хочет, чтобы нам было хорошо.

Но пирог остыл задолго до того, как дети расправились с ним. Они подтянули свою кучу тряпок поближе к огню и закутались в них вместе, Джим — между Эмили и Лиззи. Они слышали, как во всех комнатах дома бормотали и зевали люди. На улице выли бродячие собаки, по грязным от талого снега дорогам катились колеса повозок.

Джим лежал и не мог уснуть. Он слышал, как клокочет дыхание в горле матери, и по тому, как она крутилась с боку на бок, мальчик понимал, что она не спит. По тому, как лежали его сестры — напряженно и тихо, — он понимал, что они тоже не спят, прислушиваясь к ночным шорохам и дожидаясь, когда наступит новый день.

2

Человек с тростью

Должно быть, в конце концов они все же уснули, и следующее, что услышал Джим, это был звук тяжелых шагов, поднимающихся по лестнице, и постукивание трости по полу за дверью комнаты.

— Человек с тростью! — прошептала Эмили.

Прежде чем дети успели сесть, дверь распахнулась, впуская хозяина дома, стряхивающего с ботинок снег. Он сбросил с плеч плащ, разбрасывая по комнате снежинки, стряхнул его над очагом, и в воздух поднялись белые хлопья.

— Я стучал, — рявкнул мистер Спинк. — Но если лежебоки не отвечают, лежебок нужно поднять с постели.

Эмили и Лиззи тут же вскочили. Джим хотел было забраться под покрывало, но сестры схватили его и поставили на ноги. Теперь дети выстроились в ряд, закрывая собой мать.

Мистер Спинк убрал за уши пряди влажных от снега желтоватых волос и заглянул через их головы, пытаясь рассмотреть женщину. Дышал он хрипло.

— Померла она?

— Нет, сэр, не померла, — произнесла Эмили, и горло ей сдавил страх.

— Значит, заболела?

— Нет, сэр, и не заболела она, вовсе нет, — ответила девочка.

Джим удивленно поглядел на нее. Ему-то казалось, что мать очень больна, причем не первый день.

— Если она не мертва и не больна, то чего она разлеглась тут? Лежит под одеялами, словно леди какая, которой делать нечего! Прячется, может быть? Денежки пересчитывает? — Мистер Спинк оттолкнул детей с дороги, взметая плащом тряпки.

Мать детей лежала с закрытыми глазами, правда, веки у нее подрагивали. При свете дня Джим увидел, насколько она бледна, и сжал руку Лиззи.

— Не трогайте ее, сэр. Она очень устала, столько работала, — взмолилась Эмили. — Она скоро опять пойдет на работу.

По тому, как дрожал голос сестры, Джим понял, что она страшно напугана и ужасно храбра, раз разговаривает так с мистером Спинком.

— Что ж, если она работала, значит, может заплатить за комнату, и все мы будем счастливы! Поднимайся, женщина! — И он отодвинул тряпки в сторону серебряным набалдашником трости.

Лиззи опустилась на колени и помогла матери сесть.

— Где ваши деньги, миссис Джарвис? 

Мистер Спинк зажал свой плащ под мышкой и теперь стоял, засунув обе руки в карманы и позвякивая лежавшими в них монетами, словно колокольчиками, — это была самая приятная на свете музыка для его ушей. Мужчина заметил валяющийся на полу кошель и пристально поглядел на него, затем наклонился к Джиму, который испуганно отпрянул от его хриплого дыхания.

— Я старый человек и наклоняться не буду. Подними этот кошель, сынок.

Джим нагнулся, поднял кошель и протянул его мистеру Спинку, но мужчина лишь грозно сверкнул глазами.

— Он пуст, сынок? Пуст? — Он произнес это таким тоном, будто не верил своим словам. Затем мужчина обвел взглядом комнату и увидел у очага тряпку, в которой вчера Джим принес пирог, — на ней виднелись крошки и пятна от подливы. Он отшатнулся, словно увиденное поразило его, а затем перевел взгляд на детей и их мать.

— Вы ели пирог вчера вечером?

Девочки молчали.

— Ели, сынок?

— Да, — прошептал Джим.

— И что, это был чудесный мясной пирог, такой горячий, да с подливой?

— Я не знаю.

Горло Джима сдавило, словно в нем застрял кусок пирога, который никак не удавалось проглотить. Мальчик поглядел на Эмили, которая стояла, сжав губы с такой силой, что они превратились в узкую полоску, на Лиззи, которая сидела, качая головой, так что волосы падали на лицо девочки, пряча его ото всех. Посмотрел на мать, бледную и молчаливую.

— Я купил его, — выкрикнул он. — Это был последний мамин шиллинг, но я купил пирог.

Он услышал, как Эмили негромко вздохнула у него за спиной.

Мистер Спинк кивнул.

— Денег нет. — Он снова кивнул, и на миг Джиму показалось, что он поступил правильно, сказав о том, что пирог был куплен на последний мамин шиллинг.

Мистер Спинк вынул из кармана свою потную руку и взял у Джима кошель, засунул в него пальцы, а когда ничего не обнаружил, уронил его на пол и отпихнул в сторону тростью. Затем достал из кармана шелковый платок, развернул его, вытер волосы и лицо, потом как следует высморкался.

— Вот так-так! — произнес он, снова сильно высморкавшись. Джим украдкой бросил взгляд на Эмили, но та не смотрела на брата. — Нет денег — нет арендной платы. — Мистер Спинк снова прочистил нос. — Нет арендной платы — нет комнаты, миссис Джарвис.

— Но нам больше некуда идти, — сказала мать Джима так тихо, что мистеру Спинку пришлось перестать прочищать нос и наклониться, чтобы услышать ее слова.

— Мам, — произнес Джим, — а разве мы не можем вернуться в наш дом? Мне там нравилось больше.

Мистер Спинк расхохотался, и Джиму снова на миг показалось, что он все сказал правильно.

— Когда вы приползли ко мне год назад, вам это место очень нравилось, если я не ошибаюсь. Но если ваш дом подходит вам больше, то ищите своего отца, и пусть он за него платит. Вы можете это сделать?

Джим покачал головой, судорожно сглотнув. Горло снова сдавило.

— Мы здесь вполне счастливы, — сказала мать Джима. — Дайте нам еще немного времени, и мы заплатим за аренду комнаты. Девочки мне помогут.

Мистер Спинк сложил платок и засунул его в карман.

— Я уже все решил, миссис Джарвис. Есть семья, которая хочет въехать сюда сегодня же вечером. Их восьмеро — разве они не заслуживают того, чтобы иметь дом прямо сейчас? И самое главное — они могут мне за него заплатить!

Он набросил на плечи плащ и вышел из комнаты, а семейство осталось в тишине, слушая, как шуршит его плащ и стучит трость по полу, приближаясь к следующей двери.

Холодея от ужаса, Джим наблюдал, как его сестры медленно ходили по комнате, собирая вещи. У них не было мебели, хотя, когда они грузили вещи на повозку, покидая свой дом, казалось, что их очень много. Но постепенно все, что можно было продать, продали, а остальное пошло на дрова.

— Бери свою лошадку, Джим, — сказала Эмили, показывая на деревянную игрушку, которую отец вырезал Джиму на Рождество два года тому назад. — И можешь взять ботинки Лиззи. Они на нее уже маленькие.

Мальчик послушался. Пока еще ботинки были ему велики, чтобы носить, но он сгреб их в охапку, а лошадку положил между ними. Дети стояли в дверях, сжимая в руках узелки, пока миссис Джарвис завязывала чепец и закутывалась в шаль. Она двигалась медленно и бесшумно, словно спрятала все свои мысли глубоко внутри и теперь опасалась их разбить. Наконец она собралась. Окинула взглядом пустую комнату. Снег перестал идти, и в окно светило бледное солнце.

— Мам… — позвала Эмили.

Миссис Джарвис внимательно поглядела на дочь.

— Уже иду.

— Но куда мы пойдем?

— Я найду для нас дом, — отозвалась мать. — Не волнуйся.

3

Рози и Джудд

В это утро миссис Джарвис использовала почти все оставшиеся у нее силы. Она повела детей прочь из трущоб, где они прожили последний год. Они шли по улицам, пока наконец не оказались в гораздо более тихой части города, где дома были большие и красивые. Миссис Джарвис прислонилась к каким-то перилам, чтобы отдохнуть. Эмили присела рядом, с любопытством глядя на мать.

— Теперь, мои дорогие, все зависит от вас, — сказала детям миссис Джарвис. — Я собираюсь отвести вас в дом, где когда-то работала, только вы должны вести себя хорошо. Обещаете мне это?

— Мам! Конечно, обещаем, — ответила за всех Эмили.

Миссис Джарвис кивнула.

— Да. Вы у меня всегда ведете себя хорошо, — сказала она. — Хоть что-то в этой жизни я сделала правильно.

В окне у них за спиной запел зяблик. Он сидел в небольшой клетке и мог лишь запрыгнуть с пола на тоненькую жердочку, а затем снова соскочить на пол — прыг-прыг, скок, вверх и снова вниз.

— Послушайте эту птицу, — сказал Джим.

— Они поют, когда находятся в одиночестве, — сказала ему Эмили. — Он поет, потому что зовет подругу.

— Бедняжка! — сказала Лиззи. — Поймали тебя в клетку.

— Нам пора идти, — сказала мать. — Я хочу познакомить вас с единственной подругой, которая есть у меня на свете. Ее зовут Рози. Вы слышали, как я говорила о Рози из Большого дома?

Дети согласно закивали. Когда-то давно их мать работала на кухне его светлости, но до сих пор продолжала рассказывать истории о тех временах.

— И если Рози нам не поможет, — вздохнула она, — то не поможет никто.

Эмили помогла матери подняться, и они медленно пошли дальше, останавливаясь, когда мимо проносились кареты.

Когда они наконец дошли до Большого дома, миссис Джарвис настолько устала, что присела отдохнуть на ступенях. Дети глазели на высокое здание.

— Мы будем здесь жить? — спросила Лиззи.

— Он слишком величественный для нас, Лиззи! — одернула сестру Эмили. Несмотря на то что ей было всего десять лет, она знала, что такая семья, как их, не может жить в столь роскошном доме.

Джим тем временем не сводил глаз с того, что увидел наверху лестницы, у самой входной двери. Это была скребница в форме головы пса. Огромная пасть собаки была разинута, чтобы люди могли счищать грязь с ботинок о зубы животного.

— Я никогда не поставлю туда ногу, — заявил он. — Даже в ботинках Лиззи, ни за что. Она схватит меня за ногу и откусит пальцы.

Отдохнув, их мать снова подхватила узелок и повела детей по ступенькам, ведущим к цокольному этажу здания. Она прислонилась к двери — силы оставили ее.

— Будьте хорошими детками, — пробормотала она, обращаясь к ним, и подняла молоточек.

Они услышали приближение быстрых шагов. Миссис Джарвис наклонилась и поцеловала дочек в макушки.

— Да благословит Господь вас обеих, — прошептала она.

Эмили подняла на нее голову, внезапно испугавшись. Она как раз собиралась спросить мать, что происходит, когда дверь открылась и на пороге показалась высокая, обсыпанная мукой женщина в белом переднике. Закатанные рукава платья обнажали полные руки. Запястья ее были перепачканы тестом, а когда она развела руки, здороваясь, Джим увидел, что локти у нее красные и обсыпаны мукой.

— Энни Джарвис! — воскликнула женщина. — Никогда не думала, что увижу тебя снова! — Она обняла ее, обсыпая кусочками теста. — Ты ведь пришла не работу искать после стольких лет? Джудд была вне себя из-за поисков новой кухарки. Конечно, есть я, но мое тесто, как камень, из него можно соборы строить, и они не развалятся! Ох, отправит она меня обратно прислуживать наверху!

Говоря все это, Рози затащила миссис Джарвис и детей в кухню, поставила для них табуреты вокруг печи, а сама уселась на высокий стул, рассыпая еще больше муки. Она отодвинула в сторону большую миску для теста, поставила локти на стол, лучась смехом, но тут улыбка исчезла с ее лица. Рози протянула руку и коснулась лба подруги.

— Горячий! — Голос ее был мягким и встревоженным. — Ты такая горячая, Энни, да еще и белее снега. — Она поглядела на притихших детей. — Тебя выставили, верно?

Миссис Джарвис утвердительно кивнула.

— Есть куда идти?

— Нет.

— И работать ты тоже не можешь, ты понимаешь это? В тебе не осталось сил на то, чтобы работать, Энни Джарвис.

У дверей звякнул колокольчик, и Рози вскочила и бросилась к плите.

— Боже, это за кофе, а я не сделала. Сейчас кто-то спустится, а вы быстренько прячьтесь под стол, понятно? — обернулась она к детям.

Колокольчик снова зазвонил.

— Слышу, слышу! — закричала она. — Его светлость и пяти минут подождать не может, пока я тут с подругой разговариваю?

Она снова бросила взгляд на миссис Джарвис, и лицо ее покрылось морщинками.

— Ну точь-в-точь моя сестра. Нет, он не может подождать. Его светлость никогда ничего не ждет.

Говоря это, Рози разливала кофе и молоко по кувшинчикам и расставляла их на подносе. Она вытерла обсыпанные мукой руки о передник, сняла его, надела чистый, а затем, спохватившись, налила немного кофе в чашку и пододвинула его к миссис Джарвис.

— Давай, — велела Рози. — Пей за весь тот хороший хлеб, который ты для него пекла. — И она побежала к двери, в руках у нее дребезжал поднос; женщина остановилась, чтобы открыть, когда колокольчик зазвонил снова. — Тебе остался только один дом, Энни. Работный дом! И да поможет тебе Господь!

Стоило Рози выйти из комнаты, чтобы отнести кофе наверх, как Джим соскользнул со своего табурета и подбежал к матери. Та пила кофе мелкими глотками, держа чашку обеими руками.

— Мы ведь не пойдем в работный дом, мам? — спросила у нее Эмили.

Детям уже доводилось слышать ужасающие истории о работных домах. Старики говорили о них со страхом и ненавидели их так, словно они были хуже любого ада на земле. Им доводилось слышать о людях, которые когда-то пошли туда и которым пришлось остаться там до конца жизни. Люди умирали там. Многие предпочитали спать на улицах и в полях, нежели пойти в работный дом. Девочки в немом ужасе застыли рядом с матерью.

— Помоги Рози с хлебом, Эмили, — предложила миссис Джарвис, теперь голос ее звучал более уверенно и твердо. — Это будет правильно: Рози будет рада, и его светлость тоже оценит твой труд!

Эмили сделала то, что ей велели. Вымыла руки в кружке с водой, стоявшей рядом, влила опару в миску с мукой. Спустя несколько минут вернулась Рози. Женщина поднесла палец к губам и кивнула головой в сторону лестницы.

— Я попросила Джудд спуститься! — произнесла она.

На лестнице послышалось шуршание длинной юбки, и в кухню вошла строгая экономка. Джим попытался было скользнуть под стол, но она остановила его обутой ногой.

Она направилась прямо к миссис Джарвис и остановилась, уперев руки в бока и глядя на нее сверху вниз.

— Рози сказала мне, что тебе худо, Энни Джарвис, — заявила она. — И вынуждена признать, что так оно и есть.

— Я пришла не затем, чтобы доставить вам неприятности, Джудд, — ответила миссис Джарвис. — И прошу прощения, что оторвала вас от работы. Я просто пришла попрощаться с вами и Рози, потому что вы всегда были добры ко мне.

— Я всегда была добра к тебе, потому что ты делала свою работу хорошо, а это самое главное, — фыркнула Джудд. Она заглянула через плечо Эмили, когда девочка бросила большой кусок теста на стол и принялась мять его руками. Рози встала за ней и хлопнула в ладоши, на лице читалось восхищение, словно Эмили творила какое-то волшебство и она опасалась прервать заклинание. Все три женщины молча смотрели на Эмили.

— А ты умеешь готовить, верно? — наконец спросила Джудд у Эмили.

— Она готовит так же хорошо, как и я, — ответила мать Джима. — Еще она может скоблить пол, бегать с поручениями. Может спать на полу в кухне и не занимать комнату.

— Ей не нужно будет платить, — вставила Рози. — Она станет настоящим спасением, Джудд.

Эмили разровняла, а затем скатала тесто руками, она растягивала его и снова складывала, каждой клеточкой своего тела прислушиваясь к тому, что говорили женщины у нее за спиной.

— Но я ничего не могу сделать для другой девочки, — вздохнула Джудд.

— Джудд, у меня есть сестра, она кухарка в Санбери. Может быть, она даст ей шанс, — предложила Рози. Она стояла на цыпочках, как маленькая девочка, сложив руки за спиной, во взгляде читалась мольба. — Если бы вы только разрешили Лиззи поночевать здесь с Эмили до воскресенья, я отвела бы ее к Молл.

— Я знать не знаю, что они здесь, Рози. Если его светлость узнает, все мы очутимся в работном доме. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Я не знаю, что они здесь, эти девочки.

Джудд выплыла из комнаты, а ее прямая спина и чеканный шаг напоминали им о том, что она никогда не видела этих девочек в кухне. Они услышали, как открылась дверь, как ее шаги застучали по лестнице, а затем стихли в отдалении.

— К сожалению, это все, что я могу сделать для тебя, Энни, — произнесла Рози.

— Это даже больше, чем я ожидала, — вздохнула миссис Джарвис. — Ты хотя бы спасла от работного дома моих девочек.

Пошатываясь, женщина встала.

— Нам пора идти, — обратилась она к Джиму. — Чтобы не подвести Розу, нам нельзя оставаться здесь дольше.

— Что ж, я оставлю вас, чтобы вы могли попрощаться, — сказала Рози, быстро коснулась плеча подруги и пошла в судомойню, на лице ее появились глубокие суровые морщины. Слышно было, как она гремит там кастрюлями, словно рассаживая целый оркестр.

Эмили вообще ничего не сказала — просто не смогла. Горло сдавило от боли. Она даже не могла посмотреть на мать и на Джима, лишь быстро обняла обоих и отошла к столу, села на табурет и обхватила голову руками. Лиззи попыталась повторить ее действия, но стоило миссис Джарвис коснуться рукой двери, которая вела на улицу, как она воскликнула:

— Забери нас с собой, мам! Не оставляй нас здесь!

— Не могу, — ответила ей мать, даже не обернувшись к дочери. — Благослови вас Господь. Это лучшее, что я могу для вас сделать. Да пребудет Господь с вами обеими.

Она взяла Джима за руку и быстро вывела за дверь. Джим не осмеливался даже взглянуть на нее. Невозможно было слушать звуки, которые она издавала сейчас, когда они вышли на улицу. Он поднял голову к небу, подставляя щеки снежинкам, чтобы их остудить. Мальчик не представлял себе, что будет с ним и с матерью, увидят ли они когда-нибудь снова Эмили и Лиззи. Он был напуган сильнее, чем когда бы то ни было в жизни.

4

Работный дом

Джим с матерью шли большую часть дня, но продвигались вперед очень медленно. Немного отдохнули у большой статуи человека на коне, но вскоре им вновь пришлось остановиться, чтобы миссис Джарвис зачерпнула воды из фонтана. И снова они шли вперед, то бредя, то останавливаясь, то бредя, то останавливаясь, — пока мать Джима не поняла, что больше не может сделать ни шагу. Она обняла Джима и прижала его голову к своему плечу.

— Да поможет тебе Господь, Джим, — сказала она.

Джим подумал, что она просто устала от долгой дороги и решила прилечь прямо на мостовой. Он устроился рядом с ней, радуясь возможности отдохнуть, — его одолевала усталость. Сквозь сон он слышал встревоженные голоса вокруг, напо­минавшие назойливых мух. Кто-то встряхнул его, и мальчик открыл глаза.

— Где ты живешь? — произнес чей-то голос.

Джим сел. Уже темнело. Вокруг толпились люди, некоторые стояли на коленях рядом с его матерью, пытаясь помочь ей подняться.

— Мы когда-то жили в отдельном доме, — сказал Джим. — У нас была корова и несколько кур.

— А где ты